Нагретый песок приморского рая. Роман

– Три дня тому назад, – не чувствуя вину за содеянное, ответил Фархад.

– Значит, у тебя теперь есть 15 рублей?! – торжественно произнес сумму денег Сеймур, мысленно приписав их в общий братский бюджет.

– Откуда 15 рублей?! – Возмущенно ответил Фархад. – Ты думаешь, мне это одному удалось бы без помощи. Я был не один. Эльхан и Саша были со мной. Вот и поделили на троих. По пятаку на брата.

У Фархада уже были друзья – Эльхан и Саша. Они каждый день встречались, чтобы, что-то предпринимать и что—то сбывать. Уходили куда- то и возвращались радостными и возбужденными, или прибегали, откуда-то очень взволнованными, или слишком напуганными. Это была дружба – командная дружба мальчиков.

У Сеймура не было конкретных друзей. Он еще играл в детские игры. Чаще с мальчиками, и реже с девочками. Ссорился с мальчиками и обижал девочек, не понимая еще, что скоро с девочками будет интереснее. Рос быстро, а развивался как – то по своему – медленно и игриво.

Фархад для брата был примером для подражания. Смелость брата его вдохновляла, а вот дерзость Фархада его иногда тревожила.

Сеймур был чувственным ребенком, и лучше ощущал, что есть за гранью разумного, а что есть за гранью опасного. Но в дерзости он уступал старшему брату и, поэтому оставался в его тени.

– А у тебя еще остались деньги? – многозначительно спросил Сеймур брата.

– А что? – спросил старший.

– Да так, просто спросил, – ответил Сеймур, имея в глазах желание, заполучить тысяча вещей.

Фархад улыбнулся и стал шарить по карманам. Через мгновение, у него в руках появилась пятирублевая купюра.

– Видел?! – гордо заявил Фархад.

– Вот это да! – громко произнес Сеймур, как сразу получил оплеуху от старшего брата.

– Молчи! А то мама увидит, потом объясняй, откуда, что, – грозно произнес Фархад.

– Хорошо, хорошо, – тихо и совсем не обидевшись на оплеуху, произнес Сеймур.

– Так что, мороженым и газировкой мы уже обеспеченны. – Фархад владел ситуацией как старший по возрасту и как самый богатый по деньгам, – А будешь слушаться меня, дам тебе попробовать пиво.

– Пиво?! – Сеймур успел своевременно прикрыть рот и не выронить компрометирующее слово.

Глаза Сеймура сияли, а рот был прикрыт.

– Фархад! А ты что уже пробовал!? – Еле сдерживая эмоции, спросил Сеймур.

– Да, недавно, с ребятами, – довольно, словно ощущая вкус запретного напитка, ответил Фархад.

– И как? – Сеймур вплотную подполз к брату.

– Да так, что-то непонятное, – ответил Фархад любопытному брату, – И солоновато и горьковато одновременно. Но зато потом, приятно кружится голова.– Его лучше холодным пить, а то, как говорят мужики, оно не холодным, как моча.

– Фу! Как моча?! – воспротивился Сеймур. – Я пить не буду.

– Вот ты зануда, Сеймур! – Буркнул Фархад. – Как моча, но не моча, в самом деле. Разницу улавливаешь? И потом, ты что мочу пил?

– Не пил, но знаю что она противная, – виновато ответил Сеймур, – понимая, что перебил впечатления брата.

– Ладно, приедем на дачу разберемся, – авторитетно заключил Фархад. – Только не разболтай маме о деньгах, а то я тебя знаю, ходишь, ходишь, а потом начинаешь к маме тереться, на ухо что-то шептать.

– Честное слово даю, Фархад, не скажу я маме ничего, – Сеймур, не переставая, мотал шевелюрой, заверяя брата в своей преданности.

– Фархад! – Громко, перекрикивая шум работающего двигателя, Хиджран позвала сына.

– Что мам? – Отозвался старший сын.

