Заряна замялась, но решила, что вреда от ее болтовни не будет:
– Косы накладные у нас в лавке купить можно, – призналась она, – из конского волоса плетенные, крашеные, на любой вкус. Есть такие, что лентой подвязываются к затылку, а есть такие, что как шапка надеваются!
Боярышни хором ахнули. Выросшей без матери Радомире о таких ухищрениях никто не рассказывал, а Усладу боярыня от женских забот берегла. Да и зачем бы Бусовне и Светомировне накладные косы? Боги их волосами щедро одарили!
– Краски папенька с юга привез – белилы, румяны, сурьму для бровей, – продолжила удивлять новых знакомиц купеческая дочь. – Столичные боярыни замужние любят лица красить!
– Зачем? – не удержала любопытства Радомира.
– Так замуж выйдут, понесут, дитя матерью питается, тут-то и волосы, бывает, лезут, и краски все с лица сползают. Ни румянца, ни бровей тонких не остается, – со знанием дела поведала Заряна. – Тогда и рисуют себе и белизну, и румянец. Главное – лишка не положить, чтобы не сыпались белила, как штукатурка со стены!
Девицы от таких разговоров пришли в изумление, но интереса не потеряли.
– Еще тонкого шелку на сорочки исподние. У нас ткани разные есть – и тоненькие такие, что руку напросвет видать! Коли сорочку из такой ткани шьют, значит, девица замуж собралась!
Тут Услада и Радомира зарделись, и Светомировна призналась:
– Мне такую сорочку матушка велела в сундук положить да в баню в Тулее только в ней ходить!
– Это, видать, на смотрины, – покивала Заряна.
– Как на смотрины? – ахнули боярышни.
– А так! Мне маменька сказывала, ее на смотрины часто зовут, потому что она добрая хозяйка, жена и мать. Как задумает какой купец молодой жениться, просит он родственниц своих – теток или сестер двухродных – к невесте присмотреться. Те и напросятся в баню в гости. А невеста в баню с чужими не голая идет, а в такой вот прозрачной сорочке – и видно все, и скромность на месте.
Услада и Радомира покраснели. Они-то в бане тут плескались, как были, а сорочки уж на чистое тело надели.
– А еще, – тут Заряна понизила голос, – бывает, и жениха в бане прячут, чтобы он на невесту посмотрел да решил, будет ли в жены ее брать!
– Ох, стыдоба! – вспыхнула Услада.
– А при княжьем дворе точно смотреть будут, – напугала ее Заряна, – там уж все боярыни и сама княгиня будут в баню с невестами ходить, чтобы не утаили болезнь или немощь телесную!
Радомира только хмыкнула – она в княжьи невесты не рвалась, потому и осмотров не боялась, а Услада покраснела, для нее такой осмотр представлялся испытанием. Очень уж привыкла она к теремным обычаям все обсмотреть и обсудить, и от себя прибавить.
Заметив, что спутница сникла, Радомира перевела разговор на другие товары – стала спрашивать, чем торгует Горыня и далеко ли ездить приходится.
– Далеко и долго, – призналась Заряна, – зато и диковинки папенька привозит разные, и ткани, каких у нас не ткут, и сладости такие, каких не попробуешь.
Девушки повздыхали, но болтать больше не хотелось, поэтому взялись они друг другу волосы чесать да плести, а чтобы не скучать, разбирая длинные пряди частыми гребнями, завели песню про Струг-реку и добра молодца, ищущего судьбу свою.
Пели долго – уж и косы доплели, и пряники отведали с горячим взваром, а расходиться не хотелось. Вот только понадобилось девицам до ветру сбегать – видать, брусники во взвар не пожалели, так что разом они из предбанника вышли, оставив свои чашки на столе. Няньки вслед за ними понеслись – в шубки кутать да проследить, чтобы не свернули куда оберегаемые невесты. Вернувшись, девушки решили сорочки сменить – пропотевшие, да окатиться еще раз настоем травным для красоты и здоровья. Нырнули в баньку, побрызгались, посмеялись, обтерлись, сорочки сменили, а как к столу сели, Радомира и Заряна чашки попутали. Вроде и невелика беда, переглянулись, хмыкнули, да Лада Волеговна на страже стояла, увидела и головой покачала:
– Судьбой обменялись девоньки! Чтобы вреда не было, посестритесь!
Радомира и Заряна заулыбались – они друг другу нравились, да и делить им было нечего. Потому Рада с готовностью сняла с руки серебряный браслет из скачущих лошадок, а Заря, поразмыслив, подвески – тоже с лошадками и с лучиками солнца.
Обменявшись дарами, девушки выпили по чарочке меду, чтобы спалось лучше, и, трижды обнявшись и расцеловавшись, пошли наконец спать.
