Укрощение строптивых

Этот ответ вызвал у Хью невольное восхищение. Он знал, что любой другой на ее месте, услышав подобные обвинения, начал бы многословно изображать оскорбленное достоинство. Синие глаза смотрели на него по-прежнему холодно, и граф с удивлением обнаружил, что не может оторвать взгляд от слегка приоткрытых пухлых губ девушки. Она была воистину красавицей. Ее нежное лицо говорило о неразбуженной страстности, и граф не понимал, о чем она говорит.

Жаркая ночь была напоена ароматом множества цветов, и Иден, глядя в лицо англичанина, вдруг ощутила неожиданный и безотчетный страх. Сердце ее бешено забилось. Пальцы Хью, сжимающие ее руку, почувствовали это, и девушку охватила паника – бежать, надо бежать!

Но она успокоилась, подняла голову и, глядя через плечо графа, с облегчением воскликнула:

– Как я рада, что ты пришел, Динна Ганд!

Граф вопросительно повернулся, но, прежде чем его ищущий взгляд подтвердил, что в беседке никого нет, девушка успела высвободить руку. Миг спустя он уже слышал звук легких бегущих ног и тихое эхо смеха, которое привело его в ярость.

Малрадж Пратап Гасварад, раджа Маяра, сидел на сказочно роскошном троне под шелковым пологом в небольшом зале для аудиенций, примыкающем к залу для приемов. Подушки из голубого бархата, на которых он полулежал, были расшиты драгоценными камнями, а каждый угол ковра под подушками прижимали к полу бутоны лотоса, вырезанные из слоновой кости. Столь же блистателен был и сам раджпутский правитель в длинном, почти до пят, кафтане из сочно-розовой тафты, переливающейся оранжевым и голубым, в широком поясе, расшитом жемчугом, в туфлях и головном уборе, украшенных изумрудами.

Остальные члены дворца сидели на подушках по всему расписному залу. Британская делегация разместилась на стульях, которые специально принесли в знак особого почтения. Слуги разносили на серебряных подносах обильные угощения, но ни раджа, ни его придворные не касались еды, поскольку принятие пищи в присутствии людей, не принадлежащих ни к одной касте, осквернило бы индусов.

Темными, зоркими как у орла глазами молодой раджа задумчиво изучал гостей. Ламбертон в качестве постоянного британского представителя разочаровал его. Раджу раздражало, что слово этого маленького человечка значит для правителей Британии больше, чем его собственное. Разве он не раджпутский принц, чьи предки правили Раджастаном, землей принцев, на протяжении двух тысяч лет? И разве все Раджпуты не происходят от самого солнца? А у Ламбертона в предках одни простые смертные.

И все же стоит Ламбертон-саибу придраться к какой-нибудь мелочи или шепнуть на ушко саибам в Калькутте, как Малрадж Пратап Гасварад, раджа Маяра, быстренько отправится в ссылку. Hai mai! Вот уж поистине достойный конец для раджпутского принца! Может, все-таки стоит прислушаться к доводам своего премьер-министра и перестать высказывать недовольство британским порабощением Индии? Малрадж помрачнел и погладил еще по-юношески редкую бороду. Сможет ли он смириться? Он не любил англичан так же сильно, насколько его отец был привязан к ним. Гордость не позволяла Малраджу открыто искать одобрения британцев, подобно тому, как это делали правители других штатов. «Hai mai! – подумал он вновь. – Как жаль, что великое восстание было подавлено и не удалось изгнать англичан из Индии навсегда!»

Несмотря на невеселые размышления раджи, в зале царило праздничное оживление. Все вопросы успешно разрешили, и теперь гости с нетерпением ожидали появления Аммиты, лучшей танцовщицы раджи, которая должна была исполнить гипнотический танец катхак. Члены британской делегации сидели на стульях, отделанных серебряными барельефами, и обменивались вежливыми замечаниями в ожидании выступления. Случилось так, что Пратап Рао, диван Маяра и старший дядя раджи, разговорился с графом Роксбери.

Граф вернулся в зал весьма возбужденным. Разозлившись, что женщина по имени Чото Бай опять ускользнула от него, он провел остаток праздника, теша себя представлением, как откручивает ее тонкую шейку своими сильными руками. Он не забыл оскорбления, которое она нанесла ему, пытаясь ударить плетью, и еще его беспокоило то, что она стала свидетелем его разговора с Лала Даялом. Надо выяснить, кто она. Из встреч с ней у графа сложилось впечатление, что девушка отважна, обладает острым умом и, следовательно, может стать источником неприятностей. Ему также показалось довольно странным, что молодой женщине-шотландке позволено свободно бродить по всему дворцу, да еще в мужском платье. «Здесь наверняка кроется какая-то тайна. – Граф задумался и нахмурился. – У кого бы выведать подробности о девушке?»

– Беглость, с которой вы говорите на нашем языке, достойна восхищения, саиб, – любезно произнес Пратап Рао. – Вы, должно быть, прожили в Индии немалое время?

