Сочинения. Том 10. Антидепрессант

НОСТАЛЬГИЯ…

На холестерин меня подсадил Хрущев. Уверен, что Никита Сергеевич – мастер репрессий, подарков целых географических регионов, гопака и выпивания спиртного на Сталинских застольях, став руководителем страны, и слухом не слыхивал не только обо мне или Сокирянах, но и обо всей нашей, правителями и Б-гом забытой, Черновицкой области.

Помню, как по радиоточке передавали празднование его дня рождения. Поражали даже не сами подарки, а то, как их торжественно объявляли. Озвучивали, сразу же, после громкого объявления фамилии очередного приглашенного на торжество.

– В зал входит Член Президиума ЦК, Министр иностранных дел Анастас Микоян. Он обнимает дорогого именинника и дарит ему…

Каждый, из огромного множества холодильников Саратов, Днепр, ЗИЛ, автомобилей – Запорожец, Газ, Москвич, дач и домов на берегах Черного, Балтийского, Каспийского и даже Японского морей, ознаменовывался бурными аплодисментами присутствовавших и звуками смачных мужских поцелуев.

Поздравляли Никиту, как помнится, не только Микоян, Брежнев и другие члены Президиума ЦК КПСС, но и руководители союзных республик, отдельных передовых областей, предприятий и колхозов. Не обошлось, конечно, и без знатных ткачих с машинистами автоматизированного доения.

Несмотря на то, что Верховный Правитель очень мало, что слышал о Сокирянах, строгие указы Никиты исправно достигали нашего небольшого, но очень дорогого уголка Вселенной. Он был зажат в треугольнике, между густым лесом, Молдавской Окницей и Шипотом – чудесным местом, с бившими из скал холодными хрустальными родниками, шумом ручьев и бездной свежего воздуха, насыщенного ароматом разнотравья, блеяньем овечьих отар и особой космической энергией жизни, пронизавшей здесь каждую молекулу, все атомы и элементарные частицы.

Дабы сподвигнуть к выполнению грандиозных планов по сельскому хозяйству мою бабушку Риву – контролера кинотеатра, папу – учителя русской школы, маму – бухгалтера на пивзаводе и, наконец, Розу, шившую порой фасонистые платья для Сокирянских модниц, Хрущ постановил, – начисто отобрать весь крупный рогатый скот.

Одним ненастным утром, к нам пришёл незнакомый милиционер с наганом в кобуре и увёл единственную корову с телёнком. Корова давала много молока, а телёнок был моим другом. Хорошо, что не знал я тогда, куда их повели. Ведь наш Сокирянский район, как и многие другие, не выполнил грандиозных планов по сдаче мяса государству и был обязан возместить нехватку за счёт личных подворий.

Плача, я бежал и бежал за дорогими моему сердцу животинами. Бежал аж до самой церкви. Там у милиционера не выдержали нервы и он, потрясая наганом, громко произнес в нашу сторону много неприличных и обидных слов. Мы, с запыхавшейся и испуганной бабушкой, сразу отстали.

Затем папе пришлось спилить во дворе почти все наши плодовые деревья. Район не выполнил план по сдаче фруктов. Хрущ посчитал, что колхозники слишком много тратили времени на работах в своих собственных огородах. За количество свыше двух единиц плодовых деревьев на приусадебном участке, следовало заплатить налог, равнявшийся годовой зарплате учителя.

Из дома, в одночасье, исчезли молоко, масло, сметана и фрукты. Как ни странно, не успела созреть и кукуруза, на которую так рассчитывал Хрущ, подглядевший секрет зернового изобилия у американцев. В Сокирянах пропал белый хлеб. Правда, в этом обвиняли жадных спекулянтов.