Глава 8
Боярышням отвели светелку в доме старосты, а купеческая дочь спала с отцом и братьями в горенке в трактире, но после бани девицы решили лечь все вместе – у старосты. Сдвинули две широкие лавки и улеглись втроем, шепчась и хихикая. Строгая нянюшка Лада Волеговна шикнула на болтушек и загасила светец, оставив только маленькую плошку с маслом у иконы – отгонять зло, да угол с горшком найти, если приспичит.
Распаренные баней девицы спали крепко, утром встали рано и очень удивились бледному виду нянек. Те молча собирали вынутые из сундуков вещи, хмуро проводили девушек до возков. Даже Радомира из селения уезжала в повозке, чтобы не смущать селян и не вызывать слухов.
Только усадив подопечных и укутав их медвежьими полостями, няньки отошли в сторону и выразительно посмотрели на собравшийся караван. Они не спали всю ночь, потому что под окнами светелки кто-то бродил осторожным охотничьим шагом. Лада Волеговна не только вдовой воина была – она и сама в молодости охотничала, так что слух имела тонкий. Нянька Услады – Плава Юрковна – такими статями не отличалась, но за боярышней следила в оба глаза и приметила тень на тонком промасленном пузыре. Нянькой Заряны была совсем старушка, и звали ее «баба Муша». Она выглядела сущей доходягой, но была шустра и проворна, умея без масла пролезть туда, куда ее «ласточке» надобно было.
Все три женщины мрачно смотрели на обоз, понимая, что никто из местных к дому с невестами не сунулся бы ни за какие деньги. Зорко Военежич, а с ним братья Услады и братья же Заряны посты ставили надежные и проверять их не ленились. Да и псы на подворье у старосты Гранички были добрые – из тех, с которыми на медведя ходят. Просто так они бы чужого не пустили. А собаки молчали. Из всех доказательств остался разметенный след под окнами да очищенный от снежного наноса подоконник. Кто-то пытался выманить одну из девиц на улицу. Вот только зачем? Княжьи невесты – они неприкосновенны. За них на месте убить могут, и виру платить не заставят, ежели брат или отец дотянется. Купеческую дочь хотели сманить? Так она в Граничках первый раз была, из возка вынули – в дом завели, после обратно в возок посадили. Значит, тать неведомый в обозе едет! И следить за невестами пуще прежнего надо!
Постояли няньки да разошлись.
Лада Волеговна в возок к боярышням села, Плава Юрковна да баба Муша возок Услады заняли. А в купеческий пустой сам Златан Удалович сел – подремать после долгого пира. Так и вышло, что не заметил никто пристальных взглядов, которые на возки Зареслав бросал.
Это он бродил под окнами светлицы. Все надеялся, что сестра выглянет и подругу новую позовет – братом похвалиться. К баньке он второй раз сунуться не посмел – там Зорко Военежич сам всех разогнал да стариков беречь девичью честь поставил, а вот под окнами светелки бродил, делая вид, что дозоры проверяет. Не дождался – быстро боярышни спать легли, а Зареслав так себя растревожил, что мнилось ему – зовет его кто-то ласково да любить обещает нежно. Еле-еле в себя пришел! Снегом умылся и в избу ушел. А поутру еле в седло сел – все взгляда от возка отвести не мог! Даже дорога долгая из него этой томной сладости не выбила. Ехал Зареслав, трясся в седле и думал… Как бы залучить Радомиру на сеновал? Закружить, заласкать, зацеловать до дурной головы, а утром повиниться перед гонцом и охраной, да увезти Бусовну к ее отцу – с вирой «за косу» и в женском платье.
На привале не удержался Зареслав – залез в короб с вещами, что матушка в дорогу собрала, полюбовался на шелковый платок, бисером шитый, на колты-подвески, для будущей жены припасенные, да и решил – в ближайшую же ночь все так устроить, чтобы Радомира его стала!
Остаток дня брат Услады строил планы – как ему встать на сторожу рядом с девичьей светелкой, куда услать нянек, как выманить Радомиру за двери и где расстелить свою теплую бекешу, чтобы белокожая красавица не замерзла, пока он будет ее уговаривать. И к кому сперва пойдет с повинной.
Однако планам Зареслава не суждено было сбыться в эту ночь – к сумеркам поднялась метель, видимость упала до нуля, кони храпели и не желали идти вперед, так что обозу пришлось встать на ночевку в поле. Правила безопасности соблюдали жестко – девиц рассадили по своим возкам, добавили один возок с княжеской данью, тот, что больше других походил на девичий, и внутри круга из возков развели костер. По внешнему кругу «девичьих спален» выставили телеги и возки так, чтобы максимально заслонять дорожные домики невест от снега и ветра. Еще внешний круг очертили приготовленными, но не горящими пока факелами – на всякий случай. Зимний лес, он такой – может и зверь набежать, и тать лесной пожаловать, лучше быть готовым.
