Одиннадцать миль

– Нет, ну каков наглец! – Пискнула вторая кукла, и Брендон понял, чем они отличаются. У этой второй зуба не хватало. Говорит, а через дырку между зубов свист вылетает, такой противный ещё. Так и хочется врезать или дать талончик к дантисту. Лучше, конечно, врезать.

– Так, дамочки, послушайте, я никого не обвинял. Просто спросил, а вы кудахчете. – Он попытался подняться, но ноги не удержали, едва не уронив тело прямо в снег с блевотиной. – Сука…

– Мы знаем, где Вы живёте, мсье. Проводить?

– Вот ещё. Будут меня провожать две цыпочки, которые едва могут свою сумку с косметичкой поднять, – огрызнулся в ответ капитан, резко отдёргивая руку от грязного сугроба. – Собак моих вы обе тоже не видели?

– Да они у подъезда сидят, – беспечно бросила свистящая куколка, махнув ручкой с наманикюренными пальчиками. – Мы их видели, когда шли обратно с прогулки.

– Вы не пьяны? Мы думали, Вы выпили, у меня муж всегда так валяется, когда выпьет.

– Мой наркотиками баловался, – снова защебетала та, у которой не хватало зуба, – ну, знаете, героин, морфий, а потом вот падал и бился в конвульсиях. Так и умер, бедный. У Вас тоже приход?

Ну всё, хватит, наслушался.

– Это, конечно, очень интересно, дамы, – съязвил мужчина, всё же поднимаясь с ледяных плит тротуара и сразу упираясь рукой в ближайший фонарный столб, – но я предпочту оставить вас и не слушать об интереснейшей, без сомнений, увлекательной прогулке, о ваших муженьках-пропойцах и весь тот мусор, что вы обе хотите мне втюхать. Покорно благодарю, до свидания.

Брендон покачнулся, но совладал с собой и притяжением своего зада к земле и с самой маленькой скоростью, ведь на более быструю нужны силы, направился прочь от что-то чирикающих ему вслед недовольных девиц.

– Господи, как же они мне вынесли мозг, как же вынесли, сучки, – бормотал он, смотря себе под ноги, шаркая ботинками с налипшим на них снегом по подмёрзшему тротуару.

Тусклый свет фонарей смешивался с вечерними сумерками, хотя это и сумерками назвать было сложно, толком не освещая дорогу к дому, но Брендона это заботило меньше всего. Сейчас в его голове вдруг начали всплывать некоторые вопросы, щекотливые, если можно так сказать, вопросы, на которые он боялся ответить. Его сознание вдруг припомнило всё: и человечка с собакой, и его исчезновение, и странную угрозу. Он и о пропаже бумажника подумал, конечно, только запоздало. Не было никакого бумажника, Брендон забыл его в машине два дня назад и так больше не вспоминал.

Почему тогда сейчас вспомнил?

Бред какой-то. Не о деньгах бы ему сейчас беспокоиться, а о своей шкуре. Может, этот толстый мужик накачал его чем-то, пары какие, наркотики, прочий мусор, а он надышался-нанюхался, вот и привиделось. В таком случае, почему нет побочных эффектов? Нет, Брендон, детка, – подумалось ему, пока ноги сами с трудом несли тело до подъезда, – не может такого быть.

Собаки действительно ждали у железной двери, приветливо виляя хвостами, но не срываясь с места. Когда их хозяин справился с расстоянием и дошёл до питомцев, те радостно залаяли, вдруг начиная путаться под ногами. Брендон хмуро посмотрел на собак, пробормотал что-то вроде проклятия и открыл железную дверь, первым делом впуская животных, а после зашёл сам. Так же медленно поднялся до своей квартиры, отпер замок ключом, снова пропустил собак, ввалился сам.

Всё по кругу, если подумать здраво и рассудительно.

К бутылке больше не тянуло. Питомцы исчезли где-то в темноте квартиры, а Брендон, не разуваясь, поплёлся в кухню. Он сам себе удивлялся, как ещё не разгромил всю квартиру, стоившую когда-то им с Сарой целое состояние, а теперь такую пустую, скучную, унылую. Капитан готов был сбыть за гроши первому встречному ненавистное помещение, даже память о жене не могла его остановить.

Когда рука потянулась к бутылке, в голове выстрелила мысль и сразу затерялась в лабиринтах разума.