В киножурналах, которые запускали у нас, в то время, перед каждым фильмом, показывали как некоторые нехорошие и несознательные граждане бросают огромным свиньям десятки буханок хлеба. Свинюшки тоже сознательностью не отличались. Радостно подхрюкивая, они пожирали наш хлеб и вызывали у всех справедливый гнев и жажду мести. Строгие милиционеры арестовывали несознательных граждан, кормивших хлебом несознательных хрюшек, и грузили их в воронок. Так им и надо.

Нам оставалось есть только яйца. Как можно больше яиц. Раз в неделю, по четвергам, на пятницу и субботу готовилась курица. В остальные дни, пожалуйте, яйца и картошечка.

– Не так уж все плохо. – Говорили мои близкие, с трудом пережившие гетто в войну и страшный голод сорок шестого и сорок седьмого годов.

По утрам, я заглядывал к Ткачукам, молодым врачам, жившим на квартире у Зайцева. Мама Вовы часто угощала меня самодельным мороженым собственного приготовления. Ну и вкуснятина, скажу я Вам. Больше нигде такой не пробовал.

Затем, я заскакивал к Шуре Стоборовой. Заглядывал по ее специальной, персональной просьбе. Ее внучка Валя была довольно анемичной и никак не хотела выпивать с утра по одному сырому яйцу. Требовалось, даже, выпить не все, а только желток. Ей это настоятельно рекомендовали врачи.

– Смотри Валя! Видишь, как Милик выпивает сырые яйца!, – Чтоб было вкуснее, Шура подсыпала мне немного соли и ласково гладила по голове

Конечно, чувствовал я себя, при этом, настоящим мужчиной, героем. Правда, порой, приходилось выпивать и по два-три яйца кряду, пока Валя, морщась от тошноты, с трудом одолевала только одно. А Шура, в награду, наливала мне с собой в банку ещё и несколько белков.

– Это тебе на оладушки, – добавляла она, улыбаясь. Однако Мама моя совсем от этого не радовалась

– Что у нас белков от собственных яиц не хватает? Даёт тебе как нищему. Баба Рива тоже, почему-то, ворчала

Яиц у нас, действительно, было в достатке. После визита к Ткачукам и Шуре, я ещё приносил для поджаривания несколько штук из курятника. Потом, меня отправляли в детский садик, где на завтрак, помимо манной каши, давали что? Да-да, конечно! Все те же произведения плодовитых Сокирянских несушек.

Периодически, у меня и ещё многих детсадовских возникал диатез. Медсестра в саду важно советовала есть белки без желтков и смазывала сыпь зеленкой. Когда начал ходить в школу, из дому часто давали с собой бутерброд «мыт шмолц» (куриный жир, идиш). А уж он-то, как и яйца, был полон вездесущим холестерином.

Причина раннего атеросклероза, повышенного давления и прочих особенностей, связанных с деревенским бытом того славного времени, очевидна. Ничего не скажешь – Особенности питания.

В Детство вернуться и все поменять, мы не в состоянии. Понятно, теперь, почему показатели Японии и Франции по числу диагнозов повышенного атеросклероза в четыре с лишним раза меньше, чем на территории бывшего Союза.

После коронарного шунтирования, проведённого в Торонто, мне настоятельно советовали больше не употреблять в пищу желтки. В Канаде выполнять это было очень просто. Там, в магазинах, полным полно чистого яичного белка, разлитого по картонным емкостям, в каких по России продают, в основном, кефир и разные там ряженки.

В Москве, тоже стали появляться такие, но редко. Поэтому часто грешу и поджариваю обычную глазунью. Компенсирую холестериновый вброс обычной таблеткой, которая уменьшает производство холестерина печенью, чревата осложнениями и стоит дороже яичницы.

Что тут скажешь? Вредно. Однако Ностальгия сильнее…

АССОЦИАЦИИ…

Своим Бухарестским офисом я был доволен. Небольшое одноэтажное строение в тихом зеленом центре, да ещё с персональным поваром, горничной, двумя референтами, газовой колонкой в подвале и несколькими деревьями во дворе, скорее напоминало загородную виллу.