Голубые глаза графа заметно потеплели.

– Двенадцать лет жизни, Рао-саиб, правда, не подряд. Я много раз ездил в Индию и обратно в Belait и сейчас вернулся сюда впервые после восстания.

– Да-да. – Лицо пожилого индуса не дрогнуло при упоминании горького события. Он, как и его покойный брат, присягнул на верность британцам. – Вы сейчас живете в Belait, саиб?

Граф едва заметно улыбнулся:

– Последние пять лет – да. Я вступил в права наследства после смерти моего дяди по материнской линии. Наследство немалое и требует много внимания. Пришлось остаться в Англии.

– Позвольте полюбопытствовать: те годы, что вы провели в Индии, вы служили в Компании? – Голос индуса звучал слишком спокойно, но по тому, как гневно сверкнули глаза старика, стало ясно, что хотя официально Пратап Рао – союзник британцев, он до конца так и не смог побороть своего предубеждения против махинаций Ост-Индской компании.

– Вообще-то я входил в состав совета директоров конкурирующей компании, – с почтением ответил граф. – Возможно, вы слышали о ней. До ликвидации она называлась «Гордон и Блэр, Калькутта и Дели».

Старик мгновенно преобразился.

– Конечно, я слышал об этой компании, – тепло проговорил он. – Вы назвали ее, и я вспомнил: мой брат Лала Даял говорил мне, что один саиб из сопровождения нового резидента знаком ему. Очевидно, он имел в виду вас. Как я понял, он познакомился с вами много лет назад во дворце Бахадор-Шаха. – Негромкий шум голосов из-за занавески привлек внимание старика, и он с улыбкой добавил: – Кажется, танцовщица готова к выходу. Вы получите большое удовольствие.

– Не сомневаюсь, – отозвался граф. Вежливо отказавшись от приготовленного для жевания листа бетеля, он удобно откинулся на спинку стула и стал наблюдать, как Пратап Рао угощается этим возбуждающим средством из украшенной драгоценными камнями шкатулки.

Звон браслетов на ногах танцовщицы возвестил о ее выходе, но внимание графа было направлено в другую сторону. Краем глаза он заметил, как где-то наверху блеснуло золото. Граф поднял голову и увидел, как три темные женские фигуры вошли на галерею, опоясывающую сводчатый зал по всей длине, и бесшумно уселись за резной перегородкой. Одна из женщин была в сари из черного шелка, изысканная золотая вышивка на нем блеснула и привлекла внимание графа. Губы у него скривились, когда он разглядел гордо вскинутую голову. Прежде чем она успела скрыться за перегородкой, граф безошибочно понял, кто это.

– Странно, кажется, дамы в Маяре соблюдают законы purdah не так строго, как в остальной Индии, – заметил он как бы между прочим.

Пратап Рао устремил зоркий взгляд на перегородку, за которой скрылись женщины, покачал головой и усмехнулся:

– Это не должно удивлять вас, саиб. До вторжения Великих Моголов в Раджастане не знали этого закона, да и после он приживался очень медленно. Маяр оказался под пятой императора Акбара только в конце шестнадцатого века. Возможно, именно поэтому здесь никогда не было сильно мусульманское влияние. Подтверждение этому не только в том, что законы purdah наши женщины соблюдают не так строго, как мусульманки, но и в нашей архитектуре, в наших традициях и обычаях, в нашем языке.

– Понимаю. Означает ли это, что знатные дамы могут свободно разгуливать по дворцу? – с интересом осведомился граф.

– Не так свободно, как бы им хотелось, – улыбнулся Пратап Рао. – Младшей жене раджи, к примеру, разрешается покидать пределы зенаны, когда она того пожелает. Мои племянницы, сестры раджи, также принимают участие во всех религиозных шествиях. С другой стороны, Бегум Фариза, кормилица покойного раджи и единственная магометанка во дворце, свято соблюдает purdah. Я сам видел ее лицо всего три раза, а знаю ее уже сорок лет.

– Я слышал о женщине по имени Чото Бай, – проговорил граф, притворяясь, что его очень заинтересовало появление танцовщицы Аммиты в роскошных госсамерских шелках, перед которой девушки в воздушных одеяниях усыпали пол лепестками роз.

– Как же, как же, Чото Бай. – Пратап Рао отозвался о девушке настолько тепло, что сразу стало ясно, как он привязан к ней. – Она – радость наших сердец. Хорошо, что вы заговорили о ней, саиб. Не вижу причин, почему бы не представить ее вам после выступления Аммиты. Она ведь англичанка, как и вы. Не сомневаюсь, она будет счастлива познакомиться с вами.

– Почту за честь, – невозмутимо ответил граф.

Пратап Рао сдержал слово. Когда праздник закончился, он послал слугу известить женщин, охраняющих вход на галерею, что их хозяек ждут внизу. Ждать пришлось довольно долго, пока не опустела зала. Остались только раджа со слугами да скучающие и зевающие англичане, которых задержал Пратап Рао.

