Небесное служение. Пророк

Мэри берет его, но держит подальше от себя, как будто это ядовитая змея. Грейс достает из кармана брелок.

Мэри немедленно вскрикивает и роняет ожерелье.

Грейс улыбается.

– Извини, Мэри. Я случайно поставила его на максимальную мощность. – Она поднимает его и передает трясущейся девушке. – Возьми еще раз.

На этот раз, когда Грейс использует брелок, Мэри вздрагивает, но не издает ни звука.

– Спасибо. – Грейс забирает ожерелье и отпускает Мэри на место. – Как видите, эти ожерелья накажут любую Деву, которая нарушит правила. Я хочу, чтобы вы помнили волю Пророка, когда…

– Я хотела бы продолжить. – В ровном голосе Мириам звучит раздражение.

Я испытываю удовлетворение от того факта, что в присутствии Мириам Грейс больше не альфа. Грейс бросает на нее острый взгляд, но кивает и отступает, а Мириам продолжает:

– Потом, после церемонии зажжения костра, на которой Пророк принесет свое рождественское благословение, посетители «Небесного служения» разойдутся. Вот тогда и начнется ваше истинное испытание.

Я бросаю осторожный взгляд на Еву, но она, кажется, приросла к своему стулу и смотрит на Мириам с таким благоговением, которое может быть вызвано только ненавистью или страхом. Чем именно, не могу сказать.

– На церимонии будут присутствовать женихи. – Она приподнимает брови, как будто эта новость должна нас взволновать. – Мужчины проявят интерес к тем из вас, кого сочтут достойными. Зимнее солнцестояние – особое время года для Пророка. Вы поймете, что я имею в виду, на мероприятии. Я проинструктировала Грейс, как все вы должны быть одеты и подготовлены. С уважением относиться к Пророку – это верный способ полностью ему повиноваться.

Ее медовые слова не скрывают правды. Нас будут выставлять, как скот на мясном рынке. Я крепче сжимаю себя руками.

Она стоит и грациозно расхаживает взад и вперед, ее туфли на шпильке цокают о деревянный пол.

– Существуют определенные правила, которых Пророк ожидает от вас во время празднования. Вы не можете говорить, если к вам не обращаются. Вы не можете покидать место общего пользования. Женихи – особые гости, но им нельзя доверять. Она указывает на Деву в первом ряду.

– Ты, иди сюда.

Дева встает и подходит. Кажется, ее зовут Фиби.

Мириам подтягивает ее платье до бедер. Фиби не протестует.

– Женихи захотят забрать это у вас. – Она бьет Фиби между ног. – Это ваш самый священный дар. Если вы испачкаете его прикосновением любого мужчины, вы испачкаете себе душу. Пророк будет знать, и он будет судить вас.

Мой разум возвращается к тому, что чувствовал Адам внутри меня, заполняя каждую частичку меня, пока все, о чем я могла думать, был он. Мои бедра сжимаются. Но я не могу об этом думать. Не сейчас.

– Вы должны хранить это священным прежде всего. Пророк должен брать или отдавать, как он считает нужным.

«Ты имеешь в виду, что Пророк должен продать нашу невинность. Поклонник не купит то, что уже отнято».

Она опускает платье Фиби на место.

– Защитите свой драгоценный дар, иначе вам грозит наказание. Понимаете?

Мы киваем.

Она смотрит и толкает Фиби к ее месту.

– Я спрашиваю, вы понимаете?

– Да, – кричим мы потоком.

Она берет себя в руки и натягивает на лицо свою обычную улыбку.

– Хорошо. Я рада, что мы все на одной волне. А теперь я оставлю вас до конца ваших тренировок. – Она машет рукой, как участница конкурса красоты, когда выходит из комнаты, и мы все слишком потрясены, чтобы шептаться, когда начинается показ старинного видео о важности целомудрия.

Глава 6

Адам.

Желание захлестывает меня, пока я не иду по коридору общежития в комнату Далилы. Когда я распахиваю ее дверь, она подпрыгивает и скатывается на пол, дергая за платье.

Я так сильно хочу ее обнять, что вынужден остановиться и перевести дух. Если бы я сделал это – просто обнял ее, – мой отец увидел бы. И тогда он все поймет. Далила стала еще большей пешкой в его игре.

Оставаться спокойным – это худшая пытка, которую я когда-либо перенес, а я прошел через многое. Я сижу перед ней и просто смотрю. Когда я думаю о том, как она убегала от меня, я хватаюсь за край кровати. Когда я думаю о том, как я хотел ее отпустить, все внутри меня восстает.

– Адам? – От звука ее мягкого голоса что-то глубоко внутри меня начинает раскручиваться.

Я снова смотрю на нее. Темные круги портят кожу под глазами, щеки ввалились, а губы в нескольких местах потрескались. Худые запястья, сутулые плечи и желтоватая кожа говорят мне, как плохо было в доме священника.

– Что они сделали, ягненок? – Я провожу рукой по ее щеке и обнаруживаю, что она такая же теплая, как и всегда. – Что случилось после того, как ты сбилась с пути?

– Ты отвез меня в дом священника. – Ее голос становится резким.

– У меня не было выбора.

Я мог бы отпустить ее и убить приближающихся мужчин. Но мой разум играет на результат. В любом случае, она была бы схвачена, а я мертв или навсегда погребен в доме священника.

Она опускает взгляд, пряча от меня лицо. Я должен сказать ей, чтобы она смотрела на меня, следовала моим правилам, всегда делала то, что я говорю, и, самое главное, что любое дальнейшее неповиновение приведет к жестокому наказанию. Вместо этого я хочу прижать к себе эту раненую фею со сломанными крыльями. Блядь, я сошел с ума.

– На кровати. – Несмотря на то, что она уничтожена, моя кровь все еще дрожит при мысли о прикосновении к ней.

Она не сопротивляется, просто забирается на матрас и ложится на спину, даже раздвигает ноги, прежде чем я успеваю об этом сказать. Я не смотрю на нее там, несмотря на то, что мне велит страсть. Я ложусь на нее, балансируя на локтях и глядя ей в глаза. Они серые и непостижимые, и мне интересно, смогу ли я когда-нибудь заглянуть в них и увидеть всю ее.

– Ты не можешь попробовать что-то подобное снова. – Я говорю тихо. Возможно, Грейс и Пророк уже установили аудиоустройства в комнате Далилы.

– Я знаю.

Я просеиваю ее волосы между пальцами.

– Расскажи мне, что случилось в доме священника. – Мне нужно это знать, чтобы почувствовать, через что она прошла. Если бы я мог взять на себя ее пытки, я бы это сделал. Но мой отец не дал мне такой возможности. Он никогда не оставляет мне вариантов. – Я хочу знать.

– Разве ты не собираешься сначала мне угрожать? Может, ударишь меня ремнем? – Она начинает злиться.

– Я делаю это только тогда, когда это весело. – Я смотрю на нее. – Когда ты в таком состоянии, это все равно что убить муху базукой. Ярко, но неудовлетворительно.

– Ты засранец. – В ней снова появляется огонь, пламя, которое влекло меня с того момента, как я увидел ее.