Хиджран смотрела сыну прямо в глаза. Они так часто общались. Процедура уже была испытанная. Хиджран пыталась по глазам сына понять, что он затеял, а сын пытался, не отводя глаз, скрыть свои мысли и не обнаружить свои замыслы.

С Сеймуром было легче, тот только хлопал глазами, стараясь при этом, избегать строгих глаз матери.

– Фархад! Все в порядке? – гипнотизируя сына, спросила Хиджран.

– Да, мам! Все хорошо, – не отводя глаз, ответил Фархад.

– Сеймур?! – произнесла Хиджран.

Сеймур попытался быть стойким как брат, но ему это не удалось. Опять захлопал и забегал. Хиджран, как всегда, все поняла. – «Надо приглядывать» – подумала Хиджран.

Машина заехала под черногородский мост. Сеймур высунулся из окна, чтобы помахать грузовому поезду. Фархад улыбнулся брату, поняв, что махать некому.

– Пойдем на море сразу? – спросил Сеймур брата.

– Посмотрим, если мама отпустит, – ответил Фархад, высматривая в окне микроавтобуса группу мальчиков стоящих у светофора.

Еще мгновение и голова Фархада уже торчала в окне машины, и он выкрикнул; – Эй Козлы! Фраера вонючие! Чего стоите?

Сеймур тоже попытался повторить нечто подобное за братом, но тот его остановил, преградил ему дорогу, точнее его желанию высунуть голову и выкрикнуть нечто неприличное. И это все неприличное излилось в салон микроавтобуса.

– Козлы….! – У Сеймура не получилось, машина миновала светофор на скорости.

– Сеймур! Когда ты прекратишь паясничать, – Сказала Хиджран, при этом, пристально посмотрев на старшего брата. – Фархад! Ты же старше, что ты себе позволяешь!? Зачем ты обругал детей!? Ты их знаешь, или они тебе что-то сделали?

– Нет, мам, – виновато ответил Фархад.

– Тогда зачем обругал?! Ответь мне! – Хиджран настойчиво смотрела на сына.

– Просто так, мам, – кратко ответил Фархад, усугубляя тем самым свою вину, ввиду отсутствия явных причин на выкрик непристойностей в адрес совершенно незнакомых ребят.

– А ты что повторяешь?! – Хиджран обратилась к младшему сыну, который уже успел отползти к своему матрацу.

Младший смотрел перед собой, опустив голову, изредка поглядывая на старшего брата.

Хиджран отвернулась и, не видя своих сыновей, произнесла,

– Я вас накажу! Я решила, что вас надо проучить. Вот приедем на дачу, и вы сегодня море не увидите.

За спиной матери молча, сидели два сына и смотрели в окна, каждый со своими мыслями, но с одним желанием быть прощенными и попасть к морю.

Время всегда на стороне детей – их быстро прощают, потому, что сильно любят.

– Хиджран ханум. – тихо обратился водитель Вагиф. – Это от них не зависит. Они мальчики. Они всех сверстников делят на две части – это с кем можно дружить и с кем надо подраться. Это у нас в крови. Такова природа мужчин. Друзья и недруги.

– О чем это Вы, Вагиф? – Спросила Хиджран, чуть не поняв мысль Вагифа.

– Я о том, что задиристость у мальчиков явление обычное, даже я сказал бы, что это в порядке вещей. – Завидев сверстника, мальчики сразу могут определить возраст. Что – то им подсказывает о силе и слабости сверстника. – Это как в природе не размер клыков, а бойцовский дух ставит точку в схватке. – А я заметил, что Фархад у Вас дерзкий и духом сильный, настоящий лидер.– У него по жизни не будет проблем, чтобы отстоять свое.

