В минуты встречи с Натальей Гузель жалела, что осталась сиротой. Ей хотелось уткнуться в родительскую грудь и пожаловаться на свои тягостные сомнения.
Рашид закручивал и напрягал все шестеренки, винтики и шурупы своего железного характера с целью создать безопасную и красивую жизнь для Гузель. «Пост премьера, мои связи и деньги – или любовь в убогой деревне! Выбирай!» – поставила ультиматум Наталья, и Рашид выбрал. Уютная, спокойная жизнь с любимой оказалась ценнее насиженного места среди сильных мира сего, где главным гестаповцем была его бывшая.
Так он и начал новую жизнь в деревне, где открыл свою ферму, что стала лучшей в мире по удою и рогатому скоту.
Рашид устало крутил баранку на мосту Милениум, когда по радио сообщали о травме Натальи.
Гузель поначалу сосредоточенно слушала, а потом вскрикнула:
– Гуси! Смотри, гуси! Они вернулись! – Девушка открыла окно и старательно всматривалась в чернеющее небо.
– Тебе показалось. Ты в каждой вороне видишь гусей. Хватит уже! – проворчал Рашид.
– Большую любовь сложно забыть, – прошептала Гузель.
– Это намек на Наталью? – Рашид бросил на неё хмурый взгляд.
– Она ж звонила… – Гузель вздохнула, развязала шелковый платок с изображением голубых гусей и погладила рисунок.
– Любить – не люблю, отвязаться не могу. Ты думаешь, она хочет меня, как мужа вернуть? Ей деньги нужны! Метлу бы ей, и подальше! Как всегда некстати! Без нее – полный рот хлопот! – Зазвенел телефон и Рашид отозвался: – Слушаю. Знаю, что подала в суд. Будем судиться, что тут еще скажешь! Дозвонился до них? Пробивай дальше.
– Что случилось? – Гузель взяла мужа за руку.
– Одна деваха из соседнего колхоза на мою школу подала в суд. Утверждает, что я обучаю там ложным технологиям. Типа удой коров под Бараката не такой крутой, как под Мишку Бякшина.
– И что?
– Вот хочет доказать, что я шарлатан и обманываю и без того нищий колхоз. Они ж на обучение отправляют своих доярок. Уверяет, что даже куры не несутся под мой плейлист! Мои техники устарели, зато цены – выше университетских! – Рашид закурил и остановился на Бауманке.
Через дорогу переходила толпа скоморохов, ярких девиц в кокошниках, акробатов и гармонистов.
– Не жизнь, а бесконечно шоу «Тупой, еще тупее», – задумчиво ответила Гузель. – Есть надежда на решение?
– Конечно! – Рашид взял ее руку и поцеловал, – Думаю, устроить ринг. Баракат против Мишки Бякшина. Посмотрим, кого коровы любят сильнее. Это и будет доказательство для суда.
– И они на это согласились? – Гузель вытаращила глаза, едва сдерживая смех.
– Ведем переговоры. Им это на руку. Реклама, как-никак. Куда денутся?
– А если колхозница выиграет? – Гузель рассмеялась, когда один из акробатов сделал сальто прямо на дороге. Машины яростно сигналили, поддерживая его.
– Будем проводить ребрендинг, – пожал плечами Рашид.
Они проехали светофор и направились к Пирамиде.
***
Башню Сююмбике постепенно поглощала ночная мгла.
В Кремле было безлюдно, голуби тихо укладывались спать. Хромой дворник с длинной бородой посвистывая шел к башне.
Гурьям Потворская поставила чайник, включила телевизор, достала иголки для вышивания и нитки.
Набор иголок был большой. Гурьям взяла самую длинную, воткнула ее в средний палец. Потекла кровь.
Старуха подошла к огромной картине напротив стола.
На холсте была нарисована царица Сююмбике в золотом платье, черно-голубых ичигах и красно-янтарном платке. Она держала в руках тонкую ткань и с умиротворенной улыбкой вышивала.
– Не такая уж ты и святоша! – Гурьям воткнула в грудь женщины окровавленную иголку. – Но я, твоя сестра, помогу тебе!
Хранительница злобно посмотрела на картину, но услышав звук закипающего самовара, отвлеклась. Подошла к столу, открыла ящик, достала варенье.
Послышался стук в дверь.
– Доброго вечера вам, – прохрипел старик и вошел.
– Ты еще здесь? – Гурьям бросила на него недовольный взгляд, села за стол, достала чашку.
– Решил составить вам компанию. Страшно, небось, одной.
– Страшно, когда покойники рядом летают. А здесь только духи воют, – оскалилась Гурьям и зловеще посмотрела на бородатого.
Зубазга Мозгарович поправил приклеенную бороду и достал из кармана плитку шоколада.
– Где сладкий шоколад, там и лад. – Глаза его горели.
– Блат, вы хотели сказать. Купить меня хочешь, старый пердун? Не успел устроиться, как лезешь под юбку! – грудь Гурьям дымилась, глаза задорно бегали.
Она манерно и плавно достала вторую кружку.
– Слаб до красивых баб – виноват стократ. – Прокурор выдохнул, взял чашку и притупил к заветной беседе.
Часть пятая
Зубазга Мозгарович принимал в своем кабинете мать погибшей девушки. Он неустанно снабжал ее чаем и бумажными салфетками.
Ежик навострил ушки и то и дело выглядывал из коробки, на которой крупными буквами было написано: «Заколю и зафукаю!»
На вид женщине было лет пятьдесят. Низкорослая блондинка, стриженная под мальчика. Она прижимая платок к носу и верещала:
– Резеда мечтала быть популярной. Хотела славы Мадонны, Бийонсе и всего этого американского шлака. Она верила, что если пойдет по стопам знаменитостей, то, без сомнения, придет к цели. Об этом же говорят все современные коучи! Бездушные твари! Угробили мою девочку!
Женщина громко высморкалась и осмотрелась вокруг взглядом потерянного ребенка, как будто ждала подвоха. Потом подписала заявление и передала прокурору.
Мать жаждала мести. Просила наказать автора книги, который и стал, по ее мнению, причиной смерти дочери.
Имя Гоги Великолепного мелькало во всех книжных магазинах. На обложке сверкали огромные красные губы: «Вкачай славу легко и быстро, как силикон!»