Кашу варили сразу в четырех огромных котлах – с запасом. Воды с собой не брали почти, но снегу натопили довольно. В котел с ароматным ягодным взваром Зорко Военежич сам флягу крепкой настойки влил – для сугреву. Но пить дозволил только тем, кто с караулов сменился и спать лег.
Чувствуя волнение охраны, девушки вышли к огню – взяли свои миски и ели со всеми, высказывая благодарность охраняющим воинам. Потом няньки утащили девиц в повозки, налив им ягодного взвару с настойкой. Непривычные к хмельному девицы уснули, а уж после полуночи Заряна вдруг проснулась. Что-то ворочалось в ее груди. Манило, звало куда-то.
Решив по неопытности, что каша оказалась слишком крутой, и лучше выйти сейчас из душного тепла возка, подышать свежим ветром да сунуть два пальца в рот, избавляясь от ненужной тяжести, девушка неслышно поднялась.
Одежду на ночь с нее сняли – очень уж тяжело было целый день носить и рубаху, и сарафан, и душегрею, и опашень… Взамен нянька укутала ее, как младенца, в одеяла, так что Заряна не мерзла, но вот как и в чем ей выйти на улицу? Сапожки стояли у двери, в них легко шагнуть, а на плечах только нижняя рубаха! И шали рядом никакой нет, а на улице же сторожа стоят!
Оглядевшись почти в отчаянии, Заряна вдруг увидела висящий на крючке опашень – не ее, Радомиры. Воеводова дочь длинные да пышные одежды не любила, но надевала, коли нужда была. Пока до возка шла да в возке сидела. А как отъехали от Гранички – прыгнула в седло в коротком тулупе, а роскошный, подбитый куницей плащ оставила в повозке у подруги, почти сестры…
Радостно накинув на себя просторную одежку, Заряна выскользнула из возка и отошла в сторону, собираясь испачкать снег. Она уже склонилась, прячась от ветра, над симпатичным сугробом, как вдруг сзади ее обняли чьи-то крепкие руки:
– Ты вышла! Любимая, желанная, свет очей моих!
Заряна испуганно пискнула, а невидимый в темноте мужчина стиснул ее еще сильнее и принялся мять и тискать, бормоча что-то невразумительное. Заряна хрупкой неженкой никогда не была, поэтому собралась решительно двинуть наглецу в глаз, но для этого надо было повернуться, а незнакомец крепко держал ее, словно ждал, что она начнет брыкаться, и при этом жадно целовал ее висок, щеку, подбираясь к шее, да еще успевал сунуть руку под плащ и погладить то, что гладить нельзя никому, кроме мужа!
Купеческая дочь дергалась, рычала, но в какой-то момент поняла, что кричать бесполезно – ветер относил звуки, а застань ее в таком виде кто-нибудь из сторожей – и репутации конец! Тогда отважная девушка решила подождать немного, развернуться к мужчине и ударить так, как учили отец и братья – либо под дых, либо по мужской части, а если не получится, так хоть по ноге каблуком!
Этот план тоже провалился.
Ощутив, что «добыча» не дергается, Зареслав позволил себе немного развернуть девицу, при этом плотно спеленав ей руки ее же плащом. А чтобы не дай боги не закричала – впился в губы горячим поцелуем!
Ах, если бы он знал! Если бы помнил слова матери! Не зря приворотное зелье пополам делится, да двоими сразу пьется! Стоило Зареславу коснуться губ девушки, выпившей приворотное зелье, как в голове его не осталось ни одной мысли! Она поначалу жалобно вскрикнула, когда он яростно набросился на ее рот, но зелье в ней разжигало то же пламя – пусть непонятное и потому пугающее. Заряна поначалу пыталась отпрянуть от мужчины, но потом поняла, что его губы унимают ту странную тяжесть внутри нее, а его руки, сминая и оглаживая ее поверх опашня, дарят странную истому. Словно она придремала на летнем солнышке в жаркий день, и надо бы перейти в тень, но так не хочется!
Между тем в окутанной страстью голове Зареслава возникла здравая мысль – не в снегу же ему брать любимую? Бекеша его коротка, а сеновала тут не предвидится… Но рядом есть повозка с мягкой рухлядью! Меха, которые везут к княжьему двору! Связки соболей, лисиц, куниц – выделанные шкурки вязками по сорок штук зашиты в полотняные мешки и лежат в санях огромной мягкой горою. Иногда, иззябнув, охранники прятались в эти мешки, дыша звериным духом и полынью, оберегающей мех от моли.
Вот к этой телеге и потянул Зареслав Заряну. Правда, он думал, что тянет за собой Радомиру, и не замечал ни богатой рыжей косы, ни общей округлости фигуры. Любимая казалась ему безупречной, прекрасной и желанной. А уж необходимость сделать ее своей до рассвета и вовсе туманила голову.