– У него точно не будут…, а вот у меня, они с ним уже и сейчас есть. В школе на него жалуются, соседи тоже не отстают от учителей – постоянно выговаривают мне. – Его поступки, всегда решительные и дерзкие, как у взрослых людей. А ему всего 13 лет, – сокрушалась Хиджран

– Знаю я все про него, я же вас каждый год перевожу, вижу, как он меняется. – Вы его просто часто ласкайте и не ругайте много. – Строгость не всегда полезна. У меня у самого три мальчика. Знаю, каково с ними. Но есть хороший метод, – Вагиф на секунду обернулся на детей, чтобы не выдать родительский секрет и продолжил мысль:

– Не скрывать любовь к своим детям, даже, когда отчитываешь их за содеянные шалости, – У моей жены есть золотая фраза, которой она каждый раз завершает свой воспитательный процесс с нашими мальчиками.

«Не огорчайте меня, пожалуйста, вы же знаете, как я вас люблю» – Вагиф улыбнулся, ощущая прилив чувств к своим детям и жене.

Хиджран не возразила, и тоже улыбнулась, а потом задумалась. Пауза получилось содержательной. Вагиф мысленно умилялся своими близкими, а Хиджран не могла представить себе, как это у нее может получиться – проявлять любовь и выказывать строгость одновременно.

Дорога увлекала микроавтобус своей широтой и ровностью. Машина неслась с ветерком. Московский проспект был основной артерией, которая питала побережье Каспия отдыхающими горожанами. По двум сторонам широкого проспекта располагались жилые дома, а местами встречались промышленные объекты – заводы и фабрики. Дома людей были маленькими и большими, красивыми и неприметными, как и заводы- были значимыми и не совсем престижными, но все равно, все они были полезными для тех, кто в них работал и удобными, для тех, кто рядом жил – радость для ног и продолжительность сна. А впрочем, кому как.

Сеймуру стало скучно обозревать не совсем ему понятные объекты промышленного назначения, и он перебрался ближе к брату – на его сторону обозрения.

– Фархад! А что это за здание, такое большое и длинное? – Спросил Сеймур, уткнувшись лицом в плечо брата.

– Винзавод, – ответил Фархад.

– А что там выпускают? – спросил младший.

– Вино, наверное, – неуверенно ответил Фархад. Будучи еще не взрослым и неискушенным знатоком питейной продукции, старший брат исходил от простого, от знакомого ему слова.

– А лимонад? Там выпускают? – Сеймур желал газировки, и вопрос был уместен.

– Может быть, и выпускают, там же бутылок много и на лимонад думаю, хватает, – задумчиво ответил Фархад.

– Их, наверное, много?

– Вот бы их все сдать, А… Фархад? – Довольный своей идеей Сеймур спросил брата.

– Ты что чокнулся!? Как ты это себе представляешь, Фархад хихикнул, и постучал кулачком по голове младшего брата.

– А что если одолжить у Газанфара на несколько дней тележку и сдавать понемногу? Я думаю, получилось бы за несколько дней вывезти и заработать, – Сеймур смотрел на брата в надежде на похвалу.

– Ты точно ничего не соображаешь, – жестко ответил Фархад. – Ты представляешь, что это надо украсть, а не одолжить или попросить. Это воровство. За это могут и в тюрьму посадить. Смотри сколько там охраны, это тебе не хромой Газанфар, у этих, наверное, и пистолеты есть, и собаки сторожевые бегают. И потом, Сеймур, запомни, мы с ребятами не воры – мы мстители. Этот хромой черт Газанфар, просто совсем обнаглел и зажрался, вот поэтому пусть знает свое место и пусть делится. Двор наш и все что в нем – наше.

Фархад был преисполнен уверенностью, продолжать вершить правосудие у себя во дворе и своими, даже очень выгодными, методами.

– Фархад, я хочу пить! Купи газировки, – спрятав глаза, Сеймур обратился к брату.

– Напрасно я тебе сказал о деньгах, теперь ты меня замучаешь своими просьбами. – Я же тебе сказал, на даче будем тратить, чтобы мама не узнала. – Лучше ползи к маме, и попроси купить лимонад, пока из города не выехали, а за городом все дорого, жалко переплачивать, – Фархад ткнул локтем и велел брату исполнить его указание.

