Живое

– Ласло, – забрала Геля стаканчик кофе и остаток круассана, – это важно! – шепнула она. – У нас четыре тела!

– Да, да, – отряхнул он руки и натянул перчатки.

Каталог было четыре. И трупов тоже. Три вполне целые, а четвертый доставили по частям. Отдельно две ноги и туловище с руками и головой. На этом теле насчитывалось наибольшее число ранений каннибалического свойства.

– Вот, полюбуйтесь, – откинул простынь патологоанатом по фамилии Вилкин, – на костях четвертой жертвы следы зубов. Ее, так сказать, покусали… больше всех.

Врач вывел на проектор приближенное фото костей трупа номер четыре, двадцати однолетней Мирославы Кар.

– Две ее ноги обглоданы. – сменился кадр, – видите? Это фрагмент левого резца Ефима Громова. Парень сломал зуб, чиркая по кости. Так же я нашел обломок переднего зуба Алисы Ивановой.

Ангелина делала записи в планшете, уточняя:

– Сколько весило тело Мирославы Кар?

– Шестьдесят килограмм, – ответил Вилкин.

– И как долго… То есть, сколько они…

Ласло закатил глаза:

– Сколько трое оставшихся питались ею пока сами не померли?

– Минус шестнадцать процентов на органы и кости? Считай, Фрейд, – гаркунл Вилкин на андроида в углу, который дезинфицировал подсветкой глаза ручки холодильных камер.

– Пятьдесят килограмм и четыреста грамм, – дал ответ механический голос.

Глаза Фрейда были круглыми и светились синим. Шея из проводов и рессоров. Лицо закрывала белая матовая панель, копирующая человеческое, но губы не шевелились, глаза не моргали, ушей не было.

«Воткнуть бы ему в уши лампочки Ильича» подумал Ласло. Месяц назад ему предложили на выбор трех стажёров, двое из которых были андроидами. Самообучающиеся экспериментальные модели. Их создавали для работы с трупами и родственниками жертв. Меньше эмоций, больше дела.

Струпица остановил выбор на вчерашней выпускнице Ангелине. Пусть она не смогла перечислить названия двух сотен человеческих костей и не знала сколько из них парных, но, когда в клетке кабинета девушка заметила крысу, она на нее посмотрела. Просто посмотрела, сказав:

– Грустная свинка. Выпустите ее побегать.

– Это Крыса, – ответила Ласло, игнорируя каждодневный визит Гели в его кабинет с охапкой салата или одуванчиков.

Андроидам не было дела до крысы-свинки по имени Крыса. Они не понимали даже человеческих эмоций, не то, что людских. Эмоциональные навыки андроидов ограничивались законом о Робоправах. В переводе с юридического на человеческий – у роботов эмоций нет.

Ласло отодвинул простынь с трупа номер три. На кушетке лежал подросток мужского пола. В его ногах проектор вращал фотографию белобрысого пацана с широкими резцами, каким он был при жизни. Сейчас его передние зубы и два резца находились в контейнере рядом.

– Плоть рано или поздно начала бы гнить, – рассуждал врач. – Через неделю труп Мирославы Кар уже был не съедобен. На аттракционе высокая влажность. Разложение проходит быстрее. Подростки употребили в пищу в основном ноги. Есть травмы в районе груди, ушных раковин, языка и печени. Думаю, они ели ее две или три недели.

– Чем оторвали ноги? – рассматривал место надрыва Ласло.

– Найден кусок монорельсы с зазубринами. – показал он фото, – но это не точно. И она была еще жива, когда ее… обезножили.

– Живую? – удивился Ласло.

– Она могла впасть в кому, – рассуждал Вилкин. – Остальные решили, что пора. Или едят ее, или умирают с голода. Болевой шок убил Мирославу Кар почти сразу.

– Повезло, – скривился Ласло. – Кто из троглодитов умер следующим?

– Алиса Иванова, – подошел коронер к каталке, в ногах которой вращалось голографическое изображение улыбчивой блондинки с красными прядями волос.

– Что по ней? – адресовал Струпица вопрос стажерке.

– Жертва номер один. Алиса Иванова, двадцать лет. – ответила Геля, – Училась на журналиста. Отличница, староста. Единственная дочь небезызвестного Тимура Иванова.

– Которого попёрли из Робоновы?

– Да. Все жертвы, – продолжила Геля, – объединены одним фактом – их родители работали в Робонове. Они знали друг друга двадцать лет назад. Дружили семьями. Их дети росли вместе.

– А теперь их вместе похоронят.

– Мальчик с надписью на груди «мы живые» – брат Дарьи Громовой. Ефим Громов, четырнадцать лет, ученик девятого класса.

– Четыре трупа. И ведь не просто так их убили, – наслаждался Ласло картинкой, отдавая должное творческому замыслу анатомического театра, – в этой смерти есть посыл. В способе!

– Какой еще посыл? – не понял Вилкин.

– Стреляют в порыве страсти, душат, чтобы ощутить тепло, отравляют притворщики, а здесь… целый спектакль кошмара. Сто фотографий с мучениями четырех подростков. Ради выживания, они не брезговали убить и сожрать человечину. Жаль, не узнаем, о чем они говорили и думали все эти сто дней.

Ангелина поморщилась. Она старалась смотреть на голограммы живых, чем на останки молодых людей, которые больше никогда не повзрослеют.

– Поймем почему каннибализм стал способом казни, раскроем убийство! – сделал выводы Ласло, и Ангелина записала его слова в планшет, подчеркивая красным. – Расскажите-ка, Вилкин, про все странности. Окопали что-нибудь? – просил Ласло будто поедания подростками друг друга было мало.

– Странности, – воодушевился врач, – было и такое! Подростки пробовали спастись. На теле Алисы Ивановой я нашел прижизненные ранения. Отрубленные фаланги пальцев вином лодки или пропеллером каким-то. Резаные раны остались и на черепе. С ее скальпа был выдран кусок волос вместе с кожей. Иванова умерла следующей после Мирославы от заражения крови, а не от тотального истощения как брат и сестра Громовы.

– Значит, выбраться через воду они не смогли? – записала Геля, – это же аттракцион, а не квест на выживание.

– Они застряли в технической зоне. – Объяснил Ласло. – Сооружение опущено ниже уровня земли. Кругом вода. Рельсы, по которым скользят лодки и технический сектор для ремонта в отдалении, чтобы не мешать остальным. Их лодка не приплывала на финиш. Я так понимаю, они делали круг. Раз в сутки снималось фото, после чего лодка возвращалась в ремонтный ангар.