Пять минут жизни

«Что ты делаешь?»

Я смутно сознавал, что хочу забрать рисунки и… что? Отправить их фото доктору Теи? Другому врачу? Специалисту получше, кто хоть что-то сделает с тем, что она заперта в пятиминутной петле времени?

Снаружи воздух был густым и липким; летнее солнце блестело в ясном голубом небе. У мусорного контейнера рядом со зданием я полез в мешок и схватил три или четыре рисунка Теи, свернул их в трубочку и сунул в задний карман. Затем связал мешок и бросил в бак.

– Что ты забрал, Джим?

Дерьмо…

Крышка бака упала, едва не попав мне по пальцам. С колотящимся сердцем я повернулся к нему спиной, глядя на приближающегося Алонзо.

– Н-н-ничего.

– Жарковато нынче для озноба. – Он склонил голову. – Нервничаешь? Покажи мне это «ничего».

«А сейчас ты потеряешь свою работу, придурок».

Я вдохнул, выдохнул и отдал ему свернутые рисунки.

Алонзо развернул бумагу и сунул сигарету в рот.

– Любишь искусство?

– Нет, сэр.

– Не расскажешь, почему решил стянуть рисунки мисс Хьюз из мусорной корзины?

Я выпрямился, скрестил руки. Раз он все равно собирался меня уволить, отчего бы не сказать правду.

– Неправильно их выбрасывать.

Он кивнул и снова свернул бумаги.

– Садись.

Я опустил руки и последовал за ним к скамейке, обращенной к западному крылу «Голубого хребта». Сверчки стрекотали и мелькали в высокой траве. Алонзо зажег сигарету.

– Цепочки слов, верно?

Я кивнул. Алонзо начал говорить, но тут какое-то движение наверху привлекло наше внимание. Тея появилась в окне своей комнаты. Она не посмотрела вниз, лишь положила руку на стекло и уставилась на лес, горы вдали.

– Ты не можешь так на нее смотреть, – сказал Алонзо.

Я вздрогнул и оторвал взгляд от Теи.

– Я не…

– И ты ничего не можешь выносить из санатория. Узнай об этом Делия Хьюз, на куски бы тебя порвала, без вопросов.

– Они явно важные, – тихо сказал я. – Эти цепочки.

– Это не твое дело, сынок. Мы уже это обсуждали. Она не такая, как ты или я. Она выглядит красивой. Здоровой. Она много улыбается. Но у нее поврежден мозг. Поврежден. Мозг.

Я вздрогнул.

– Я знаю.

– Правда? – Алонзо склонил голову. – Ты читаешь ее каракули, будто секретный код. Ты смотришь на нее, будто есть какая-то надежда.

– Надежда?..

– Шанс, что ей станет лучше.

– Разве мы не хотим этого для наших пациентов?

Алонзо прищурился.

– Хотим, но я тебе сказал: лучше им не станет. Мисс Хьюз не поправится. Ни сегодня, ни завтра. Ни через десять лет. Доктора изучили ее случай вдоль и поперек. Они видели это. – Он помахал рисунками. – Медицина бессильна.

Вес его слов как приговор навис над Теей. Ей двадцать три года, других проблем со здоровьем нет. Она может легко дожить до… семидесяти? Восьмидесяти? Еще шестьдесят лет в этом месте? Шестьдесят лет рисунков, знакомств и «сколько уже прошло»? И все это время каким-то образом зная, что она в ловушке без возможности выбраться?

Я даже не мог этого представить.

– Они ничего не могут сделать? – уточнил я. – Вообще ничего?

– У Алтеи Хьюз один из худших зарегистрированных случаев амнезии в истории, – ответил Алонзо. – Если бы можно было что-то сделать, ее доктора уже бы это сделали.

Я откинулся на скамейке.

– Она в ловушке.

Алонзо мгновение изучал меня, затем затушил сигарету и подобрал окурок.

– Осторожнее, сынок.

Я вскинул голову и встретился с ним взглядом.

– Я бы н-н-никогда…

– Никогда не будешь забирать ее личные вещи?

Он прав. Я веду себя как гребаный сталкер.

– Я разбираюсь в людях, – сказал Алонзо. – Неплохо умею их читать. Я подозреваю, что ты хороший человек, но это последнее предупреждение. Следи за собой и за своей надеждой. Следи за тем, чтобы не мечтал о выздоровлении мисс Хьюз как ради нее, так и ради себя.

Он вручил мне рисунки.

– Я так понимаю, ты знаешь, куда их деть?