– А почему я, а ни ты? – Справедливо возмутился Сеймур.

– Потому что у тебя лучше, получается, разжалобить маму, – слегка улыбнувшись, почти с насмешкой, ответил Фархад.

– Сам такой! Жалкий! – буркнул Сеймур и стал перекочевывать свое тело к водительскому месту, где мама и дядя Вагиф обсуждали учебу его детей.

– Мам! Фархад хочет пить! – Сеймур хитрил, и притом, по крупному. Не желал растрачивать количество своих личных просьб.

– А ты сынок, не хочешь? – Спросила Хиджран.

– Я не очень. Фархад больше.

Сеймур вздрагивал. Его дергал за ногу Фархад, расслышавший хитрый ход брата.

– А у Фархада что языка нет? – спросила, улыбаясь Хиджран.

– Просто он дальше от тебя находится, чем я, вот и попросил меня сказать тебе. – Буйная шевелюра Сеймура зависла между матерью и Вагифом в ожидании ответа на маленькую хитрость, придуманную наспех и не совсем обдуманно.

Хиджран и Вагиф громко рассмеялись. Машина стала отклоняться к обочине, к ларьку прохладительных напитков. Дядя Вагиф вышел и ушел.

Въехав под Багировский мост, машина на мгновение попала в темень.

Сеймур напрягся, сжимая в руках свой «Дюшес» – бутылку лимонада. Этот промежуток моста ему никогда не нравился, как и сам весь мост. Будучи каменным и большим, мост вселял чувство тяжести и страха быть придавленным. Единственное, что радовало Сеймура это каменные звездочки, высеченные по всему периметру моста. Они вносили некую веселость в тело этого монстра.

Говорят его построили из- за постоянной лужи, которая образовывалась каждый раз, когда на Баку обрушивался дождь и лужа была такой большой, что машины не могли проехать, и ждали, когда она высохнет. А потом решили по этому месту провести железную дорогу, и получился Багировский мост, дорога для машин, а мост для поездов.

Идрис Мансурович каждый раз, когда семья проезжала под мостом, с гордосью говорил, что его построил сам Багиров, и, что он, Багиров, был настоящим мужчиной.

Сеймур никогда не видел Багирова, но знал, что настоящие мужчины всегда бывают строгими. Как- то раз, он попросил отца, показать ему Багирова, на что Идрис Мансурович ответил; « Его расстреляли за дело, которое многим не нравится – когда ими правят. И вообще сынок, настоящие мужчины долго не живут, потому что борются»

– Сеймур! – окликнула Хиджран сына.

– Да, мам! – охотно отозвался Сеймур.

– Ты взял учебники и тетради?

– Да взял, – у Сеймура вдруг произошла смена настроения.

– А то смотри, опять забудешь и будем ждать, когда папа из города твои летние задания привезет, – у Хиджран это получилось как всегда строго, ведь речь шла о заданиях на лето и о школе вообще.

«Чертовы задания, ненавижу!» подумал про себя Сеймур.– « Все равно же спишу я их, не сам же буду решать, ведь знают эти училки, что списываю, и все равно задают, вот вредные тетки»

Сеймур откинулся на тюк с вещами и посмотрел на Фархада.

– Ни чем помочь не могу, – участливо сказал Фархад, – у тебя почерк неподдельный, ужасный, второго такого нет, а то я помог бы, написал бы за тебя немного.

– Ладно, сам как-нибудь отпишусь, – обреченно отмахнулся Сеймур.

Ему было не привыкать, он закончил четвертый класс и, уже как третье лето выполнял принудительные летние задания по математике – списывал решения с тетрадей друзей- отличников. Этой маленькой хитрости его научил Фархад.

