Судя по всему, мы уже проехали центр и попали в северную часть города, в которой проживали чистокровные оборотни.
Здесь всё выглядело, как в тех самых романтичных фильмах.
Идеальные дороги, красивые дома. Подстриженные газоны или сады перед домами, в которых проживала всего одна семья.
Я пыталась понять, как можно жить в таком здоровом особняке всего лишь вчетвером, или даже впятером (если детей у пары было чуть больше), имея при этом приходящих слуг, и у меня в голове это не укладывалось.
Нет, фильмы я смотрела, но всё это казалось каким-то не слишком реальным… вроде декораций.
И мы подъехали к одному из таких домов.
Самое удивительное у въезда к дому даже ворот никаких не было. Всё в открытом доступе. Окружен дом был также, как и остальные на этой улице – живой изгородью, которую можно было с легкостью переступить ногой.
Кажется, местные вообще не заморачивались какой-либо охраной своего имущества.
Но, с другой стороны, какой смертник сунется к оборотням?
Я как-то услышала краем уха разговоры между нашими бандитами на районе. Кто-то из них заговорил о том, чтобы сунуться в центр и пощипать оборзевших богачей – полукровок, но старший так грозно шикнул на него, чтобы и мыслить об этом не смел, потому что оборотни, даже квартероны, не только его на куски порвут, но и сделают рейд в промзону, и всех с кем он общался (а по запаху они это быстро вычислят), просто разорвут на части, чтобы другим не повадно было.
Оказывается, он помнит, когда в детстве на его глазах разорвали его идиота дядю, посмевшего обокрасть дом одного из полукровок. Лишь детей до десяти лет и женщин они не тронули, а остальных всех убили.
Все эти мысли пронеслись в моей голове ворохом, пока я, держась за руку Матвея входила в их дом.
Глава 4.1
Только вот головой повертеть по сторонам, и рассмотреть внутренний интерьер дома, не получилось, потому что меня опять скрутило приступом, да таким сильным, что я просто начала терять сознание от дикой боли, которой буквально взорвалась каждая клеточка моего несчастного организма.
Уходящим сознанием я услышала жалобный скулеж волчицы, призывающей на помощь своих альф. И её искреннее желание понести для них волчат…
Последнее удивило меня сильнее всего, но, как к этому относиться, я не знала, так как уже отключилась.
Когда пришла в себя, то не сразу поняла, что лежу в постели между двух разгоряченных мужских тел.
Меня неспешно и нежно ласкали в четыре руки, и почему-то покачивали, словно на волнах. Но эти покачивания замедлялись.
Постепенно, словно, кто-то прибавлял медленно громкость на тв-панели, до меня начало доходить, что ласки я получаю не только снаружи, но и внутри.
Два члена растягивали меня с обоих сторон. Но дискомфорта от этих ощущений я и близко не ощущала, лишь отголоски эйфории, словно я недавно кончила, и правильность ощущений.
Мужчины успокоились, перестав двигаться, и, кажется, задремали, так и оставшись внутри меня.
Мысли текли очень вяло, но я четко ощущала недовольство волчицы.
Ей что-то не нравилось. Она чему-то сильно была недовольно. И вроде бы боль ушла, но всё равно она за что-то переживала. И даже больше, кажется, начинала страдать из-за этого.
Еще и мысленно винила меня.
Вот только в чем? Что я успела сделать не так, если вообще ни черта не помню?
В голове после моего вопроса начали появляться картинки, будто выцветшие кадры из прошлого. Я опять смотрела на себя со стороны.
Видела, как согнулась пополам от боли, вскрикнув и начала заваливаться на пол. Меня успел подхватить на руки растерянный Тимофей. Он как раз шел следом, держа в руках мою сумку.
Мужчины смачно выругались причем одновременно.
– Течка, бля…, – процедил Матвей, и добавил: – Неси её быстрее в спальню.
И Тимофей бегом рванул на второй этаж, занес меня на кровать, бережно уложил, будто фарфоровую статуэтку, и начал быстро раздевать и сам раздеваться.
Следом зашел Матвей, который почему-то держался за косяк, словно пытался остановиться. Черты его лица заострились, а клыки увеличились.
Мужчина шумно дышал, и явно пытался сдерживать оборот. Получалось у него это с большим трудом.
– Почему так сильно? Что за хуйня творится? – прошипел он, сильно измененным голосом.
– А я знаю? – зло ответил Тимофей, который уже стянул с себя всю одежду и тоже стоял надо мной, скрутившейся в калачик и поскуливающей от сильной боли.
Открыв зажмуренные от боли глаза, я посмотрела снизу вверх на Тимофея, и с мольбой в голосе прошептала:
– Альфа, пожалуйста, помоги.
– Твою ж, мать! – рыкнул мужчина. – Что она делает? Почему я не могу ей отказать?
Он растеряно повернул голову к своему брату, словно впервые в жизни столкнулся не с девушкой, а с каким-то опасным монстром.
– Я тоже не могу, – прорычал Матвей, и я увидела, как его руки превратились в лапы, а когтями он смял деревянный косяк, из которого посыпались щепки.
Вот это силища…
Я завороженно смотрела на борозды, что оставляли черные когти Матвея на косяке двери.
– Надо выйти из комнаты, течка должна просто пройти, – выдохнул через силу Тимофей, но с места так и не сдвинулся.
Как только я услышала эти слова, мне стало до ужаса страшно и обидно.
Из моего рта раздался настоящий скулеж, такой жалобный и берущий за душу, что мужчины одновременно повернули ко мне свои светящиеся глаза, и там были только лишь их звери.
Волчица внутри меня обрадовалась. Ведь теперь они точно её не бросят.
Человеческое сознание их практически покинуло, вытиснив звериным. И если бы лежащая на постели девушка обратилась волчицей, то они бы тоже уже завершили свой оборот, но она все еще была человеком, и это останавливало зверей. Они не до конца понимали, что происходит. Точнее знали, что нужно течной суке, но видели перед собой человека со слишком нежной кожей, и боялись причинить еще больший вред.
Они оба нуждались в своей человеческой составляющей.
Я (или она?) потянулась рукой к Тимофею, и зверь надавил на человека, чтобы тот помог волчице, нуждающейся в его помощи, да с такой агрессией, что мужчина не смог устоять. Впервые он не смог справиться со своим зверем.
«Альфа – это не только про власть, альфа – еще и про защиту. А омега самый слабый член стаи. И если омега просит помощи альфы, альфа не сможет ей отказать. Это голые инстинкты».
Эта фраза прозвучала в моей голове, как аксиома. Она не была сказана человеческим языком, скорее на уровне чувств и эмоций.