Лето придёт во сне. Приют
И чаще всего пела я теперь медвежью колыбельную. Её слова, особенно припев, чуть-чуть успокаивали меня, помогали поверить, что зима – не навсегда. И мне достаточно, как тому медведю, просто впасть в спячку. И проснуться уже посреди солнечного лета…
– Просто ложись и спи, лето придёт во сне, – пела я, закрыв глаза, почти веря в такие моменты, что так и будет. Надо лишь чуть-чуть подождать, отключиться, не думать ни о чём. Уснуть…
Но когда у меня это почти получалось, всегда находился тот, кто будил.
Как и в этот раз.
– Дашенька! – окликнула Марфа Никитовна, и пришлось замолчать. – Пора закрывать церковь, спускайся.
Я послушалась. Я теперь всегда и всех слушалась, совсем как до встречи с Дэном. Ведь если нет никакой возможности что-то изменить к лучшему, зачем навлекать на себя неприятности? Нет, я не боялась новых наказаний, но мне была глубоко противна мысль о том, что опять придётся смотреть в лицо Агафье и что-то ей отвечать.
Агафью я старалась избегать, как только могла, а когда приходилось находиться с ней в одном помещении, старалась не поднимать глаз. Но даже при одном звуке голоса воспитательницы или запахе её духов на меня накатывала волна душной ненависти. Я не испытывала ненависти ни к Петру Николаевичу, решившему судьбу Дэна, ни к полицейским, навсегда забравшим его от меня, ни к Настусе, с которой всё началось. Только к Агафье. Именно она – сухая, невозмутимая, бесчувственная – стала для меня теперь средоточием зла.
Когда я вышла на улицу, приют уже погружался в сумерки, солнце почти спустилось за лес и золотило лишь верхушку колокольни. Это было красиво. Я невольно задержалась на миг, задрав голову и, как всегда, глядя на сияющие в вышине колокола, вспомнила, как была там, наверху, надо всем моим невеликим миром. Но теперь в этом воспоминании не было ни следа прежней радости, ни предвкушения новых. Всё утонуло в тоске по Дэну и в чувстве вины перед ним.
В дортуаре стояла тишина. Теперь здесь почти всегда было тихо. Настуся превратилась в тень самой себя, Яринка не разговаривала ни с ней, ни с Зиной, я теперь вообще почти всё время молчала. Да никто и не горел желанием со мной общаться. Слухи по приюту, как всегда, разлетелись моментально, по пути обрастая подробностями, как существующими, так и вымышленными. И теперь для всех я была «та самая дикарка, которую поймали со старшегруппником». Изгой. Девушка, запятнавшая себя блудной связью. Косые взгляды, шёпот за спиной, презрительные усмешки парней. Яринка рассказала мне, что многие воспитанники возмущались тем, что после всего этого я продолжаю петь в церкви и даже задавали вопросы батюшке Афанасию (на что он ответил, что я – всего лишь оступившееся дитя, а Господь велел прощать оступившихся). Мнение недовольных меня не волновало, но батюшке я была благодарна за доброту и за подаренную мне возможность продолжать петь. Церковь была теперь единственным местом, где ко мне продолжали хорошо относиться. Никто не спрашивал о том, что же в действительности произошло между мной и Дэном, и правдивы ли слухи, ползающие по приюту. Здесь я продолжала оставаться Дашенькой, самой младшей девочкой в хоре, знающей песни далёких таёжных краёв.