Душный город остался позади, за спинами братьев, которые про него уже забыли, и жили мыслями о ближайшим будущем. На два месяца Баку для них будет закрыт, чтобы стать необычно большим и красивым и нужным, потому что лето кончается, и море становится холодным.

Сеймур допивал свой «Дюшес» и морщил свой нос от запаха. Они проезжали место, где не было красивого обзора и буйной растительности.

Одни только нефтяные качалки населяли это место и едкий запах нефти, который преследовал проезжающие машины, одурманивая их пассажиров.

Хиджран наспех закрыла окно и попросила детей последовать ее примеру.

– Как можно при таком запахе жить? – Возмутилась Хиджран.

– Видимо можно, Хиджран ханум, – заметил Вагиф.– Через метров двести будет поселок, где живут люди, которым этот запах стал родным и желанным.

– Как можно к этому привыкнуть, не понимаю? – Продолжала удивляться Хиджран.

– А что делать, если государство не переселяет этих несчастных, и даже не думает переселять, – сочувствуя жителям придорожного селения, заключил Вагиф.

– Не уж- то, нефти в море не хватает, что они до сих пор, эту уже загубленную землю насилуют, – Хиджран смотрела на неприглядный ландшафт с чувством глубокого сожаления и обиды, за погубленную природу родного края. Хиджран была здешняя- с окраин Баку.

– Но они молодцы, я имею в виду здешних жителей. У них всегда чисто, дома выкрашены, заборчики ровненькие и огороды, наверное, есть. И складывается такое впечатление, что ты не в Баку, а где то далеко за его пределами. И люди другие.

Сеймур заметил двух девочек у дороги, они желали перейти дорогу. Светленькие и голубоглазые, они чем- то напомнили ему, Айсель – соседку.

Вагиф притормозил, и позволил девочкам перейти дорогу. Они ему помахали в знак благодарности, а Сеймуру показали языки, голова которого сразу высунулась из окна машины, как только Вагиф решил выполнить правило уличного движения – пропустить пешехода

– Дуры! – Крикнул Сеймур и так громко, что девочки заслышав бранное слово, успели коллективно растянуть уши и высунуть языки еще раз.

– Сеймур! Ты опять за свое!? Хиджран слегка шлепнула сына по ноге.

Сеймур промолчал, потому что был не прав, даже обидные гримасы и на дразнящие язычки маленьких блондинок, не оправдывали его поступок. Он вспомнил, что его предупреждали.

У него так всегда получалось, когда он видел приятных сверстниц. Независимо от получаемого воспитания и, невзирая на присутствие родителей, ему хотелось, как- то обозначиться, чтобы позже отличиться.

Разбросанные по обе стороны дороги качалки, напоминали Африканские просторы, в которых пасутся зебры и антилопы Гну с постоянно трясущими головами. Только качалки не тряслись, а постоянно кому- то кланялись в знак благодарности или признательности, что их когда-нибудь выключат и дадут передохнуть.

– Фархад! А их ночью выключают? – Спросил Сеймур, вновь переметнувшийся поближе к брату. – Или качалки и ночью работают.

– Думаю, их выключают, не могут же они ночью работать, – предположил старший брат.

– Значит, кто- то их вечером выключает, а утром включает, – Фархад! Но их ведь так много?! – Изумился Сеймур количеством нефтяных качалок.

– Значит, есть специальный человек, кто за это отвечает.

– Чтобы только выключить и включить? – Сеймур взглянул на брата в ожидании ответа – «Да».

– Наверное, – безразлично ответил Фархад.

– Вот клево! Хорошая работа. Включил, и ходи весь день, а вечером выключи, и иди домой. – Вот окончу школу, и пойду работать выключальщиком качалок, – переполненный положительными эмоциями от предстоящей перспективы, Сеймур обнял брата.

– А включать, кто их будет, умник? – Сострил Фархад, покосившись на младшего брата.

Сеймур задумался. Он был еще мал для сложных обозначений и определений. Он сдался. – Не знаю, как назвать этого человека, – тихо признался подросток.

