Глава 4
Как Алёна ни старалась, переубедить Тоню у неё не получилось. Та даже сама удивилась своему упрямству и устойчивости. Ведь обычно она к подруге прислушивалась. Да что там? Порой послушно делала, что Алёна ей говорила.
Иногда же действительно это оказывалось самым лучшим. А иногда легче было согласиться, чем бесконечно спорить.
И вдруг – упёрлась и сделала по-своему.
Но и Алёна идти с ними в батутный парк наотрез отказалась. Так и заявила:
– Нет, Тонечка, даже не уговаривай.
Правда Тоня её особо и не уговаривала, просто утром позвонила, уточнила – могла же подруга за ночь передумать. Не передумала. Поэтому на улице Тоня появилась одна. А Мишка уже торчал посреди двора, на детской площадке.
Увидел Тоню, вытащил из ушей наушники, убрал в карман, а когда она приблизилась, зачем-то глянул ей за спину, в сторону дома, и спросил:
– Ещё ждём?
– Зачем? – озадачилась Тоня.
– А как же? – воскликнул Горячев, добавил со значением: – Алёна же.
– Не, – Тоня мотнула головой, – она не идёт.
– Ясно, – заключил Мишка. – А я думал, всё-таки соберётся. Но… – задумчиво насупился и не договорил.
Тоня внимательно уставилась на него, предположила:
– Так ты из-за неё меня пригласил?
И почему-то обида кольнула. Или разочарование, что ли. Но сразу спрятались, пристыжённые.
У Горячева тут, возможно, трагедия, а ей… Что, кстати, ей? Неприятно? Так как всё на самом деле затевалось не ради неё, а ради подруги?
– Ты хотел, чтобы именно она пошла? – осторожно уточнила Тоня, напомнила тихо и сочувственно: – Так у неё же Дима есть.
Мишка пробормотал сбивчиво:
– Я… я… – Потом всё-таки вывел достаточно твёрдо: – Нет. Совсем не из-за этого. Не из-за неё. – Пожал плечами, пояснил: – Просто вы всегда вместе. Я думал, она тебя одну вообще никуда не отпускает.
Ха! Тоня фыркнула возмущённо, прожгла его взглядом, поинтересовалась въедливо-сладеньким голосом:
– Ты это, Мишенька, шутишь? Или хочешь меня обидеть?
Горячев опять растерялся, проговорил, запинаясь:
– Я… не хочу. Тонь, правда не хочу. Я… – и снова замолчал.
– Миш, да что с тобой? – поразилась Тоня.
Это точно он? Или, может, брат-близнец? О котором Горячев никогда не рассказывал. Которого скрывал специально вот для таких моментов: если вдруг понадобится обещание выполнить, а никак – другие срочные планы возникли, и не разорваться.
Полный бред, конечно, и на самом деле никакого брата-близнеца у Мишки нет, но его и правда не узнать. Настолько непривычно и необъяснимо, что Тоню саму уже тянуло смутиться.
Но тут Горячев словно очнулся, пришёл в себя, произнёс:
– Ничего. Всё нормально. – И кивнул в сторону дороги: – Идём.
«Меркурий» располагался совсем недалеко, можно дойти пешком и проехать две остановки на любом проходящем мимо троллейбусе или автобусе. Мишка там, похоже, тоже не редко бывал, не только на фуд-корте, в кинотеатре, и в магазинах, но и в том самом батутном парке. По крайней мере с парнем-инструктором, который сидел на пластиковом стуле возле выстеленной матами акробатической дорожки и сверху наблюдал за тем, что творилось внизу, он обменялся рукопожатием, как с хорошим знакомым.
Не считая его, девушки за кассой, и папаши, не отходившего от совсем маленькой дочки, Тоня с Мишкой оказались здесь самыми взрослыми. А все остальные – мальчишки лет по десять-двенадцать. Но Тоня всё равно чувствовала себя не слишком комфортно.
В голове невовремя всплыли все сказанные Алёной слова. Не про «вонючая и потная» – здесь, кстати, душ имелся, а полотенце Тоня тоже на всякий случай прихватила – а про «несерьёзно» и «обезьянок».
Ну чего они и правда как дети! Им же не по пять и даже не по десять. Но Горячев, похоже, опять чувствовал себя как рыба в воде, ничего его не смущало.
– Идём давай! – воскликнул подбадривающе, посмотрел с ехидным вызовом, будто опять собирался сказать нечто вроде «Всё-таки без Алёны не можешь? Боишься?»
Да ничего подобного! Не боится она, тем более без Алёны, а просто стесняется – сама по себе. Но чтобы Горячев не пялился настолько уж снисходительно, и чтобы не думал ничего такого, Тоня гордо вскинула подбородок, ступила на эластичный чёрный квадрат.
Тот упруго прогнулся под ногами, а Тоня чуть-чуть подпрыгнула – просто на пробу. Батут спружинил, подбросил вверх, а потом выше, и ещё выше, так что в животе приятно ёкнуло.
Тоня взмахнула руками, словно птица крыльями, приземлилась и опять легко взмыла вверх, едва сдержалась, чтобы не засмеяться, оглянулась на Мишку. Интересно стало: посмотреть на его лицо, узнать – он то же самое чувствовал? Но она почти мгновенно забыла, чего хотела, перестала подскакивать, застыла в центре сетки и наблюдала чуть ли не с широко распахнутым от изумления ртом.
Горячев не просто прыгал, Горячев почти летал. Реально.
Взмыл высоко-высоко, перекувырнулся в воздухе, ещё раз и ещё, вперёд, потом назад, то сгруппировавшись, то вытянувшись. И так легко, абсолютно естественно, что, казалось, у него получалось просто само собой, и не стоило ему ровно никаких усилий.
В очередной раз перекувырнувшись, он приземлился не на ноги, а просто плюхнулся на пятую точку, но и тут было понятно, что он это специально. Потом уселся, по-турецки скрестил длинные ноги, вопросительно уставился на Тоню.
– Ты чего встала?
– Я? – переспросила она, выдала, как само собой разумеющееся: – Смотрела. – И тут же выдохнула восторженно: – Даже не представляла, что ты так можешь. С ума сойти.
Горячев самодовольно улыбнулся, доложил:
– Я в детстве акробатикой занимался. Верхним был в паре. На соревнования ездили, даже изредка призовые места занимали.
– Правда? – Это Тоня тоже не представляла, даже мыслей подобных никогда не закрадывалось. – А потом?
– Потом бросил, – коротко откликнулся он.
– Почему?
– Так сложилось, – заключил неопределённо, потом всё-таки пояснил: – Поначалу долго без серьёзных травм обходилось, только по мелочи. Но один раз всё-таки навернулся неудачно, чуть шею не свернул. Мама перепугалась. Да ещё быстро расти начал. Для верхнего слишком длинный, для нижнего ещё рановато. Короче, папа сказал, что никаких супервыдающихся успехов у меня всё равно нет, поэтому нечего и здоровье гробить. Всё равно чемпионом мне не стать. Вот теперь на любительском уровне и развлекаюсь.
Тоня задумалась.
– Ты на него не обиделся?