Бросив взгляд на небольшие часы, висящие на стене, Брендон отметил, что уже почти половина пятого. Почему это его так волнует? Напрочь позабыл, как будто кто-то разом перемешал все его мысли и не дал им встать на место. О чём-то он должен был помнить, о чём-то важном, о чём-то, что будет сегодня…

«Похороны», – прошептал в голове отвратительный голос, заставивший капитана вздрогнуть всем телом.

Похороны.

Брендон выехал на Парк-авеню медленнее, чем ему хотелось бы. Почти десять минут он искал свой парадный костюм, – чёрные брюки и рубашка, туго повязанный галстук, роскошный пиджак – начищал ботинки, одевался. Когда вышел из дома, вспомнил, что забыл хотя бы сделать вид, что причесался, а, вернувшись в квартиру, обнаружил, что не оставил собакам поесть. Только в без пяти минут пятого ему удалось сесть в машину и выехать на дорогу.

По пути его встречали фонари, стоя прямо, по-парадному, как будто приветствовали его. Автомобили проносились мимо, на перекрёстке он едва не влился в чужой поток. Вечер сгустил сумерки до фиолетовой темноты, звёзды лениво рассыпались по небу, перемигиваясь между собой. Брендон старался не думать ни о чём.

По радио играли хиты восьмидесятых годов, его устраивало это. Дважды даже включали Queen, неизменные «We will rock you» и «Bohemian Rhapsody», и Брендон чувствовал себя немного лучше, когда слышал знакомые ритмы. Но потом даже музыка перестала его привлекать, мысли с каждой секундой становились всё мрачнее. Чем дальше он ехал, следуя теперь параллельно Беннетт авеню, тем сильнее становилось ощущение жжения в груди.

Смерть никому не может дать покоя, вот и он мучился, не в силах себя отвлечь. Проскочив Дайкман-стрит и направляясь к переправе до Марбл-Хилл, он слушал радио, где теперь передавали экстренные новости, и всей душой надеялся, что его хоть кто-нибудь собьёт. Этого не произошло и до шоссе Генри Гудзона он добрался без происшествий.

Автомобиль двигался быстро, Брендон старался гнать как можно сильнее. Обычно на Бродвее в это время полно полицейских, но что-то подсказывало ему: никто не остановит, а остановят – почти сразу отпустят, как только увидят значок и удостоверение. Он оказался прав, толпы людей, поток машин и ни один коп не успел его притормозить. Сегодня удачный день, верно, Брендон, детка?

Когда и Бродвей, и следующее после поворота небольшое шоссе остались позади, а по радио транслировали песни Boney M, «Chevrolet» выехал на Бронкс Ривер паркуэй. Здесь поток машин сократился почти вдвое, никто в здравом уме не станет ехать этой дорогой домой – слишком долго. Свет фар выловил впереди указатель «Вудланское кладбище», мужчина мельком глянул на часы: ехал почти сорок пять минут, недурно.

У ворот уже ждал катафалк и несколько людей в чёрном. С ними стоял высокий человек в сутане. Брендон почему-то неожиданно пожалел, что нанял священника.

Капитан остановил машину у въезда на кладбище, нехотя вылез из салона, резко хлопнув дверцей. Присутствующие невольно вздрогнули. Один из них, Брендон узнал по хриплому голосу, вышел вперёд, протянул руку.

– Добрый вечер. Вы мистер Уинтер?

– Я. – Он пожал протянутую руку, оглядел всех, стоявших в свете двух тусклых фонарей. – Простите, если опоздал, чёртовы пробки.

– Нет, Вы вовремя, всё уже готово. Следуйте за нами, мистер Уинтер.

Четверо крепких мужчин подошли к катафалку и бережно вытащили деревянную коробку за позолоченные ручки. Взвалив коробку на плечи, они медленно двинулись через ворота к свежевырытой могиле. Брендон с замиранием сердца наблюдал за ними, боялся, что кто-нибудь может оступиться и уронить драгоценную деревянную коробку – гроб с его любимой женой.

Священник встал у самого края могилы, сжимая дрожащими замёрзшими руками небольшую книжицу, мужчины осторожно опустили гроб в зияющую в земле дыру, отошли на несколько шагов, почтительно склонив головы. Знают своё дело, подумалось капитану. Когда святой отец нараспев начал читать заупокойную молитву, Брендон невольно сгорбился, сникнув под тяжестью произносимых слов.

