– А при чем здесь она? Она в мехах да в брильянтах. Заказала редкие породы лошадей. Хочу, говорит, деревне моей родной, Адайке, подарок сделать – эксклюзивную конюшню основать, где будут проводить соревнования. Вся татарская и московская элита будет съезжаться к нам! У нас будет адаевский мульбурнь или бульбурн. – Бабушка Апанас подошла к окну и собрала высохшие листочки у цветов.
– Мельбурн! – пробормотала девушка.
– Что?
– Кубок Мельбурна! Куда ей ипподром открыть, неспособна жопу свою помыть! Собралась элиту сюда приглашать! Дешевка! Думают, если у них есть деньги, то они могут всех и вся купить! – Гульчачак с яростью перевернула тесто и продолжила топить руки в муке.
Бабушка обернулась.
– Дочка у них скоро замуж выходит. Помолвка будет. Сам Радик Юльякшин приглашен! Неужели он приедет сюда? – Бабушка поставила чайник и достала сметану.
– Не приедет! – скривилась Гульчачак.
– Почему? Они за деньги и к эскимосам полетят.
– Не приедет и точка! – Гульчачак ударила кулаком об стол.
– Дочка, ты иди отдохни. Утро вечера мудренее. И пенсию завтра получу, Аллах поможет. А не то Розу попрошу в инстаграме пост написать, пусть опозорится.
Бабушка Апанас улыбнулась и вспомнила, как Роза радовалась лайкам за их фотосессию. Хотя сама бабушка была недовольна: уж слишком сильно выпячивала ее невестка свои круглые задние формы, что не достойно замужней женщины.
«Это тренд инстаграма, а то победы не будет! Все ради победы!» – серьезно отвечала на упреки невестка, а свекровь только рукой махала. Она уже давно перестала понимать нравы молодежи, а что такое мода – и не пыталась разгадать.
Гульчачак легла на кровать и достала телефон.
– Привет.
– Привет.
– Тебя не обижают?
– Обижают.
– Понял. Печь еще не затоплена.
– А баня?
– Дрова рубим.
– Концерт нужно отменить.
– Записано.
– А еще неплохо бы кино снять.
– Обязательно.
– Не перетрудись на благо отечества.
– Постараюсь.
– Отбой.
***
В своем кабинете прокурор, Зубазга Мозгарович, набрал номер Рашида.
– Твои батыры проверяли по спутнику, где кенгуру?
– Нет.
– Проверь. Может, они рядом или, наоборот, уже на родине?
– А с гусями что?
– Отдали в розыск, готовим фотографии.
– Хорошо. Давай пока.
Прокурор собрался уходить, но секретарша встала в проеме.
– Вы уже уходите? – она подняла бровки. В руках у нее была дымящаяся кастрюля.
– Да, рабочий день закончился.
Прокурор стащил куртку с вешалки, но на кастрюлю смотрел с аппетитом.
– А ужин со мной? – секретарша приоткрыла рот, очерченный бордовой помадой, и задабривающе улыбнулась. – Весь день пельмени лепила! Можно приступить к выполнению своих обязанностей по вашему списку дел?
Она поставила кастрюлю на стол, не дожидаясь ответа начальника.
Зубазга Мозгарович был очень голоден, но в этой ситуации он чувствовал себя бараном, которого решили подоить. А этого он не мог позволить.
– Жду вас завтра в девять для выполнения ваших прямых обязанностей по работе. В противном случае мне придется искать другого секретаря. А вы можете перейти на работу поваром или пчелкой на безгранично прекрасные поля Кукморского района!
Прокурор закрыл дверь и, проглотив конфетку, поехал играть в хоккей, жадно приглядываясь по дороге к уличным гусям.
Часть пятая
С утра секретарша Земфира тихо напевала в приемной прокурора песню Хании Фархи о превратностях любви. О том, как гложет обида и как с ней сложно жить.
Дверь распахнулась, и приемная заполнилась ароматами дорогой столичной жизни, где люди ездят в лексусах вальяжно прикуривают заморские сигары в полутемных барах и рассуждают о связях политических тенденций с модной нашумевшей скульптурой дырявого батона Бурки Мишкина.
Земфира подняла глаза и сразу наткнулась на соболей.
«Не рановато ли для шубы?» – подумала она, от удивления забыв поздороваться.
– Прокурор у себя? – решительно спросила дама.