– Ах, вон ты о чем! Эллери улыбнулся.
– Ты не рассердишься, если я отвечу тебе словами из басни Эзопа?
– Давай! – вздохнул отец.
– «И льву, бывает, есть за что благодарить простую мышь».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой все разговоры ведутся у Квинов дома
Вечером того же дня в семь часов в дверь квартиры Квинов позвонили. Джуна как раз убрал со стола посуду после ужина и намеревался подавать кофе. Он поправил свой галстук, одернул куртку – причем инспекторы Эллери искренне развлекались, наблюдая за его приготовлениями, весело перемигиваясь, – после чего торжественно прошествовал в прихожую. Вскоре он вернулся с серебряным подносом, на котором лежали две визитные карточки. Инспектор взял их.
– Вот так дела, Джуна! – проворчал он. – Славно, славно! Выходит, доктор Праути привел с собой гостя. Приглашай их скорей, малыш!
Джуна удалился снова и вернулся в сопровождении полицейского врача и высокого, до невозможности тощего человека, который был совершенно лыс, зато имел коротко подстриженную бородку.
Квин и Эллери встали.
– А я уже ждал от вас новостей, док! – Квин улыбнулся Праути. – И, если мне не изменяет зрение, передо мною профессор Джонс собственной персоной! Добро пожаловать в наш дом!
Тощий человек поклонился.
– Это мой сын и ближайший друг, – представил Квин-старший. – Эллери – доктор Таддиус Джонс. –Доктор Джонс протянул Эллери длинную вялую руку.
– Значит, вы и есть тот мальчуган, о котором то и дело говорят мне Квин и Сампсон! – прогудел он на удивление низким голосом. – Чрезвычайно рад познакомиться с вами, сэр.
– А меня уже давно обуревает желание быть представленным нью-йоркскому Парацельсу и широко известному токсикологу, – улыбнулся Эллери. – В вашу честь все скелеты этого города, должно быть, бьют в свои костлявые ладоши.
Представив себе эту картину, он сам содрогнулся и стал предлагать гостям кресла. Все четверо сели.
– Выпейте с нами кофе, господа! – предложил Квин и подозвал Джуну, который с сияющим видом подглядывал сквозь окошечко в кухонной двери.
– Джуна! Негодник! Кофе на четверых!
Джуна расплылся в улыбке и исчез, чтобы тотчас же появиться с четырьмя чашечками, полными дымящегося кофе, словно чертик из коробочки.
Праути, напоминающий своим обликом Мефистофеля, извлек из кармана одну из своих черных, устрашающего вида сигар и окутался густыми клубами дыма.
– Ваша великосветская болтовня, господа мои, возможно, приятна для людей пустых и бездельников, – сказал он между двумя решительными затяжками, – но я, к примеру, целый день работал, как зверь, занимаясь анализом содержимого желудка убитого, и теперь мне просто не терпится пойти домой и лечь спать.
– Слушайте, слушайте! – закричал Эллери, подражая депутатам британского парламента, ожидающим услышать важное сообщение. – Из того факта, что вы привели с собой подкрепление в лице профессора Джонса, я умозаключаю, что при анализе бренных останков мистера Фильда вам пришлось столкнуться с определенными трудностями. Выкладывайте все начистоту, эскулап!
– Я и выкладываю, – хмуро сказал Праути. – Вы совершенно правы: я натолкнулся на определенные сложности. Хотя у меня есть некоторый опыт в исследовании внутренних органов – позволю себе такое скромное замечание, – я должен признаться, что никогда еще не видел их в столь плачевном состоянии, как у этого Фильда. По крайней мере, Джонс не даст мне соврать. Весь его пищевод, к примеру, равно как и область трахеи, выглядят так, будто по ним кто-то прошелся паяльной лампой.
– Что же это было? Какое-то ртутное соединение? А, док? – спросил в нетерпении Эллери, который обыкновенно хвастался своим полным невежеством в области точных наук.
– Вряд ли, – проворчал Праути. – Впрочем, дайте мне рассказать все по порядку. Я провел пробы на все известные яды. Хотя данное вещество некоторыми свойствами напоминало керосин, я не смог точно классифицировать его. Да, друзья мои, я сел в калошу! И доверю вам еще одну служебную тайну: мой шеф, который решил, что я просто переутомился, взял проведение опытов в свои чуткие итальянские руки, но и в этом случае результат оказался нулевым. По сей причине мы передали решение загадки главному авторитету в данной области. Но предоставляю ему самому рассказать о своих успехах.
Доктор Таддиус Джонс грозно откашлялся.
– Благодарю вас, друг мой, за предисловие, в высшей степени драматическое. Да, инспектор, труп был передан мне, и я сразу должен заявить здесь со всей определенностью, что сделанное мною открытие представляет собой самую большую сенсацию в токсикологическом институте за последние пятнадцать лет!
– Вот так новость! – пробормотал Квин, беря понюшку табаку. – Постепенно я начинаю испытывать настоящее благоговение перед умом этого нашего убийцы. Сколько открытий за последние дни! Но что же открыли вы?
