Я снова смеюсь и крепко обнимаю его за шею.
– Ты умеешь танцевать?
– Нет. Но если нужно тебя просто крутить, а потом прижимать к себе, то я быстро научусь.
– Уже научился. У тебя отлично получилось, – хвалю его, а сама насмотреться не могу.
Последнее время он какой-то другой стал. Не такой закрытый и настороженный. Чаще улыбается, шутит. Я влюбляюсь в него всё сильнее и сильнее. Мы вместе почти двадцать четыре на семь, но даже этого иногда безумно мало.
Бывает, он уходит в душ, а мне будто воздуха перестаёт хватать, и я несусь по крыше террасы к нему в комнату.
Однажды, когда я сделала так впервые, он вышел без полотенца. Боже, как мне было стыдно! Именно мне, не ему. Скайлер рассмеялся тому, что я ойкнула, взглянув прямо туда, и спрятала лицо в подушку, потом дважды уточнив оделся ли он.
В последующие разы он выходил уже в полотенце или сразу в штанах.
Не знаю, что с нами происходит, но мне кажется, мы оба сходим с ума. Разве можно вот так провалиться в человека как в пропасть и самое страшное не иметь желания выбраться оттуда?
Можно, если это Скайлер, отвечаю сама себе.
– Ты чем занимался? – спрашиваю у него, пока мы усаживаемся в машину.
– Накидал кое-что по нашему совместному докладу по истории, купил тебе какао и твои любимые шоколадные пончики.
– Ммм, – открываю ярко-розовую картонную коробку и, выудив оттуда углеводную бомбу, вонзаюсь в неё зубами. Как же вкусно! – Если ты будешь меня и дальше так откармливать, я стану толстой.
– С такими – то тренировками? – усмехается Скайлер. – Сомневаюсь.
Это да. Миссис Гольтце гоняет нас, как хомяков в колесе, пока мы не выкатываемся из зала полуживыми.
– Можно глянуть что ты по докладу нашёл?
– Конечно, в ноуте.
Прислоняю последний кусочек к губам Скайлера, и когда он забирает у меня его, вытираю руки салфетками и тянусь за ноутбуком.
На рабочем столе нахожу нужный файл, открываю, листаю…
– Да ты же не накидал кое-что, а сделал его полностью, – удивленно пробегаюсь по тексту.
– Ты проверь, может, добавишь что, – пожимает плечами. – Я подумал, тебе после танцев только ещё докладом заниматься. Лучше мы это время потратим на более приятные нам вещи.
Вот должна бы я уже привыкнуть, а все равно краснею, каждый раз с трепетом ожидая наши ночные поцелуи в кровати.
– Спасибо, – тянусь и благодарно целую его в щеку, – я правда жутко устала, сейчас бы этот доклад стал наказанием.
Уже не впервые Скайлер делает задание за нас двоих, а иногда и просто за меня. Я действительно очень устаю в школе, а потом на танцах. У него меньше факультативов чем у меня, и иногда ему приходится ждать меня урок или два после окончания его собственных занятий. В это время Скайлер или играет в баскетбол с ребятами, или делает домашку. Порой даже за меня, чтобы вечером мы могли сходить в кино или просто погулять.
Делаем мы это часто. Я очень стараюсь быстро справиться с уроками, чтобы провести с ним время. Не знаю откуда у меня такое больное желание всё время быть вместе. Вероятно, предчувствие какое-то или просто я помешалась на нём.
Домой мы приезжаем уже затемно. Сейчас быстро в душ, чтобы смыть с себя пот и неприятный запах, а потом к нему… Может посмотрим фильм, а может и нет. На самом деле всё равно, лишь бы в его руках.
– Оливия, – как гром среди ясного неба озаряет холл голос мамы.
Резко торможу. Скайлер ободряюще подмигивает мне и отправляется наверх.
– Да, мам, привет, – устало улыбаюсь, когда она выходит ко мне из гостиной.
Мгновенно напрягаюсь. Её злой и недовольный взгляд не сулит ничего хорошего. Сразу же становится дико страшно – вдруг она узнала о нас со Скайлером. Сердце тисками сжимается, но я осекаю себя. Нет. Отметаю эту мысль. Если бы узнала, она бы не звала только меня. Тиски с облегчением разжимаются.
– Это с каких пор ты начала врать мне? – выдаёт, поравнявшись со мной.
Я тут же мошкой себя чувствую.
– Объясни, пожалуйста, о чем ты, – стараюсь звучать уверенно, но почему-то, как и всегда, тушуюсь.
Этот её назидательный тон всякий раз действует, как удар батога.
– Я о твоих факультативах. Ты обещала взять углублённый латинский. Более того, ты сказала, что взяла его. И что получается? Звоню я сегодня в школу, а в списке твоих факультативов латинского нет.
Истерические нотки мамы проходятся по нервным окончаниям.
– Я хотела, но передумала, – собираю всю свою смелость, на которую в последнее время стала способна, и отвечаю спокойно, надеясь, что она поймет, – я очень устаю. А латинский мне не нужен в данный момент.
– Что значит не нужен? – возмущается мама. – Любой предмет полезен! Вот танцульки твои бесполезны. Из-за них ты и устаешь.
– Я на них расслабляюсь, мама. У меня мозг устает. Ему тоже нужен отдых.
– Сказала та, кто собирается поступать в университет! – фыркает мама. – Знаешь, какие там нагрузки?
– Знаю. Поэтому сейчас и пытаюсь не нагружать себя.
Хотя, это вранье. Я нагружена под завязку, и мама это знает.
– Значит так, я не знаю, с каких пор ты стала врать, и надеюсь, это единственное, в чем ты мне солгала, – прикусываю себя за щеку. Не единственное, – но завтра же я звоню в школу и записываю тебя на латинский. Если устаешь, брось танцы. Тогда и времени будет в разы больше.
Она разворачивается и начинает уходить, а я задыхаюсь. Горло стягивает спазмом, резко тяну футболку в сторону и громко выдаю:
– Нет!
Эффект моментальный. Мама останавливается и оборачивается. Глаза сощурены, злые. В них неверие.
Меня трясёт. Как и всегда, когда я пытаюсь с ней спорить, но сейчас я не собираюсь сдаваться.
– Что значит «нет»?
– То и значит, мама. Я люблю танцы, – стараюсь звучать миролюбиво, но строго. Не знаю, получается ли, я себя не слышу со стороны, а остервенелое биение пульса заглушает собственный голос, – и ещё один факультатив я не возьму.
Мама снова возвращается ко мне. Смотрит так, словно не верит, что я это сказала.