Граф не ожидал, что ждать придется так долго. Было уже далеко за полночь, а раджа призвал его к себе в тот день еще до рассвета. Он не только устал, но и с нетерпением предвкушал несколько часов одиночества после шумного праздника, устроенного раджой в честь прибытия британского представителя.

Но в то мгновение, когда он увидел, как гневно сверкнули глаза Чото Бая из-под накидки, когда она вместе с младшей женой и сестрой Баджи Кришной Дай вошла в залу, он решил, что не стоит жалеть об упущенном отдыхе. Он низко поклонился, когда Пратап Рао представил их друг другу, и, выждав, пока его спутники не обратили восхищенные взгляды на хихикающих принцесс, как бы случайно заговорил с девушкой.

– Для меня большая честь познакомиться с вами наконец, госпожа, – обратился он к ней на хиндустани, насмешливо улыбаясь. – Нам давно пора познакомиться официально.

Накидка окутывала голову Иден, но ее удивительные глаза были хорошо видны сквозь тончайшее шелковое полотно. Синие, с красивым разрезом, они смотрели на графа с холодным вызовом, хотя голос ее звучал вежливо:

– Действительно. Я счастлива, что Рао-саиб оказал нам эту честь.

– Да, он сделал это в высшей степени официально, хотя не совсем точно, – любезно отозвался граф. – Мне хорошо известно, что вас зовут не Чото Бай. – Он увидел, как девушка быстро отвернулась, и перешел на английский. Глаза его с насмешкой смотрели на нее. – Я – Хью Гордон, граф Роксбери, а вы, госпожа, шотландка, и вас окружает какая-то тайна. Полагаю, Рао-саиб очень хорошо к вам относится, потому что я – единственный, кому он рассказал, что вы родились за пределами дворца.

Иден вскинула голову, золотые нити ее накидки блеснули, отражая огонь свечей.

– Чем вызвано такое настойчивое любопытство, ваше сиятельство? – жестко поинтересовалась она.

– Не часто в моей жизни случалось, чтобы женщина дважды одерживала надо мной верх, особенно шотландского происхождения, живущая как принцесса во дворце раджпутского правителя, – резко ответил граф. И опять заметил вспышку гнева в пронзительно синих глазах под накидкой.

– Я не имею ни малейшего намерения раздувать искры интриги, ваше сиятельство. Моя история очень проста и, несомненно, далеко не единственная в своем роде. – Она вскинула голову. – Если вам так необходимо знать, – но тон ее говорил, что она сама так не считает, – мое девичье имя – Иден Гамильтон. Мой отец, полковник Дугал Гамильтон, командовал Четырнадцатым Бенгальским пехотным полком, расквартированным в Лакнау. Он и погиб там в пятьдесят седьмом, защищая свой дом. Покойный раджа привез меня в Питор. Он дал слово моему отцу, что позаботится обо мне в случае, если сипаи восстанут. Раджа рисковал своей жизнью и безопасностью своих близких, чтобы сдержать это слово. Вы довольны, этого достаточно?

– Но как вашему отцу удалось получить от раджи такое обещание? – осведомился граф, пропуская насмешку мимо ушей.

– Мой отец провел несколько лет в Питоре, помогал радже привести в порядок его армию. Это было еще до того, как он встретил маму. – Иден не скрывала, что разговор ей неприятен. – В то время эта армия состояла из едва обученных солдат с древними ржавыми ружьями и ни на что не годных от старости боевых слонов. Отец и раджа стали добрыми друзьями. – Голос Иден звучал печально. – Отец всегда говорил, что раджа был очень просвещенным человеком.

– А почему вы остались здесь после подавления восстания, мисс Гамильтон?

Графу показалось, что Иден вздрогнула, когда он произнес ее имя. Тонкая дрожащая рука подхватила край накидки и плотнее закрыла лицо. Граф понял, что Иден взволнована.

– Настало время прощаться, саиб, – торопливо проговорила девушка на хиндустани, сложила ладони вместе и поклонилась так, будто они просто обменялись ничего не значащими любезностями. – До свидания.

Она хотела было отвернуться и уйти, но граф протянул руку, чтобы остановить ее. Однако изумление на лице Пратап Рао показало ему, что такая вольность недопустима. Граф опустил руку и мрачно наблюдал, как Иден грациозной походкой подошла к радже, присела рядом и выразила ему признание, прежде чем покинуть зал вместе со своими спутницами. Через арку они скрылись в одном из неприметных проходов, который вел в зенану.

Иден Гамильтон... Имя звучало как музыка, такое же прелестное и неизбитое, как его хозяйка. Граф задумчиво посмотрел в сторону арки, через которую ушла девушка. Двое охранников со свирепыми лицами, в алых чалмах и великолепных, расшитых золотом мундирах, с изогнутыми саблями за поясами вернулись на свои места у дверей. Иден Гамильтон... Он узнал ее имя, но что толку? Она осталась такой же загадкой, что и прежде.

Глава 4