Рядом находилась такая же миниатюрная и уютная церквушка, где я, заглянув из любопытства, был очарован обрядом венчания скромной молодой парочки. Церемонию сопровождала малочисленной группа университетских товарищей.

– Ын нумеле Тателуй, Фиулуй ши Свынтул Спирит (Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – Рум), – глубоким красивым голосом, громко и торжественно вещал священнослужитель. У нас с женой, при таком же малочисленном сопровождении, все было и проще, и сложнее, одновременно

– Вы объявляетесь Мужем и Женой. Я оглядел роскошный московский Дворец Бракосочетаний номер два, что располагался на Ленинградском проспекте. Чтобы попасть туда даже в обычный четверг, мы ждали очереди добрых целых три месяца.

Но это того стоило. Роскошное убранство красивого зала, увенчанного гигантской люстрой, пышные ковры на широких высоко взметнувшихся ступенях не шли ни в какое сравнение с убогой теснотой и серой канцелярской обстановкой обычного ЗАГСА одного из московских районов, где нас расписали бы всего за месяц.

Таким образом, подали мы заявление не в один, а в два загса, получив вдобавок ещё одну пухлую книжечку с большущими правами. На драгоценные талоны, в любом из салонов для новобрачных, можно было приобрести одежду, обувь, а в сороковом магазине, что на Лубянке, ещё и целую банку чёрной икры, да всего за семь рублей.

Чтобы подать заявления, во Дворец Бракосочетаний, мы с будущей невестой, добрались не без приключений. Решив проехать одну, очень короткую остановку в переполненном 23 трамвае, мы были оштрафованы строгой, голосистой и очень обширной контролершей, занявшей все пространство выхода.

Пока она неподкупно выписывала квитанцию и читала нотацию о том, как нехорошо быть безбилетником,, трамвай бодренько, да с веселым звоночком, проехал и нужную нам остановку, и вдобавок следующую, заставив нас нестись уже в обратном направлении. Обидно. Отдали за один пролёт целых три рубля штрафа, да ещё назад топали целых две остановки. Хорошо, что у трамваев интервалы между ними были довольно короткими.

– Ну что у Вас за почерк, молодой человек?, – услышал я привычные возмущения, – вы что? На медицинском учитесь? – служащая Дворца изумительно сверкала последними достижениями ГлавЮвелирТорга. Пальцы, декольте, сережки пылали рубиновым цветом, расплавленным в золоте.

– Понятно! – Узнав, что я простой аспирант, она сочувственно покачала головой, – Вот-вот! Ходят тут всякие. Все во Дворце хотят расписаться. Так знайте, очередь на субботы и воскресенья полностью занята на ближайшие два года

– А как быть на третий год?, – решив пошутить, я нарвался на супер яростный взгляд Хранителя ещё одного из процветавших тогда Дефицитов

– На третий и последующие годы запись закрыта, – хорошо поставленным голосом заявила она. Записываем только на два года вперед! Так, третье января, четверг, всего через три месяца. Брать будете?! А то и этот день может ускользнуть

Радости не было предела. Нас записали. Это важное дело надо было срочно отметить. Что мы и сделали, выпив по стакану горячего ароматного какао с сочником. Произошло это в буфете кинотеатра Байкал. Потом все это засмотрелись каким-то прекрасным фильмом, название которого не отметилось. Однако точно помню, что фильм был чудесным, как впрочем и все то, что окружало нас в ту волшебную Пору…

ВЕСЕННИЕ ГРОЗЫ…

Мечет заговором лето,
Плещет запахом Весна,
Там, на набережных, где-то,
И в песочницах она

Грозы свежестью сверкают,
Птичий гомон, легкий свист,
И под каплями расстают,
Шум деревьев, дерзкий твист

Разбежится, ужасаясь,
Вся нарядная толпа,
И девчонки в платьях бальных,