Небесное служение. Дева

Старшая щелкает пальцами.

– Ты слушаешь, Далила? – Ее голос упал до шепота.

– Да.

– Хорошо. Я ожидаю, что ты вымоешь тело Защитника Ньюэлла и аккуратно положишь его на кровать, когда я вернусь через несколько часов.

– Что? – хриплю я.

– Принимайся за работу. – Она захлопывает за собой дверь, и я остаюсь наедине с мертвым человеком.

Я просто лежу несколько долгих минут, дыша. Я жива. Мое горло опухает, кожа становится горячей на ощупь, когда я осторожно ощупываю повреждение. Мои руки дрожат. Мой мозг пытается собрать воедино то, что произошло, потому что мои воспоминания беспорядочны. Когда вошел Адам? Сосредоточившись, я шаг за шагом восстанавливаю в памяти цепь событий. Адам появился в конце. Он убил человека, который причинил мне боль. Сцена сложилась, как в кино, где я была всего лишь зрителем – пылинка, лениво плывущая в углу. Адам убил человека, не задумываясь. Но убил ли он за меня?

Мне нужно вдыхать и выдыхать, чтобы избавиться от черных точек, кружащихся перед моим взором. Я прикасаюсь кончиками пальцев к щеке. Они становятся красными. Дымка начинает рассеиваться. Кровать залита кровью, на стене видны багровые полосы вместе с кусками серого вещества.

Я кусаю тыльную сторону ладони, пытаясь удержаться от рвоты. Это только рассердит Старшую.

Еще один мягкий стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Я встаю, шатаясь, обхожу ботинки мертвеца и открываю дверь.

Слезы текут по лицу Честити:

– Мне так жаль.

– Это не твоя вина. – Мой голос хриплый, говорить больно.

– Могу ли я войти? – В одной руке у нее сложены полотенца, а в другой – контейнер с хлоркой. – Пожалуйста?

Я киваю и отступаю, когда она ходит и закрывает за собой дверь.

– Я не должна помогать, но Сестра Грейс этого не заметит. – Она тяжело сглатывает. – Я надеюсь.

– Старшую зовут Грейс?

Честити пожимает плечами.

– Пророк дает нам имена. – Встав на колени, она наклоняется над телом. – Давай затащим его в ванну. Мы можем раздеть его там и смыть кровь.

Я хочу ей напомнить, что часть его головы снесло выстрелом, его мозги повсюду, и мы никак не сможем отмыть его от крови. Или я. Вместо этого я присоединяюсь к ней на полу, мои руки все еще трясутся, мое тело становится холодным, и помогаю ей затащить еще теплое тело в ванную. Его кровь сочится на белые плитки, оставляя скользкие следы бойни.

– Ты, кажется, привыкли иметь дело с трупами? – Я с трудом понимаю себя, мое горло издает ужасные щелкающие звуки, когда я говорю.

Честити замирает всего на секунду, затем продолжает работать, не отвечая. Сколько смертей она видела в этом месте? Она видела Джорджию? Жгучее желание знать почти лишает меня осторожности, но я крепко держу рот на замке. Она мне ничего не скажет. Пока у меня не будет больше времени поработать с ней.

– Насчет три. – Она сжимает одну из его рук и движется ко мне, чтобы я взял другую. – Раз два три.

Я тяну так сильно, как могу. Тело падает в ванну, окрашивая поверхность и стену ярким малиновым цветом. Мой живот снова вздрагивает, и даже Честити бледнеет.

Она вытирает руки одним из полотенец и пристально смотрит на меня.

– Теперь нам нужно снять с него одежду.

Я съеживаюсь.

– Мы можем это сделать. – Она протягивает руку и сжимает мое запястье. – Мы должны.

– Ладно. – Я наклоняюсь над ванной и хватаюсь за подол его футболки. Флаг Конфедерации на лицевой стороне стал больше похож на произведение современного искусства, красное просачивается сквозь белые части. Рывком я поднимаю футболку к его груди, его бледная кожа приобретает болезненный оттенок рыбьего живота.

После часа работы мы садимся и смотрим на человека в ванне. Он голый, посиневший, но чистый, если не считать ран на голове и спине. Они больше не кровоточат.

– Это настолько хорошо, насколько мы можемсделать. – Честити встает и кладет руки на бедра, распрямляя спину и вытягивая шею. – Давай положим его на полотенца. Ты можешь принять душ, пока я убираю комнату.

Прежде чем осознать, что происходит, я чувствую слезы на щеках. Во мне внезапно прорывается какая-то плотина. Я уже разваливаюсь, а ведь я пробыла в этом аду всего два дня.

Ее глаза смягчаются, и она прижимает меня к себе:

– Ты выжила. Шшш, сейчас же. Шшш. Ты выжила. Вот что важно. Ты жива. Он мертв. Он никогда больше не причинит вреда ни тебе, ни кому-либо еще. – Честити гладит меня по спине, медленно и уверенно, а я рыдаю на ее плече.

– Я в беде? – шепчу я.

– Ты? – Она качает головой. – Нет. Но защитник Адам… Я почти уверена, что последствия будут.

Я не могу думать о нем прямо сейчас. О том, что он сделал, или о причинах этого. Он угрожал мне не более четырех часов назад. Потом он защитил меня. Я думала, что знаю, во что ввязываюсь, когда вызвалась уйти в монастырь.

Я не понимаю. Моя тошнота снова усиливается, я бросаюсь прочь от Честити и извергаю все содержимое своего желудка в унитаз.

Раньше я боялась, зная, что будет дальше.

Теперь я в ужасе.

Глава 8

Далила. Пять лет назад.

– Это платье меня полнит, не так ли? – Джорджия вертится перед зеркалом, ткань развевается вокруг ее колен.

– Нет. – Я лежу на ее кровати, подперев подбородок руками и болтая ногами. – Ты выглядишь как королева гламура.

– Ой, стой. – Она машет мне рукой. – Нет, продолжай. Скажи мне, какая я милая.

– Вы худшая. – Я кладу голову и смотрю в окно ее спальни. Здесь все такое мягкое – покрывало, ковер, голоса ее родителей. Ничего похожего на мой дом.

– Я бы убила за твои платиновые волосы, понимаешь? – Она садится рядом со мной и проводит пальцами по моим длинным прядям.

Многие люди хвалят мою прическу. Но Джорджия кое-что не договаривает. Конечно, она хочет мои волосы. Но ей не нужна бледная кожа и серые глаза, которые к этому прилагаются. В то время как у Джорджии светлые кудри, загорелая кожа и ярко-голубые глаза, я – призрак девушки. Вот как я думаю о себе. Я чувствую себя черно-белым духом, в то время как мое настоящее «я» – разноцветное, как Дороти над радугой.

– По крайней мере, у меня есть твой нос. – Она указывает на слегка вздернутый кончик. – Мальчики не знают, что их внимание привлекает нос, когда дело касается таких крошек, как мы.

– Ты бредишь. – Я все еще улыбаюсь. У Джорджии всегда есть способ сделать меня счастливой. Может быть, потому что у нас общий отец. Или, может быть, из-за того, кто она – искрометная королева красоты, которая доброжелательной, но твердой рукой руководит всей старшей школой. Я мечтаю пойти в ее школу и стать ее лучшей подругой. Но я Барнс, и мне не место в этом чистом, ярком мире. Это не значит, что я не могу себе представить, насколько все было бы иначе, если бы у меня был отчим, настолько заботливый, чтобы дать мне свою фамилию, или мать, которой не приходилось работать на трех работах, чтобы оставаться на плаву.