Бросив сумку на пол, я прошла через звенящий тишиной дортуар и забралась на подоконник с планшетом, собираясь учить уроки. По идее, мне это было не нужно – плохие оценки не пугали, но зубрёжка помогала отвлечься, отгородиться от тоски. И от Яринки. Я чувствовала, что подруга хочет вытащить меня из скорлупы, заставить разговаривать обо всём произошедшем, чего я до сих пор умудрялась избегать. Нет, от самих воспоминаний я не убегала, хоть и не видела смысла их лишний раз ворошить, но очень боялась, что Яринка, в конце концов, спросит: а что нам теперь делать? Что нам делать теперь, когда нет Дэна? И как я ей отвечу? Будем учиться, молиться, и если не выйдем замуж, то отправимся до старости жить в общежитии и работать на фабрике? Или же подрастём и убежим в тайгу, искать других? Второй ответ понравился бы подруге куда больше, но он был обманом, ловушкой. Ведь, даже если нам удастся каким-то чудом добраться до Сибири, вряд ли мы продержимся наедине с тайгой хотя бы одно лето. И точно никого там не найдём… Я могла доказывать обратное Дэну, но не хотела обманывать себя и Яринку.
Сейчас она смотрела на меня со своей кровати, я чувствовала щекой пристальный и требовательный взгляд, но делала вид, что увлечена уроками. Не спрашивай меня ни о чём, не отбирай у себя надежду…
Дверь приоткрылась, и в дортуар заглянула Агафья. При виде её мои пальцы так сжали планшет, что он жалобно скрипнул, и я торопливо потупила глаза, чтобы воспитательница не успела увидеть в них откровенную ненависть. Но это не избавило меня от её внимания.
– Дарья, выйди-ка, – велела Агафья, и пришлось сползти с подоконника. Нет, я не боялась нового наказания за непослушание, просто хотела побыстрее отвязаться.
Агафья ждала прямо за дверями, не стала приглашать меня на разговор в воспитательскую, видимо, тоже не горела жаждой общения.
– Михаил Юрьевич хочет с тобой увидеться, – обронила она, глядя в стену. – Завтра.
– Разве вы ему не рассказали о… о моём проступке? – удивились я. Только Головы мне сейчас не хватало!
– Разумеется рассказала. – Агафья досадливо дёрнула плечом. – Я не имею права утаить такую информацию и подсунуть порядочному мужчине…
Договаривать она не стала, но по резко сжавшимся губам воспитательницы я поняла, что не рисковала услышать о себе ничего хорошего.
– …и я очень удивлена, что после этого он хочет тебя видеть.
А я-то как удивлена…
– Когда мне завтра подойти в воспитательскую? – уныло уточнила я. Если вдруг Голова вздумает читать мне мораль или упрекать за потраченное не меня время, клянусь, тоже выскажу всё, что думаю о старых извращенцах!
– Не в воспитательскую, – процедила Агафья. – Михаил Юрьевич хочет приехать лично и поговорить с тобой наедине.
Тут уж я открыла рот. От удивления и возмущения. Насколько мне известно, о визите жених просит у невесты, а потом уже, в случае её согласия, – у администрации приюта. А сейчас получается всё решили за моей спиной?!
– Завтра к двенадцати будь добра, опрятная и причёсанная, явиться к крыльцу школы. С последних уроков можешь уйти, разрешаю. – И Агафья отвернулась от меня, не дожидаясь ответа.
Но не ушла, а снова дёрнула двери нашего дортуара.
– Ярина, выйди. – Заметив, что я стою на прежнем месте, раздражённо бросила: – А ты зайди!
Я послушалась, проводив глазами подругу, и вернулась на подоконник. За Яринку можно было не беспокоиться, скорее всего, её снова возжелал видеть очередной кандидат на руку и сердце, вот Агафья и явилась сообщить нам обеим о предстоящих свиданиях. Надеюсь, подруга пошлёт подальше и этого желающего, вызвав тем самым возмущение наших старых дев и самой Агафьи.
Но когда Яринка вернулась, то по её слишком задумчивому лицу я поняла, что не всё так просто. Обменявшись кивками, мы молча отправились на лестницу, впервые после того, как раскрылось моё общение с Дэном. С тех пор секретничать здесь нам стало не о чём…
– Ну что там у тебя? – спросила я, прислоняясь к стенке. Получилось устало, почти раздражённо, и, чтобы сгладить это, я торопливо добавила: – Потом тоже тебе кое-что расскажу.
Яринка повела плечами:
– Да вот, батя опять хочет меня видеть. Завтра припрётся.