– Помяни, Господи, в вере и надежде жизни вечной усопшую рабу твою, отпусти и прости все вольные и невольные прегрешения её и даруй причастие и наслаждение Твоими благами, – тихо говорил священник, стараясь держать потёртую книжицу ровно, унимая дрожь в руках. Брендон смотрел, как редкие снежинки падают на крышку гроба, и хотел бы скорее кинуть цветок, который держал в левой руке, к этим крошечным белым пятнышкам на лакированном дереве. В уголках глаз стояли слёзы, и они не понимал, от пронизывающего холода или от боли, засевшей глубоко внутри. Святой отец, почти закончивший молитву, больше половины которой Брендон даже не услышал, спокойно закончил: – Будь милосерден к ней, ибо нет человека, который поживёт и не согрешит. Пусть упокоится раба твоя с миром во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.

Убрав книжицу, он вытянул из-за пояса подмёрзший цветок, наклонился, опустил его на крышку. Прошептал что-то непонятное, отошёл, едва заметно наклонив голову. Брендон бросил свой цветок, даже не посмотрев на гроб, и быстро отвернулся от могилы, подавляя накатывающее желание заплакать.

Мужчины, которые донесли гроб до могилы, тоже кинули по два цветка, которые, как заметил капитан, были лилиями.

Как могилу забрасывали землёй у него не хватило сил смотреть. Пока рабочие старательно орудовали лопатами, он вместе с организатором похорон принёс букеты, бережно уложенные на сиденье в катафалке. Свежую землю прикрыли дёрном, положили цветы, после мужчины установили небольшой памятник из тёмно-зелёного мрамора. Капитан с содроганием окинул его взглядом, уловил надпись «Любимой жене, чья красота никогда не увянет» и не выдержал, закрыв лицо рукой.

Горячие слёзы потекли по щекам, легли налётом соли на губах. Он чувствовал, как медленно задыхается, осознавая, какая тяжесть теперь легла на его плечи. Только что он похоронил жену, только что её погребли под землёй навсегда, только что его последнее «прощай» застряло в горле комом и не может найти выхода. Всё это время ему не хотелось верить, что Сары больше нет, но сейчас правда ударила его по лицу, оставила огненный ожог на сердце. Да, она мертва, он увидел это ясно, как видел сейчас могильный камень перед собой.

Когда рыдания стали невыносимо громкими, организатор похорон осторожно обнял его за плечи и успокаивающе пробормотал, мягко хлопнув капитана по спине:

– Она в лучшем мире. Всё будет хорошо.

Снег, вырывающийся из неторопливо заволакивающих небо туч, становился сильнее, засыпая свежий дёрн, покрывая белым налётом памятник.

Глава 8. Первая ночь

Я, блядь, весь обратился в страх.

Ну, знаете, вот представьте: кому-то из вас поступает целая хренова туча сообщений, вы расслабляетесь, думаете, окей, это просто знакомые. И вдруг нежданно получите-распишитесь! Плод вашего же пропитого воображения шлёт подарочки и сообщения. Интересно, не правда ли?

Честно говоря, я в штаны при первом прослушивании наложил. Смейтесь, пока можете, я тоже потом ржал, как подыхающая конина. У меня даже что-то вроде срыва было, похоже. На нервах решил выпить. Стаканчик, не больше, но потом как-то так вышло…

Знаете, бывает ощущение, когда ты вроде как уже кони двинул, а вот душа прям поёт, летает, и ты уже не капитан полиции, а грёбаная принцесса из какой-нибудь сопливой драмы. В голове сразу новые, прям такие свежие мысли, ты уже, как минимум, готов придумать новый ядерный реактор. Мощь, сила, какие-то до чёртиков странные эмоции. Даже желание убивать, будем честными. Но этот факт ведь меркнет, чёрт возьми, бледнеет, стоит только начать что-либо делать. Новые возможности тебя просто поглощают, засасывают в себя, как жадная чёрная дыра, но тебе мало, блядь, мало, мало, мало, хочется ещё. Энергия космоса гудит в голове, а ты такой сразу: «Раком меня в жопу, это же потрясающе! Да я коню готов отсо…»

Нажрался я, короче.

***

Он вернулся домой только к девяти вечера. Мог бы и раньше, но иногда большой город подбрасывает автолюбителям сюрпризы в виде пробок.