Измайлов благоразумно не откусывал от плюшки, пока я говорила. Молча поднял густые брови.
– В смысле, нет у меня знакомых в криминальной среде.
– С этого бока мы зайдем сами, не напрягайся, Поленька. Ты про «хмыря», про «хмыря».
Я уже прокляла себя за то, что ляпнула эту глупость. Но отступать не хотелось.
– А вдруг он бедный? Прямо-таки нищий? У таких тоже иногда возникает зудящее любопытство: что завалялось в карманах трупа? На залог он действительно не наскреб. И с отморозками не собирался расплачиваться. Наделал из газет этих… Как называется, когда в пачке сверху и снизу настоящие купюры, а внутри бумага? Куклы? Вот их он в сумке положил бы в камеру хранения…
– Не фантазируй, не трать силы. У него были ключи. После осмотра квартиры, он мог дождаться ухода Ивана и свободно добраться до коробки.
– А вдруг он мертвецов боится?
– Детка! – строго воскликнул Измайлов, до которого, кажется, потихоньку доходило, что я порю чушь сознательно.
– Ладно, ладно. Но почему ты исключаешь, что ключей у него в четверг утром не было? И до вечера пятницы он их искал. Вернее, дубликаты, которые кто-то сделал. Слушай, наверное, это Петр. Он свернул Сереброву шею, а в карманы не слазил. И послал «хмыря» на разведку. Да, тот отрапортовал, и Петр нанял…
– Опять ты за свое! Слазил Петр в карманы, пусты они.
– А «хмырю» сказал, мол, не слазил. Обманул, понимаешь?
– Нет, – тихо признался Измайлов. – Но очевидно, что сегодня не твой день, детка. Я рассчитывал на свежий взгляд, а ты сидишь с закрытыми глазами и бредишь. Какие-то нищие разведчики мерещатся.
Пора было сдаваться. С первого захода у меня не получилось.
– Вик, предположим, я сморозила глупость. Но можно и серьезно. «Хмырь» принадлежит к богатому окружению Сереброва и знает про убийство. Сдуру или по крайней необходимости убедиться в целости и сохранности коробки с телом встретился с Иваном в квартире. Но снять ее даже без договора, как Петр, не решился.
– Почему? – взвыл Измайлов, который начал благосклонно улыбаться, услышав от меня слово «глупость».
– Чтобы хозяин его плохо запомнил. Чтобы, когда вы обнаружите труп в лесу…
– Достаточно. Наткнись кто-нибудь на труп Сереброва в лесу, мы и не догадались бы о существовании Ивана.
– Вик, обещаю все детально обдумать.
– Не стоит.
– И поделиться выводами.
– Лучше смерть. Собирайся, поедем домой. Больше тебе здесь делать нечего.
– А давай тут еще пороемся. Я, например, на антресоли не заглядывала.
– Наши заглянули. Везде.
– С Иваном фоторобот «хмыря» составили? Он вам пригодится.
– Если я так и считал, то ты меня блестяще разубедила. «Хмырь» к убийству Сереброва отношения не имеет.
До самого моего, то есть его порога я объясняла полковнику, что нельзя столь быстро и легко отказываться от навеянный чутьем и гением убеждений. Меня это коробило, ведь чутье и гений были моими. Он утомился и запросил пощады, то есть одиночества. Дескать, с мыслями надо собраться. Мне хотелось того же. Поэтому разошлись мы мирно, договорившись поужинать у меня.
Дома я опустилась на кухонный табурет. Сначала пыталась найти хоть какой-то смысл в том, что несла Измайлову, но не преуспела и бездумно уставилась на раковину. И этот предмет сантехники, вероятно уловивший, что впервые используется, как объект медитации, постарался соответствовать. На его внутренней стенке вдруг появились блики, необыкновенно похожие на пламя. Вот подул ветер, и оно, белое, живое, припало вниз и поползло. А вот в затишье восстало длинными текучими языками. Я заворожено поднялась и пошла к «костру». На дне раковины стояла глиняная плошка, полная воды, и плохо закрученный мною в спешке кран ронял в нее редкие капли. Солнце и вода играли в огонь. Потом небесное светило прикрылось облаком, и игра прекратилась. «Так и с расследованием получится, – подумала я. – Пока не приблизишься к причине, все будет казаться чудом».
Меня потянуло немедленно донести эту мысль до Вика по телефону. Он не мог не впасть в философское настроение после нашего обсуждения роли «хмыря». Сам вывод полковника не вдохновил. Тогда я поведала ему про раковину.
– Поленька, пощади, – начал он.
Но, похоже, обессилел, выронил трубку, да так и не смог поднять до вечера. Какой впечатлительный руководитель убойного отдела! Я же вымыла плошку, приготовила еду, накрыла на стол. И когда в семь часов полковник опасливо заглянул в дверь, уже не понимала, почему он решил справиться, не заболела ли я часом.
