Високосный дневник

Нет никакой надежды достать книги Рэя Брэдбери, Жоржи Амаду или Джеймса Джойса, напечатанные издательством «Иностранная литература». За томик Ахматовой на черном рынке нужно выложить половину зарплаты инженера. Еще меньше надежды завладеть коттоновыми шмотками, но это как раз можно пережить.

На комсомольских, партийных и профсоюзных собраниях перестали изучать вдоль и поперек Продовольственную программу. Только конспекты с вклеенными вырезками из газет у многих оставались свидетельствами тщетных усилий партии и правительства преодолеть продовольственный кризис. По-прежнему в магазинах – ничего, кроме черной картошки, белой соли, желтого сахара и серых макарон. На самом видном месте – горы банок с законсервированной кабачковой икрой. Еще есть заледенелый минтай.

И все-таки граждане умудрялись кое-что прятать в холодильниках, которые шутливо рекомендовалось чаще включать в радиоточку для пополнения продуктовых запасов. Юльке нравилась эта острота.

9

Когда Юлька вошла в кабинет следователя прокуратуры Б. Никитина, она услышала, как Борис орал в телефонную трубку, сидя на краю письменного стола.

– Нужно было меня поставить в известность! Советую вам не торговаться со мной! – Борис сделал паузу, слушая собеседника, лицо его покраснело, ноздри раздулись, он нервно сопел, нетерпеливо дожидаясь возможности возобновить гневную тираду. – Не выкручивайтесь! Еще раз настоятельно советую заглянуть ко мне на беседу. Хорошо, жду вас в одиннадцать. Всего доброго, до завтра!

Заметив Юльку, нерешительно переминающуюся с ноги на ногу на пороге кабинета, он жестом пригласил ее войти. Эмоциональный накал у него еще не прошел. Борис пояснил:

– Врут, а я терпеть не могу брехню!

Для Юльки его слова прозвучали предупреждением, но она и сама не была в восторге от людей, умеющих обманывать и изворачиваться. Оправдываясь перед родителями, Юлька всегда запутывалась и жалела, что не сказала им правду.

Она робела перед Никитиным, а он, предложив ей стул, бесцеремонно рассматривал Юлькино лицо.

– Сережа передал, что вы хотели меня видеть.

Голос почему-то ее не слушался. Она отбросила со лба челку и поправила заколку на собранных в хвост длинных каштановых волосах.

Борис объяснил, что ждет звонка из областной психиатрической больницы. Там есть место фельдшера в отделении судебно-медицинской экспертизы. Юльке следует оставить у него свои документы на несколько дней, потому что это закрытое отделение и все сотрудники предварительно должны зарегистрироваться в МВД.

– Дождись, будь добра, моего разговора с главврачом, вдруг вопросы какие-то возникнут, а я на них ответить не смогу. У тебя время есть?

– Я буду ждать сколько нужно.

– Тогда располагайся у меня, чувствуй себя как дома, а я, с твоего позволения, продолжу работу.

Он углубился в изучение бумаг. Юлька огляделась. Ее заинтересовал книжный шкаф – книги всегда действовали на нее магически. Каждый раз, приступая к чтению, она перелистывала страницы, ощупывала пальцами корешок, обязательно читала предисловие. Ей начинало казаться, что именно в этой книге содержится основная мысль-подсказка для ее, Юлькиной, жизни, некое базисное послание, и оно уничтожит все смутные неясности, постоянно бередившие ее душу.

Несколько десятков книг: биография Сталина (отредактированная, как известно, им самим), толстый словарь латинского языка, учебники по психологии и философии, пособие по хиромантии, альбомы Ильи Репина и Альбрехта Дюрера.

– Можно вопрос? – Юлька не смогла пересилить своего любопытства, пересмотрев половину сокровищ книжного шкафа. – Я понимаю, что вопросы здесь задаете исключительно вы.

– Тебе – можно! – разрешил Борис.

– Довольно странный набор книг. Неужели у вас такие широкие интересы?

– Нет, конечно. Например, пчеловодством я точно заниматься не собираюсь. Просто у меня есть одно правило – постараться узнать как можно больше о деле, которое я веду. А фигуранты уголовных дел совершенно разные, вот книги и накапливаются.

– Я вам завидую. Видимо, для вас не существует проблемы достать хорошую книгу?

– Я не всемогущ, но попробуем поэкспериментировать: скажи, какая книжка тебе нужна, а я попробую ее раздобыть.

– Подумаю над вашим предложением, – Юльке, захлопнувшей альбом Дюрера, не хотелось, чтобы он почувствовал ее смущение.

– Чай будешь? У меня где-то была шоколадка. Ты наверняка любишь шоколад, – сказал Борис, вставляя в розетку вилку электрочайника, перебинтованную синей изолентой.

– Почему следователи считают, что женщины непременно теряют разум от сладкого? – съязвила Юлька.

– Я лично теряю, – признался Борис.

За чаем он легко и непринужденно выведал у Юльки практически всю незатейливую историю ее жизни. С Борисом ей было легко. Слова выстраивались в предложения без малейшего напряжения.

Улыбнувшись, она сказала:

– Я наговорила, наверное, много лишнего?

– Ты – человек с чистой совестью. Тебе нечего скрывать. Такие люди в этом кабинете – редкость.

– Не существует людей с абсолютно чистой совестью, это противоестественно, – задумчиво ответила Юлька.

– Эй, ку-ку! Это вообще-то моя фраза! – засмеялся Борис. – Телепатка!

10

Юльку оставляют равнодушной Пугачева, Леонтьев, Ротару, Вайкуле и Паулс. Зато ее покорили итальянцы с фестиваля в Сан-Ремо и забавная песенка о веселых утятах. Ей даже захотелось потанцевать под эту песенку. По телевизору она смотрит только хорошие отечественные фильмы, которые идут после программы «Время» в 21.30. А в кинотеатрах – заграничные, тоже хорошие. Юльке не всё в этих фильмах понятно. В книгах все значительно проще. К тому же к понравившимся страницам можно возвращаться не один раз. Юлька любит смотреть кино, но лучше понимает книги.

Недавно на эстраде появился Виктор Цой, юноша с необычным азиатским лицом и умными грустными глазами. Юльке внезапно показалось, что он уже проездом побывал в ее мире, осветил все вокруг лучом своего взгляда-прожектора, спел песню и умчался дальше. Многое из того, что он выкрикивает в микрофон, звучит в унисон с ее мыслями.

А вот к песням Юрия Антонова Юлька равнодушна. Слишком они хороши. Явный перебор сахара – пять ложек на одну чашку чая. Или даже шесть. Антонов нравится почти всем ее знакомым. Как и клоун Слава Полунин со своим «любов-асисяй». Да, в этой увечной недосказанности есть сильное чувство. Мама Юльки всегда роняет слезы умиления.

11

Каспаров рано или поздно станет чемпионом мира по шахматам! Юлька в этом не сомневается. Он для нее чудо-человек, вознесенный над реальной жизнью. Она силится представить его в какой-нибудь житейской ситуации. Например, как он спорит с соседями из-за перегоревшей в парадном лампочки. Но – не может. Чудо-человек умеет только великолепно играть в шахматы с соперником Карповым, талантливым, но порой лицемерно улыбающимся и говорящим тонким куклячим голоском. Чудо-человек говорит мало, резко, страстно. Он будет чемпионом. Родители удивились, когда Юлька заявила об этом безапелляционно, ведь все шансы на победу были у Карпова. Шахматы для Юльки – головоломка. Она прилежно изучила правила игры, дебюты и несколько шахматных композиций, но играть по-настоящему так и не научилась. Для нее шахматные фигуры – волшебные идолы, как иконы для прабабушки. Ими можно любоваться, но играть в них – кощунство. Играть в шахматы должны избранные, к которым Юлька, увы, не принадлежит.

12

Понедельник. Полчаса в душном автобусе. Пересадка на изредка звякающий трамвай. На трамвае из конца в конец маршрута – больше часа в жаркой толпе пассажиров. Конечная остановка. Здесь трамвай делает большой круг, облегченно позванивая.

Две областных больницы рядом на одной улице – клиническая и психиатрическая. Внешний вид зданий величественен, но внутри все убого. Старые здания больниц – продукт неторопливого, обстоятельного дореволюционного строительства. Главный корпус психиатрической больницы высокомерно смотрит фасадом на улицу. За его спиной, как солдаты за полководцем, расположились остальные корпуса. Широкий двустворчатый рот входа. За ним – прохлада просторного коридора, похожего больше на прямоугольный зал, со стенами, давно требующими капитального ремонта.

По мрачной мраморной лестнице Юлька пришла на второй этаж к высокой филенчатой белой двери с табличкой «Отдел кадров». Негромко – смелость куда-то испарилась – постучала. За дверью оказался кабинет с двумя письменными столами, заваленными кипами старых и новых папок, стопками бумаг разной высоты.

Над одним из столов возвышалась полная женщина в посеревшем на мощной груди белом халате. После взаимного приветствия и просмотра принесенных документов последовало заключение:

– Так это вы в четырнадцатое? Да, нас предупредили. Сначала побывайте в отделении, а потом возвращайтесь к нам. Судмедэкспертиза, барышня, государство в государстве. Пожалуй, лучше я вас отведу, а то одну вас к заведующей не пропустят.

Они идут по территории больницы между зданиями отделений. Слева – длинное двухэтажное, ничем не примечательное; справа – тоже двухэтажное, похожее на куб, с уютным заполненным зеленью палисадником. Дорога огибает дом с палисадником и уходит в горку направо. Теперь слева – запущенный пустырь с пожухлой растительностью. По его заросшему желтоватой пыльной травой пространству распластались мусорные кучи, похоже, давно забытые и сейчас расслабившиеся под солнышком, как отдыхающие на пляже.

Справа от дороги – скука хозпостроек: пищеблок, склад, мастерские, котельная.

Перед следующим поворотом открылся вид на особняк красного кирпича с надписью «Женское отделение».

Юлькин взгляд привлекла каменная стена в два человеческих роста высотой с колючей проволокой наверху. Стена ограничивала площадь приблизительно около гектара, по ее углам – сторожевые вышки, похожие на башенки замка. Это и было отделение № 14.