Оборотни. Медвежья услада

– … В лесах титулы без надобности, – мужик будто и не заметил ее сопения. – Зад тебе подтирать никто не будет, хоть ты принцесса, хоть императрица.

– Я и не просила, – огрызнулась Эви, обмирая от собственной наглости.

Дубина широкоплечая! Не мог быть хоть немного любезнее? Как вчера… И Эви вздохнула.

– Вот и не проси дальше. Я тебя из реки выловил да подсушил немного. На ноги встанешь, так и быть, отведу обратно к батюшке. А стража у вас дрянная – все разбежались…

Что там бурчал дикарь, Эви уже не слушала. К отцу вести ее собрался?! О, нет! Не для того она головой рисковала!

– Э-э-э, господин… Бьёрг, – начала осторожно, когда варвар перестал тарахтеть. – А можно, кхм, оставить меня где-нибудь, э-э-э, на опушке леса? А там уж я сама…

Мужчина посмотрел на нее так, что захотелось нырнуть под шкуру и потеряться там насовсем. Какие глаза! Янтарь, пронизанный солнцем, даже светится… Эви моргнула, пытаясь избавиться от наваждения. Просто свет так упал, ничего необычного.

– Самостоятельная какая, – хмыкнул, оглаживая короткую бороду. – Что, отчий дом не мил?

Лишь на мгновение мелькнула мысль соврать, но Эви отмела ее в сторону.

– Не мил. Меня замуж против воли отдали.

Лицо мужчины осталось таким же беспристрастным, как было. Но почему-то Эви решила, что он доволен честным ответом.

– Муж плох оказался?

– Отменный ублюдок, – произнесла с чувством. – Еще и женат.

Широкие брови мужчины удивленно дрогнули.

– Так вроде ваш бог двоих сразу брать не велит…

Эви только фыркнула. Если бы! Бог, может, и не велел, у него одна жена по писанию была, а вот жадные до золота церквушники хоть осла с человеком повенчают, лишь бы в кармане звенело.

– …И что же ты удумала? – после некоторого молчания спросил мужчина.

Эви зябко поежилась. Под теплой медвежьей шкурой будто сквознячок потянул.

– Не знаю… У меня к поясу платья кошелек пришит был. Он… остался?

Варвар вполне мог забрать все ценности. Имел право.

– Остался, как не остаться? Только я платье твое того… подрал маленько. Некогда было с вашими шнурками да лентами возиться.

И, поднявшись, мужчина вышел на воздух. Но через некоторое время вернулся, держа в руках платье. Вернее то, что от него осталось.

***

Бьёрг

Пташка распахнула клювик, разглядывая лохмотья. Бьёрг нарочно подпортил платье, а брат добавил так, что от нежной ткани остались кружевные лоскуты.

Бьёрг повертел остатки одежды в руках, давая Эви рассмотреть их со всех сторон, при этом не спуская глаз с Пташки.

Заплачет? Начнет кричать? Пустит слезу?

Но нет, вроде держится. Хорошо… Падкой на тряпки девке не место в селении.

– Но… Мне же нужно чем-то прикрыться, – пробормотала тихо, а на нежных щечках зацвел румянец.

Бьёрг жадно потянул носом. До чего вкусно пахнет! Как острая кислинка шиповника в меду!

– Рубаху свою дам. Подпояшешься – не хуже платья выйдет.

Пташка соблазнительно прикусила губу, а у него в штанах ломотой скрутило. Пришлось сесть и бросить девушке тряпки.

Она вытянула руки, пытаясь поймать, и шкура соскользнула, обнажая тонкие плечи и молочно-нежные груди с темными пятнышками сосков.

Зверь так и взревел. Бьёрг едва успел осадить взявшего разгон медведя и остаться на месте, ни одним движением не выдавав мучительного желания.

Пташка ойкнула и спряталась под шкурой.

– П-простите, – зашептала чуть слышно, а запах шиповника и меда усилился, забористым хмелем ударяя в голову.

Бьёрг прикрыл глаза, отчаянно борясь с искушением.

– Рубаху сейчас дам. Нечего сиськами трясти без дела.

В сладостное смущение добавилась острая перчинка злости, делая аромат еще краше. Век бы дышал! Бьёрг незаметно стиснул кулаки, болью отгоняя наваждение. А затем потянулся и схватил рубаху.