– Я имел все основания надеяться, что все обычные пробы Праути и его шеф провели с великим тщанием, – начал доктор Джонс, закинув одну костлявую ногу на другую. – Они это делают всегда. Поэтому я начал с того, что провел пробы на неизвестные яды. Я говорю «неизвестные», подразумевая, что они не пользуются широкой известностью в преступном мире. Дабы вы могли представить, сколь основательно я подошел к делу, приведу только один пример: я подумал даже о столь любимом у наших друзей – детективных писателей – средстве, как яд кураре, происходящий из Южной Америки. Сей яд фигурирует в четырех из пяти детективных романов. Но увы, должен сообщить, что даже этот достойный представитель семейства ядов, которым столь прискорбно злоупотребляют авторы детективов, разочаровал меня. Эллери откинулся на спинку кресла и захохотал.
– Если уж вы позволили себе слегка поиронизировать над моей профессией, доктор Джонс, то я могу заверить вас, что ни в одной из моих книг яд кураре не упоминается.
Токсиколог хитро подмигнул.
– Экий сюрприз! Выходит, вы тоже детективный писатель?
Затем он повернулся к инспектору, который рассеянно грыз пирожное, и печально сказал:
– Позвольте мне выразить вам самое глубокое сочувствие, старина… Как бы то ни было, господа мои, могу заверить вас, что в случаях отравления редкими ядами мы без особых трудностей приходим к достаточно ясным результатам. Я имею в виду, однако, те редкие яды, которые известны медицине. Разумеется, есть бесчисленное множество редких ядов, о которых медицина европейская вообще не имеет никаких познаний, – это, прежде всего, наркотики Дальнего Востока. Короче говоря, я был вынужден, к своему сожалению, признаться, что зашел в совершеннейший тупик.
Доктор Джонс тихо засмеялся при этом воспоминании.
– Приятного в такой констатации для меня было мало. Яд, который я исследовал, имел некоторые знакомые свойства, как это уже имел честь заметить доктор Праути. Но у него были и другие свойства, которые абсолютно не позволяли его идентифицировать. Я провел почти весь вчерашний вечер в размышлениях над своими колбами и пробирками, и лишь поздно ночью нашел разгадку.
Эллери и инспектор так и застыли в ожидании, а доктор Праути со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла и налил себе вторую чашку кофе. Токсиколог вытянул ноги, и голос его стал еще более гулким и жутким, чем был до этого.
– Яд, которым была убита жертва, инспектор, известен как тетраэтилсвинец!
Если бы эту фразу, произнесенную доктором Джонсом столь драматическим тоном, услышал ученый-химик, он, возможно, был бы потрясен до глубины души. Но инспектору она ровным счетом ни о чем не сказала. А Эллери только пробормотал:
– Тетраэтилсвииец… Для меня это звучит, словно имя какого-нибудь мифологического чудовища…
Доктор Джонс, улыбаясь, продолжал:
– Похоже, мое заявление не очень-то вас впечатлило? Но позвольте мне немного рассказать вам про тетраэтилсвинец, и вы поймете, в чем дело. Это почти бесцветная жидкость. Говоря точнее, по своим физическим характеристикам она напоминает хлороформ. Таков пункт первый. Пункт второй: она пахнет, пусть слабо, но вполне определенно – пахнет эфиром. Пункт третий – просто архиважный. Настолько важный, что… Впрочем, позвольте мне объяснить на примере воздействия на живые клетки, как действует эта чертовски сильная химическая субстанция.
Небольшая аудитория внимала токсикологу, совершенно затаив дыхание.
– Я взял здорового кролика – какие обычно используются для экспериментов, – и намазал чувствительную зону за ухом животного неразведенной дозой данного вещества. Не забывайте – речь шла не об инъекции! Я всего лишь намазал кожу. Значит, вещество должно было вначале абсорбироваться эпидермисом, и только потом попасть в кровь. Я наблюдал за кроликом в течение часа – дальнейшие наблюдения просто не понадобились. Кролик был так мертв, как только может быть мертв кролик.
– Кажется, яд не особенно силен, – сказал инспектор.
– Вы не поражены? Поверьте мне, эффект просто необычаен. После простого мазка по невредимой, совершенно здоровой коже! Я был просто потрясен. Если бы там был хотя бы какой-нибудь порез, царапина, или яд был принят внутрь – тогда, конечно, другое дело. А теперь, вероятно, вы можете себе представить, что сталось с внутренностями Фильда, если он проглотил это вещество! А проглотил он его немало!
Эллери задумчиво наморщил лоб и принялся протирать стекла пенсне.
– У меня еще не все, – сказал доктор Джонс. – Насколько мне известно – а я работаю экспертом для этого города уже один Бог знает сколько лет и тем не менее постоянно слежу за достижениями в своей сфере деятельности по всему миру – так вот, насколько мне известно, тетраэтилсвинец еще ни разу до сих пор не использовался в преступных целях!
– Инспектор был так потрясен этим известием, что даже вскочил.
– Это что-нибудь да значит, доктор! – воскликнул он. – Вы уверены?
– На все сто процентов. Потому-то я так и заинтересовался!