– Никем ты не будешь! – Жестко огласил Фархад. – Ты будешь моим помощником.

– Как это помощником? – Неясно представляя себе свои будущие обязанности, спросил Сеймур.

– Ты будешь помогать мне, дела делать, – не отводя глаз с дороги, ответил Фархад. Казалось, что он в окне микроавтобуса видит их будущее, и те дела, о которых он обещает брату.

– А что мы будем делать, Фархад? – Спросил Сеймур, втянув при этом в себя шею и голову, ему вдруг стало и интересно и боязно.

– Богатеть, брат! – Решительно ответил Фархад.

– Как это богатеть? – Глаза Сеймура беспрерывно захлопали.

– Просто! – оставаясь по- прежнему спокойным, ответил Фархад. – Будем покупать и продавать все то, что где- то очень нужно.

– А что, где нужно? Я не понимаю, Фархад? – спросил Сеймур, замученный непонятными идеями старшего брата. – Фархад, я не понимаю, о чем ты говоришь, – младший неотрывно смотрел то старшего брата.

– Только дай мне слово, что не растреплешь обо всем маме?! А то ничего не получишь, – выдвинув условия, Фархад ожидал ответа.

– Не скажу, честно, даю честное слово – слово «Октябренка», – Сеймур привстал.

– Да на черт мне далось твое слово октябренка? Клянись могилами прадеда и прабабушки! – Настойчиво потребовал Фархад.

Сеймур растерялся. Фархад запросил слишком большую ответственность – поклясться могилами предков, которых Сеймур не помнил, потому что был маленьким, но чтил, потому что так было принято.

Сеймур проглотил набежавшую слюну, и вымолвил: « Клянусь!»

– Тогда слушай, – начал Фархад.

– Я у «стекляшки» прикупил у ребят петушков. Пять штук.

– У чего ты что купил, и что такое петушки? Я чего- то не понял, Фархад, – признался Сеймур.

– Вот ты Сеймур, балда, – выпалил Фархад.– Объясняю – у стеклянного базара, напротив «Снежинки», я у спекулянтов купил иранские жвачки, ну помнишь, я тебе как- то раз приносил их, на них еще петушки нарисованы, мятные такие, вкусные.

– Аааа…! Вспомнил! – Сеймура осенило.

– Так вот, их- то мы и будем продавать на даче, точнее, на пляже. Я все продумал, только с ценой надо определиться.

– Как на пляже и кому? – Недоумевал Сеймур.

– Как кому? Людям, – продолжал объяснять Фархад. – Особенно приезжим, они любят все такое иностранное. И потом, у них всегда деньги водятся. Как говорит дядя Эльдар – « На отдыхе никогда не надо жалеть денег. Работают, чтобы зарабатывать. Копят, чтобы отдыхать».

– Правильно, дядя говорит, – одобрительно замотал головой Сеймур, словно ему было чуть больше лет, чем его прародителю.

– Какой ты молодец. Фархад! А где ты этому научился?! – Спросил Сеймур, переполняемый эмоциями.

– Эрик подсказал, – ответил Фархад.

– Какой Эрик?

– Который с Малаканского садика, дед которого там, постоянно в медалях сидит. Ну, тот, ветеран войны, Фархад пытался помочь брату вспомнить существенную особенность неизвестного мужчины.

– Их там много сидит, и все говорят на непонятном языке, – оправдывался Сеймур незнанием языка, достаточно большого народа.

– Ладно, проехали, одним словом, приедем, на пляже разберемся, кому и почём – деловито отрезал Фархад.

– Фархад! Будь братом, покажи мне жвачки, – застыв в ожидание положительного ответа, Сеймур смотрел на брата.

– Зачем? – Строго посмотрев на младшего брата, Фархад нахмурил брови.

– Просто, хочу посмотреть, я их уже не помню, – Сеймур пытался хитрить.