После, без ложной скромности скажу, изысканного ужина, мы с Виком долго и нудно ругались. Он настаивал на том, чтобы я потребовала у Ивана возвращения денег и забыла адрес снятой квартиры. Я упрямо пребывала в шкуре Елены Емельяновой и твердила:
– Мне некуда идти, мне некогда искать другое жилье – завтра на работу. Про труп Сереброва мне известно только с чужих слов, даже причин для шока нет. Меня нельзя подозревать ни в убийстве, ни в соучастии, потому что я появилась в квартире в пятницу.
Бессердечный полковник напомнил о фокусах с документами. Кончилось тем, что я позвонила хозяину и озвучила предложение Вика.
– Но я уже потратил семьсот баксов, – кисло сообщил Иван.
И принялся горячо уговаривать меня не брать ничего в голову. Немного поломавшись под тяжелым взглядом Измайлова, я сдалась:
– Залог не трать, придется вернуть. Я за месяц найду квартиру без следов преступления. И чтобы завтра в двери был новый сложный замок. Как ты его врежешь, твои проблемы. Оба комплекта ключей положи в коробку на стеллаже соседей – там есть приметная зеленая обувная сверху. И, если обнаружишь в ней отрезанное ухо или отрубленный палец, сделай одолжение, выброси это сам. С меня хватит. Надеюсь все-таки, что не ты своих жильцов к праотцам отправляешь.
Иван застонал и согласился на все. Измайлов выражал протест получасовым молчанием. Но к себе не уходил. «Нужен тебе свой человек в „Реванше“, милый, – насмешливо думала я. – Чушь про „хмыря“ немногим хуже тех версий, которые есть у вас. Иначе ты не вникал бы в нее столь терпеливо».
– Поленька, я сердит, но остался не из-за информации о фирме, где работал Серебров. Мы сами в состоянии разобраться, – сказал неудобно проницательный Вик.
Я очень устала препираться и охотно ему поверила. Действительно, при чем тут какое-то сомнительное коммерческое предприятие? Тебя до отвала накормила молодая, красивая, умная, любящая женщина. В уютной обстановке. Наедине. И вообще гораздо приятнее быть доверчивой, чем подозрительной.
Глава третья
1
В понедельник, в девять тридцать утра я вошла в приемную, не ожидая никого в ней застать. Однако, мой новый начальник стоял возле окна и попыхивал сигаретой. Если учесть, что курение в офисе он запретил и сам подавал благородный пример воздержания, встреча с кем-нибудь из сотрудников в этот час не планировалась.
– О, вот она, провинциальная жажда деятельности, – зарокотал он грубоватым баритоном, ничуть не смущаясь никотиновой зависимостью. – Секретарше москвичке пришлось долго объяснять, что следует являться хотя бы на пятнадцать минут раньше официального начала рабочего дня, а не позже.
– Я не секретарша, а ваш личный помощник. В котором часу вы сюда приезжаете?
– Около семи. Не люблю томиться в пробках. И люблю посидеть за компьютером в одиночестве. Так что с вами мы будем начинать сотрудничество в десять ноль ноль.
– Да.
Его голос звучал ни шутливо, ни наставительно. Человек являл собой омут глубокого темного равнодушия и ко мне, и к секретарше. Да и в остальных подчиненных он, похоже, не нуждался. Принято в бизнес-сообществе наполнять офисы людьми, пусть суетятся. Лишь бы не очень досаждали.
В пятницу ярость помешала мне хорошенько его рассмотреть. Теперь удалось – высокий рыхловатый шатен под сорок с бледной кожей и голубыми глазами. Причем и покровные ткани, и органы зрения были какого-то странного оттенка, будто тонкий слой пыли гасил блеск полированной поверхности. Черты его круглого лица были правильными и соразмерными, но не запоминались. Про такие, пожав плечами, говорят: «Лоб, как лоб, нос, как нос, рот, как рот». Ему пошло бы одеваться и обуваться понебрежнее, внешний лоск – удел низкорослых хрупких мужчин. Но он был облачен в классический синий костюм, модные черные ботинки, голубую рубашку и бордовый галстук. Словом, выглядел стандартно. Если только не сигналил своим обликом: покопайтесь-ка во мне в поисках сути, повозитесь, помучайтесь. Вероятно, нечто в этом роде им излучалось, раз пришло мне в голову. Нелепые претензии невротика. Я предпочла бы босса с чем-то раздражающей внешностью, но ему дела не было до моих личных стимулов к полноценному труду. Что, впрочем, и меня не задевало.
– Вот ваш кабинет, Елена Олеговна, – сказал он и показал на дверь в противоположном конце приемной. – Осмотритесь и зайдите ко мне. Обсудим ваши обязанности.
«А права»? – хотела спросить я, но промолчала. Только отметила про себя, что, произнеся всего пару фраз, он будто заказал уместный с ним тон. Силен. «Нет, ты сильна, раз поняла это», – мысленно подбодрила я себя, чтобы не раскиснуть в его апатичности, ощущаемой физически, как повышенная влажность. Но не тропическая. Скорее нескончаемый октябрьский дождь в средней полосе. Ежиться впору. Однако и непосредственные телодвижения в его присутствии казались не слишком пристойными излишествами. Я тряхнула отяжелевшей головой, напомнила себе, что не поддаюсь гипнозу, и направилась в указанном направлении. Уже взялась за ручку двери, когда услышала вялое: