Мертвый и Похороненный
Раздался заливистый свист, затем еще один. А затем звук вспарываемого воздуха. Это отправились в смертельный полет два десятка богато украшенных дротиков тобтопов. И следом за ними с криком и гиканьем в хаос битвы врубились тридцать или сорок голых черных воинов. Я слышал, что они перед боем раздеваются, но видел впервые. Правда насладиться зрелищем мне толком не удалось – ветер принес с юга клубы песка и пыли, мгновенно сократившие нам обзор.
Раздались деревянные щелчки, постепенно сливающиеся в ритмичную музыку. В пылевом облаке сверкнуло несколько мертвенно-синих вспышки. Раздались нелюдские вопли. Это Каца. Проснулся и решил поучаствовать. Пыль и песок осели, но я бы не сказал, что что-то изменилось. Мелькали прямые мечи наемников и кривые серпы белафортцев, кровь лилась на песок, кричали раненые и умирающие. Я пока не понимал, кто побеждает. Вот главарь Рваных Ласточек поднял на своем коротком толстом копье смуглого белафортца с длинным лошадиным лицом и высоченным плюмажем на шлеме. Офицер. Плюмажами они всегда офицеров помечают. А вот другой белафортец вонзил свой кривой меч в живот кому-то из наемников и, что было сил, рванул на себя. Из живота несчастного полезли кишки. Я отвернулся и услышал, что Щенка шумно стошнило.
Эти трое работали вместе. Они только что преодолели заслон из пяти тобтопов, отшвырнули щитами Броненосца и уверенно шли к стене, за которой прятались мы. Я покрепче сжал оружие. Только сейчас обратил внимание, что я там схватил впопыхах. Копье. Это хорошо, с мечом я управляюсь хуже. Вождь взвесил в руке дубину. Откуда он ее взял, я заметить не успел. Я услышал, как скрипнул песок у него на зубах, когда он сжал челюсти. Только Щенок был безоружен. Он всхлипнул и прижался спиной к стене.
Первый влетел в наше укрытие, махнув своим серпом крест-накрест. Я увернулся и наугад ткнул копьем поверх щита. Не попал, разумеется. На длинном лице белафортца заиграла улыбка. Хотя правильнее будет сказать, оскал. «Вот тут-то мне и конец», – подумал я, держа копье перед собой и отступая на шаг. Вождь швырнул в нападавших горстью песка и прокричал какое-то ругательство. Белафортцы кинулись вперед, но не успели. Яркая вспышка. Шипение. Свист. Что-то огненное пронеслось мимо моей щеки, опалив волосы на виске. Глухой удар. Омерзительный звук раскалывающегося черепа. Вот уж ни с чем не перепутаю со времени одной очень памятной для меня битвы. И все затихло.
Зрение вернулось. Трое белафортцев лежали перед нами в живописных позах. Вместо головы у одного было кровавое месиво, у второго отсутствовала правая рука, как будто ее отсекло чем-то очень острым и очень далеко отбросило. Во всяком случае, нигде поблизости она не валялась. У третьего имелась жуткая выжженная дыра в груди. До самой спины. Все трое были мертвы. Щенок сжался возле стены, боясь поднять глаза. Вождь поувереннее перехватил дубину и сделал шаг к нему.
– Нет, – сказал я, вставая у него на пути. – Он спас нас. И я взял его в услужение, потому что он колдун, понятно тебе?
– Колдун! – почти взвизгнул вождь.
– Посреди боя казнить нельзя, – я продолжал стоять между вождем и Щенком, готовясь отразить атаку. Но вождь кивнул и опустил дубину. Я перевел дух. Хотел, было, вытереть пот, но лоб был сухой. Как всегда здесь…
Пока мы разбирались с нашими проблемами, наемники оттеснили неприятеля к берегу. С бортов кораблей заверещали дудки, командуя отступление. Ласточки попытались отрезать путь к кораблям, но маневр им не удался.
***
Вот, вспенивая воду, ударили весла на одном корабле, вот оттолкнулся от берега второй, а вот сполз с отмели, подталкиваемый руками белафортских воинов третий. Наши наемники остановились на берегу, не стали преследовать врагов по воде. Я, вождь и Щенок вышли из своего укрытия. Я в очередной раз дал себе слово выучить, наконец, знаки белафортских иерархов. Первый корабль был украшен вымпелом со змеиной головой, а на щиты, развешенные по бортам, были желто-зеленые, второй и третий корабли бороздили море под знаком хищной птицы, раскинувшей крылья. Только щиты были разные – на одном красные с черной каймой, а на втором синие с пурпуром. Что все это значило?
– Они же атаковали со щитами… – пробормотал Щенок (скорее от имени Ллеу). – Когда они успели развесить их обратно по бортам?
– Это другие щиты, – вместо меня ответил вождь. – Традиция. Для боя слишком велики.
– А… – неопределенно выдохнул Ллеу, глядя на разворачивающиеся над боевыми кораблями Белафорта полосатые полотнища парусов. А я смотрел на необычно низко опустившееся облако. Казалось, оно касается воды… Да что там, казалось? Оно и вправду висело прямо над водой и очень быстро приближалось. Пока я размышлял над этим феноменом, загадка разрешилась сама. Белый туман в одно мгновение рассеялся, и над волнами возник громоздкий и хищный силуэт нашего флагмана – пентеры, на которой ходил Шагги. На первом корабле, украшенном змеиной головой, даже сделать ничего не успели – могучий таран врубился в их борт, ломая весла и круша шпангоуты. Пентера не сбавила хода, чтобы отойти, весла ударили вновь и поднялись вверх. С замиранием сердца, я увидел, как корабль белафортцев переломился пополам. Некая могучая сила подхватила наш флагман, и он начал сам разворачиваться на месте, довершая начатое разрушение. По-видимому, в силу вступило морское колдовство Шагги.
Второй и третий корабли успели замедлить ход. На первом паруса уже не было, а на втором он все еще полоскался на мачте, но, уже не гордо раздуваясь, а как просто тряпка. Вновь ударили весла пентеры, флагман начал набирать ход для второго удара. Но белафортцы оказались не лопухами – их маневренные корабли уже принялись вилять по воде, избегая смертоносного тарана. Раздалась какая-то новая команда, я отсюда не слышал, что именно приказали на нашем флагмане. Но он немедленно остановился. Весла поднялись из воды. Флагман замер. Мы тоже замерли, затаив дыхание.
Первый чадно горящий снаряд катапульты ударил в борт корабля с красно-черными щитами. Второй рухнул на палубу. Третий попал в мачту второго корабля. Четвертый… Катапульт на борту нашего флагмана шесть. И еще есть… Ага, вот оно! Над марсовой площадкой передней мачты замерцал маленький огненный вихрь. Набирая силу, он рванулся вперед, к тому кораблю, который был ближе, с сине-пурпурными щитами. Вроде бы он не наносил видимых разрушений, но белафортский корабль бестолково закрутился на месте. Весла нашего флагмана снова опустились в воду, пентера прыгнула вперед, небывало быстро набирая скорость. Таран ударил в украшенный щитами борт, затрещали весла, ломающиеся от натуги. Гребцы сумели расцепить слившиеся в крепком поцелуе корабли, пентера грузно отошла от борта поверженного противника. Белафортский корабль стал медленно заваливаться на борт. В воду посыпались люди, искавшие спасения. К счастью для них, наш флагман уже разворачивался к единственному уцелевшему противнику, правый борт которого был охвачен огнем.
Все было кончено.
***
Демонтаж лагеря занял куда меньше времени, чем его постройка. Только вечером Ласточки с последним обозом ушли к Лавате, а утром оставшиеся Броненосцы уже грузились на два когга, чтобы покинуть эти негостеприимные берега. Я же смотрел на бывший Лотос с борта флагмана. Рядом со мной стоял Шагги.
– Уф… – выдохнул я, поняв, что даже если на берегу и остались какие-то наши следы, то за пару дней пустыня надежно укроет их своим песчаным покрывалом. – Наконец-то передохну… Мы же на Тамар?
– Боюсь тебя огорчить, – помолчав, ответил Шагги. – На Тамар отправились Броненосцы. А тебя и Кацу приказано доставить к Лавате. Которую еще только предстоит взять.
– Эээ… – протянул я. – Не понял?
– Мы сейчас идем в Лавату, – сказал Шагги. – Отгоняем от берега корабли Белафорта. Собственно, думаю, что бой там уже идет, мы подойдем, присоединимся к белому, черному и зеленому флотам, которые там сконцентрированы, и не дадим белафортскому флоту помогать Лавате обороняться. А сам штурм если не начался, то вот-вот начнется.
– Веселенькое дерьмецо! – воскликнул Каца. – И вовсе я не подслушивал, нечего на меня так смотреть! Слушай, стратег… Еще раз, если я недопонял… Ты на своем чудище будешь утюжить посудины белафортцев, а мы в это время должны будем быть на борту?
Шагги кивнул.
– Веселенькое дерьмецо… – приуныл Каца, и я с ним был всецело согласен.
– На деле все складывается отлично, – как ни в чем не бывало, продолжил Шагги. – Самоуверенные иерархи Белафорта обнаружили, что наша армия движется к Лавате через пустыню очень поздно. Собственно, нападение, которое вы героически отбили, было первым их действием. А большая часть нашего войска уже практически преодолела пустыню. Я думаю, штурм и правда уже начался.
– А кто штурмовые офицеры? – спросил Каца. – Сидел в этом дерьмовом Лотосе, ничего не знаю…
– Не знаю, – покачал головой Шагги. – Знаю, что царь на штурме не появится, а подготовкой командует Лето. А вот имена штурмовых мне не сообщили. Да мы скоро прибудем, собственно, все сами и узнаете. Это путь через пустыню долог… А мы домчимся, не пройдет и трех дней.
– Если переживем морской бой, – буркнул Каца. Шагги только загадочно улыбался. Я посмотрел на его безмятежное лицо, и мне тоже стало спокойнее.
– Да ладно, – сказал, наконец, Шагги. – В бой мы с вами вступим только в самом крайнем случае. А так нашей задачей будет просто помешать всякому хамью топить наши корабли. Мы в этом бою просто огневая поддержка.
Стратег махнул рукой в сторону катапульт.
***
Обычно мне хочется проклинать свой высокий статус в армии. Но изредка я рад, что можно воспользоваться своими привилегиями. Например, сейчас. Я откинул полог своей крохотной палатки. Да, специально для меня на борту пентеры соорудили отдельные покои. Какое-то время меня занимало происходящее на корабле – смотреть, как убирают лишние ряды весел, оставляя только два. Вне боя всем гребцам совершенно незачем работать, корабль может разогнать и меньшее количество человек. Раздулись паруса. Казалось, что флагман флота царя летел над волнами. То ли это Шагги каким-то образом задействовал свою магию, то ли я раньше на неправильных кораблях плавал… Но, в конце концов, меня утомило море вокруг, мерный рокот барабана, вопли морских птиц и вообще все. И вот тут-то я и порадовался, что мне есть, где уединиться.
– Эй? – в самом дальнем углу сидел Щенок. – Что с тобой?
– Моя страшно-страшно, – пробормотал мой слуга. – Море нельзя ходить, море – смерть.
– Я тоже не большой любитель моря, – я потрепал его по голове. – Утонуть тут можно, конечно. Но у нас хороший корабль с хорошим капитаном. Спокойно.
– У этого корабля очень страшный капитан, – сказал юноша, теперь уже голосом Ллеу. – Очень могущественный, очень-очень.
– Очень, – эхом отозвался я. – Но ты не бойся. Он неплохой парень.
– Я лучше тут посижу, хорошо? – сказал Ллеу. Лицо его стало серым от страха. Будто пеплом посыпанное. Да что ж такое-то?
– Слушай, Ллеу, – строго начал я, но тут в палатку влез Каца.
– Жаба, – он нервно сглотнул. – Что ты знаешь об этом… эээ… стратеге?
Сговорились, колдуны… После того случая с нападением я ловко чего-то наплел своим друзьям, что рассказывать подробности не пришлось. Ни Лето, ни Каца к Шагги ни разу после этого не приближались. Хотя Лето-то что? Даже если он с нашим флотоводцем в обнимку спать уляжется, то ничего особенного не почувствует. Как и я, впрочем – Лето такой же обычный человек. Но вот передо мной два колдуна. И у обоих лица перекошены от ужаса. Странное дело, а? У нас в армии полно колдунов. Если все подменыши действуют на них схожим образом, то им (колдунам нашим) должно быть ужасно неуютно. И неужели ни один пока не сподобился известить царя?
Впрочем, отношение к колдунам у нас специфическое. Они считаются как бы не от мира сего, и подобные доклады могут восприняться или шуткой, или провокацией. Так что понятно, наверное, отчего они помалкивают.
– Каца, – я положил руку ему на плечо. – Что такое? Ты ведь уже встречался с «наездниками»? Что такого в нашем флотоводце, что на тебе лица нет?
Каца взглянул на меня. Потом перевел глаза на Щенка. Подозрительно прищурился.
– Даже не думай, – прошептал я. – В моей голове никаких теней прошлого не появилось. Просто Шагги – отличный парень.
– Веселенькое дерьмецо… – пробормотал Каца.
– Каца, – я усмехнулся. – Более неподходящего места для посекретничать ты выбрать, конечно же, не мог. Требовать от меня срывания покровов с нашего флотоводца на его собственном флагмане – это какой-то верх цинизма, не находишь? Да здесь каждая корабельная крыса нас сможет подслушать!
– Ты меня недооцениваешь, Жаба, – усмехнулся мне в ответ Каца. – Я умею делать так, что никто не услышит.
– Надо же, не знал, – я покачал головой. – А что еще…
– Не увиливай! – повысил голос Каца. – Что ты там знаешь? Ты ведь знаешь, да?!
– Знаю, – кивнул я. – Кое-что. Что-то прочитал, что-то своими глазами видел. Только не думаю, что это развеет твои страхи.
Каца выжидающе уставился на меня. Я вздохнул и принялся рассказывать.
ШтурмГавань Лаваты очень удобная. Если бы жители этого чудесного маленького городка продумывали оборону, то обязательно построили бы на обоих мысах по форту, и войти в бухту без соизволения этих двух построек стало бы почти невозможно. Форт бы был всего один. Совсем маленький, и к моменту нашего прибытия сгоревший до основания. А вот на входе в залив имелся десяток больших военных кораблей Белафорта. Мы остановились поодаль, так что вся картина морского боя была у нас как на ладони.
Боевой корабль Белафорта имеет три ряда весел, как и наша триера, но он массивнее, больше и выше. Еще у флота нашего противника имеются квинкремы, но вроде наши их пока только издалека видели. И вряд ли их больше трех. Царь же счел нецелесообразным строить четырехрядные корабли, и повелел делать пентеры. Где-то я его понимаю… Последнее я подумал, стоя на борту нашего неуязвимого флагмана.
– Шагги, – я повернулся к стратегу. – А почему ты никак не назовешь свой корабль?
– Не время, – ответил он. – Имя должно получать после какого-то важного события. Пока это просто новый корабль.
– А как же те три корабля? – спросил я.
Шагги улыбнулся и ничего не ответил. Я пожал плечами. Не понимаю я этих моряков все равно. Даже побывав в столь приятном плаванье, как последнее, не понимаю. Сплошные суеверия, оговорки, исключения из правил и тонкости восприятия. А на нашем флагмане тем временем царила деловитая суета – гребцы усаживались по своим местам, паруса спускались с мачт, к катапультам подтаскивались корзины со снарядами… Мда. За три дня плаванья мы успели подружиться с Арно – главным по катапультам. Так что теперь я знал, какие снаряды, для каких целей предназначены. Что круглые каменюки отлично подходят для стрельбы по мелким суденышкам, а вот большие корабли ими атаковать бессмысленно, могут даже палубу не проломить. Круглые глиняные горшки были начинены зажигательной смесью. О составе Арно отвечал уклончиво, может и сам точно не знал, что в эти сосуды заливают. Самыми загадочными были снаряды, сделанные из рыбьих пузырей. Вроде бы внутри были какие-то острые штуки, похожие на угловатые наконечники для стрел… Я спросил про них, но Арно опять мне не ответил, сказал только, что стреляют этими пузырями, когда на палубе корабля противника слишком много людей. Я поразглядывал диковинные снаряды еще немного, и отметил, что рыбий пузырь в полете должен лопнуть. Арно снова загадочно улыбнулся и предложил выпить. Все-таки, моряки – странный народ. Даже если катапультами занимаются.
Слоняться без дела по кораблю, где все занимаются чем-то важным, то еще развлечение. Так что я отошел к своей палатке и устроился там, чтобы никому не мешать. А заодно пытаясь убедить себя в том, что мне ни капельки не страшно. Ни капельки. И что все эти приготовления не имеют никакого значения, их делают на всякий случай. Я корил себя за трусость, распекал на все лады, можно сказать, когда подошел Каца.
– Плохо, – сказал он мрачно.
– Что? – нахмурился я.
– Там два иерарха, – Каца кивнул в сторону белафортских боевых кораблей. – И десяток простых колдунов. Будет очень трудно их выбить из этой бухты.
– Наши справятся, – сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. – Шагги сказал, что скоро еще черный флот подойдет. Там тяжеловесы сплошные. А пока их дразнят. Все равно, если эти корабли выберутся из бухты, им конец.
– Ха, – Каца хлопнул меня по плечу. – Ты за три дня начал разбираться в морском деле! Царь просмотрел твой талант!
– Да пошел ты, – беззлобно отмахнулся я. – Ты участвуешь в бою?
– Мы вообще вроде как в бою не участвуем, – Каца дернул плечом. – Так что стоим и смотрим, скольких наших потопят эти…
– Смотрим, – уныло вздохнул я, но внутренне возликовал. Очень уж мне не хотелось находиться на корабле, который атакует.
***
Еще одно тяжелое копье, выпущенное баллистой, клюнуло в борт белафортскую трирему. Желтый флот выстроился цепью. Биремы белого флота шныряли вокруг, иногда приближаясь на опасно близкое расстояние к противнику. Тяжелые триеры черного флота стояли пока что в отдалении.
– Сейчас на таран пойдут, – сказал кто-то из бойцов, стоявших рядом со мной на палубе. – Для разгона расстояние подходящее… Проскочат мимо желтых и ударят.
– Опасно на таран, – отозвался второй.
– Ха! Скажешь тоже! – подбоченился первый. – Белафортцы начнут уворачиваться, часть не успеет и попадет под тараны, а часть успеет и пропустит наших в бухту.
– И часть наших потопят на подходе…
Весла кораблей черного флота одновременно взметнулись и вспенили воду. Флот пошел на разгон. Я невольно поднял голову к марсовой площадке, на которой замер Шагги. Он молитвенно сложил руки и поднял их к небу. Стоявший рядом со мной Щенок вдруг вскрикнул, закрыл голову руками и упал на палубу. Первое, что мне пришло в голову, что в нас стреляют. Но нет, никаких следов крови на парне я не обнаружил. Он просто упал в обморок. Пока возился со Щенком, я пропустил момент, когда перед первыми кораблями черного флота засияла почти незаметная переливчатая пленка. А поднял я голову, когда услышал треск ломающихся досок – первый таранный удар достиг цели.
Никогда мне не быть стратегом. Перед моими глазами сейчас проходило самое большое морское сражение, которое я когда-либо видел, а я совершенно ничего в нем не понимал. Черный флот прорвал заслон в бухту и завяз в бою близ берега. Вокруг поверженных белафортских кораблей, принявших на себя таранный удар, сновали наши биремы из белого флота, казавшиеся отсюда причудливыми насекомыми. Они следили за тем, чтобы корабли противника гарантированно потонули и заодно «заботились» о людях, чьи головы во множестве торчали сейчас из воды вместе с обломками досок. Из черного флота при столкновении мы потеряли три корабля. Один был все еще на плаву, с ним сцепился боевой белафортец. На оставшиеся целыми шесть боевых кораблей врага наседал весь желтый флот в полном составе – по четыре-пять наших триер на одного белафортца. Та часть сражения была скрыта чадным дымом.
«Неужели это все?» – подумал я. Вроде бы поле сражения осталось за нами. Если можно так сказать о море, конечно. Но Шагги продолжал стоять на марсовой площадке. Он махнул рукой, грянул наш барабан, взметнулись весла – мы меняли позицию, подходили ближе.
Похоже, Шагги видел что-то нам невидимое. Он отдал несколько команд, на палубе поднялась суета, в праздности остался я один. Вроде бы вокруг ничего не изменилось, и я начал тешить себя надеждой, что началась подготовка к высадке на берег. Там, конечно, тоже сейчас жарко, но хоть под ногами земная твердь, а не зыбкая морская стихия. И по твоей голове не будет целить веслом каждый гребец просто на всякий случай…
***
Они подходили со стороны солнца, поэтому я сразу их и не приметил. Несколько часов безделья притупили мою внимательность… Квинкремы Белафорта. Десять громоздких квинкрем, окруженных, словно москитами, массой мелких суденышек. Засверкали сигнальные зеркала на наших, застучали барабаны. Наши три флота готовились к новому бою, перестраивались в новый боевой порядок. На этот раз никакой надежды на то, что флагман не примет участия в сражении. Я сидел возле своей палатки, обняв голову Щенка, все так же пребывавшего в беспамятстве, и вспоминал какие-нибудь молитвы. Почему-то в голову приходила только благодарение Агтале за успешные роды. Мне как-то это четверостишие зачитывал Бат, а я запомнил. Да и то, только потому, что очень уж дурацкое. Но, боюсь, Агтала не оценит молитву, произнесенную в такой ситуации. Про роды, ага.
Появился Каца. Собранный и деловитый, снова обвешанный множеством странных украшений и мешочков с неведомым содержимым.
– Жаба, – сказал он. – Я бы на твоем месте нашел место, где можно к чему-нибудь крепко привязаться. Или хотя бы твоего парня привязать, а самому просто держаться.
Не дождавшись ответа, он убежал. Я решил, что и правда стоит воспользоваться его советом. Заодно отвлекусь от панических мыслей.
Следующие несколько часов слились для меня в мешанину пугающих образов и действий. Наш неуязвимый флагман скользил, словно призрак, сквозь хаос сражения. Я не удержался на месте, в момент таранного удара. Оглушительный треск, крен, я от неожиданности отпустил скобу, за которую держался и покатился по палубе. Ударился головой, сознание ненадолго помутилось.
Чьи-то ноги в кожаных доспехах перескакивали через меня, спеша вперед, туда, где в наши борта впились крючьями абордажные мостки. На палубу хлынула первая кровь. Первые жертвы полетели за борт, крича и изворачиваясь. Какофония криков. Скрежет, скрип, треск. Я отполз к мачте и свернулся возле нее калачиком, прикрыв голову.
Когда нам удалось стряхнуть с тарана квинкрему врага, наша палуба была завалена телами белафортцев. Изуродованное чудовищным проломом судно противника стало заваливаться на бок. Обломки весел погрузились в воду, с бортов стали прыгать люди… Видимо, гребцы, которым повезло оказаться не прикованными к веслам. Нам тоже досталось – ограждение борта на носу было выломано, передняя мачта накренилась. Шагги нигде не было видно.
Мне стало стыдно собственной трусости. Я поднялся на ноги и качающейся походкой направился вперед. Туда, где сейчас сбрасывали тела за борт. Подобрал чье-то тяжелое, богато украшенное копье, принялся помогать.
Совсем рядом две наши триеры атаковали квинкрему. Они отчаянно маневрировали, не позволяя большому боевому кораблю даже приблизиться к своим бортам мощным тупым тараном. Сражение происходило так близко, что мне казалось, что я вижу даже капельки пота на лицах бойцов. Свист стрел, предсмертные хрипы, чадные следы зажигательных снарядов… Вот на помощь нашим подошла третья триера. Ни один и кораблей не мог подобраться к борту квинкремы – лес весел мешал. Перестрелка продолжалась.
И тут я увидел Шагги. Он шел откуда-то с кормы, лицо его было мокрым, рубаха в крови. Рядом с ним шел Каца. Он тоже был в крови, на лысине несколько длинных царапин. Шагги остановился, выбросил вперед руку, и на борту квинкремы вспыхнуло высокое, выше мачт, бледное пламя. Почти невидимое при солнечном свете, но не ставшее от этого менее смертоносным.
– Полный ход! – заорал Шагги. Барабан застучал в бешеном ритме. Наша пентера понеслась в гущу сражения.
***
Лето сидел на раскладном стуле. Я всегда удивлялся этой его способности – он умудрялся развалиться на любом походном подобии сидячего места, словно под ним, по меньшей мере, трон. Хотя зря я, на троне сидеть как раз неудобно. Нужно грозно хмурить брови и держать спину прямой. А Лето же сидел, словно в удобном кресле у себя дома. Он сидел и курил самокрутку.
– Я не знал, что ты тоже куришь эту дрянь, – наконец решился я нарушить молчание.
– А я и не курил до вчерашнего дня, – ответил Лето. – Это мне Каца подсунул, пока мы ждали.
Я даже смутился немного. Ну да, меня притащили к палатке госпиталя почти без чувств. Но я-то точно знал, что ни разу серьезно ранен не был! И даже вроде бы успел им сказать, перед тем, как в забытье провалиться… Или не успел?
– Да я устал больше, чем ранен был, – отмахнулся я. – Старый стал для таких развлечений.
Ран было четыре. Длинный разрез справа на ребрах, колющий в правое же бедро, рассечено левое предплечье и шальная стрела в правой икре. Она воткнулась первой, и тогда я разозлился. Когда сломалось копье, я начал орудовать подвернувшимся под руку белафортским серпом. А потом его выронил, но снова нашел какое-то копье. А потом подобрал щит и меч. С раненой ногой особо далеко не побегаешь, но врагов мне хватало, в общем.
– А где Щенок? – я приподнялся на ложе, поморщившись. Несерьезные раны только в горячке боя не замечаешь, а потом, когда все заканчивается, начинают болеть, так, что на стену лезть хочется. Не болят только смертельные раны, моим, к счастью, до этого было далеко.