Фархад потянулся за своим рюкзаком, где лежало все его добро, известное всем и кое- что, известное только ему одному.

Покопавшись одной рукой в своем рюкзаке, Фархад на ощупь определил вещь – тайну, и вынул, заключив ее в кулак.

Маленький кубик в серебреной обертке, и со смешным петушком на этикетке, на несколько секунд предстал перед взором Сеймура, как только Фархад развел пальцы руки.

Сеймур проглотил слюну, и так явно, что Фархад спешно спрятал кубик обратно в рюкзак.

– Не смей думать даже об этом, и не доставай меня просьбами дать пожевать, – Фархад выставил указательный палец прямо перед лицом страждущего брата. – Это товар. Это табу. Понял!

Сеймур промолчал, проглотив, при этом, вторую порцию слюны, и одобрительно кивнул головой.

– Будет больше, дам тебе целый кубик. А пока молчи, и никому не разболтай, – сказав, Фархад спрятал рюкзак.

– Мам! Мы въезжаем в Маштаги. – Помидоры покупать будем? – Сеймур крикнул, высунув голову в окно. Его кудри выпрямились от порывов воздуха, обтекающих машину. Лицо сморщилось от скорости и стало смешным.

Сеймур приветствовал земляков, размахивая руки и окриками своего звонкого голоса, потому что он считал дачу в Бильгях своей Родиной.

– Знаете, дядя Вагиф! Папа говорит, что наша дача находится в Бельгии, и что, не все могут себе позволить иметь дачу в Бельгии, – Сеймур обнял Вагифа обеими руками и заглянул ему в лицо, чтобы увидеть его восхищение.

– Сеймур, не мешай дядя Вагифу вести машину, -строго приказала сыну Хиджран.

– Не беспокойтесь, Хиджран ханум, он мне не мешает, – хладнокровно и уверенно ответил Вагиф, продолжая вести машину. – Сеймур! А Маштаги получается, столицей Бельгии? – Улыбаясь, спросил Вагиф.

– Ну, выходит так, что Маштаги есть – столица Бельгии, – с уверенностью ответил Сеймур.

– Балда ты, Сеймур! Сколько тебе можно повторять, что Бельгия и Бильгях это не одно и то же, – грубо отметил Фархад. – У Бельгии столицей является город Брюссель.

– А мне все равно, что является столицей Бельгии. Папа сказал, что у нас дача в Бельгии, значит, так оно и есть, – Сеймур, рассмеявшись назло брату, в очередной раз высунулся из окна машины и продолжил звучные приветствия жителей столицы Бильгях.

Маштаги – самая населенная часть одного из маленьких кусочков апшеронского рая. Самое интересное, что было для Сеймура в Маштагах это люди. Мужчины – смелые и улыбчивые. Женщины – ласковые и любящие детей. Хотя, Сеймур иногда их сторонился, особенно тех, кто ходил в черных накидках и без лица.

Частенько, на базаре, куда Сеймур приходил с матерью за овощами, он мог быть обласкан одной из таких женщин в черном. Неожиданно, из- под черного покрывала могла появиться женская рука и пройтись по его шевелюре, и в тот же миг спрятаться обратно, в темени своеобразного одеяния.

Сеймур вздрагивал, но соглашался, ведь руки были как у его матери – нежно любящие.

На вопрос Сеймура – « Мам, почему эти женщины так одеваются», Хиджран отвечала коротко и понятно – « Так надо». А отец Сеймура объяснял все удивительные особенности маштагинцев тем, что они сильно верят в Бога и очень любят торговать. Часто бывало, что летом в местном универмаге, можно было купить зимние вещи импортного производства, а зимой – летние вещи хорошего качества – импортного. Надо было, просто, согласиться на пару десяток рублей дороже, чем летом или зимой. Все было в родных Маштагах, даже можно было без очереди купить любимые китайские кеты Сеймура, с цветными полосками на подошве.