Ещё не легче. Сговорились они все, что ли?
– Что ему на этот раз нужно?
– Пока не знаю. Но, правда, странно.
– А чего странного? Будет тебя на нового богатого жениха науськивать. А то ишь – выбирать вздумала.
– Так это он мог и по телефону. Ты просто моего батю не знаешь, он за копейку удавится, а сюда ехать – это же надо тратиться на дорогу!
– Разве ты не можешь отказаться от этой встречи?
Яринка помялась:
– Могу наверно. Так-то он мне никто, по закону я ему больше не дочь. Но я согласилась. Ты не подумай чего, на самом деле глаза бы мои его не видели, просто интересно. Не просто же так он едет.
– Да я и не думаю. – Мысль, что Яринка вдруг воспылала дочерней любовью к своему блудному папаше, вряд ли могла прийти мне в голову. – Сходи, конечно. Всё какое-то разнообразие в этом отстойнике. Когда он прикатит?
– К двенадцати, – скривилась Яринка. – Агафья меня даже с уроков отпускает пораньше ради такого случая.
– Ой, и мне к двенадцати! – спохватилась я. – Не смогу в этот раз с тобой пойти.
– Ничего, – подруга решительно тряхнула головой, – я его не боюсь. Поговорим, наконец, с глазу на глаз… Подожди, а тебе куда?
Я торопливо рассказала о разговоре с Агафьей. Яринка фыркнула:
– Вот же неймётся! Чего твоему старпёру теперь-то от тебя понадобилось?
– Наверно, хочет меня отругать за то, что время у него отняла, а сама вот такой оказалась… – уныло предположила я.
– В таком случае пусть лучше сразу разворачивается и обратно едет. Не бойся, ты ему ничего не должна.
– Я и не боюсь. Просто хочется, чтобы все уже оставили меня в покое…
До завтрашнего дня я придумывала, что бы такого ответить Голове ехидного и циничного, но не грубого? Такого, за что меня нельзя будет наказать, но что поставит на место этого надутого индюка, вздумай он осуждать моё поведение. Ничего подходящего не придумалось, и я решила импровизировать на месте, авось да придёт на ум достойный ответ.
Этой мыслью я утешала себя, когда (опрятная и причёсанная, разумеется) отправилась на встречу с бывшим женихом, пришла к школьному крыльцу и остановилась там, озираясь. Агафью долго ждать не пришлось, почти сразу она замаячила в дверях, повелительно махнула мне рукой.
Раньше я как-то не задавалась вопросом, где именно происходят встречи приютских девушек с их кавалерами. Оказалось, что в одном из кабинетов на первом этаже школы. Кабинет этот был разделён пополам прозрачной стеной, с одной стороны которой должна была разместиться воркующая парочка, с другой же – воспитательница невесты, бдящая за тем, чтобы «молодые» не позволяли себе вольностей. Разумно, конечно, учитывая цели, преследуемые здешними визитёрами.
А мой (теперь уже наверняка бывший) жених, моя плешивая Голова, уже был на месте, сидел за небольшим столиком, сложив перед собой руки, как прилежный ученик. Кроме этого столика и двух стульев, в нашей с ним половине кабинета больше ничего не было.
Агафья подтолкнула меня в спину, и я, войдя в стеклянную дверь, уселась на свободный стул, вызывающе глядя на Голову.
– Здравствуй, – чуть улыбнулся он.
Лицезреть его целым и объёмным, а не в чёрной рамке монитора, было очень странно. Когда я раньше пыталась представить себе, как выглядит мой жених в реальной жизни, мне почему-то казалось, что он должен быть мал ростом и упитан. Но сейчас я видела перед собой сухопарого высокого мужчину, с широкими плечами, в развороте которых угадывалась прежняя удаль, и на чьём лице не было ни намёка на обрюзглость или унылость. Разумеется, он был не молод, но назвать его теперь старпёром у меня бы язык не повернулся.
– Здравствуйте, – тихонько ответила я, настороженно глядя на него.
Но Михаил Юрьевич вовсе не выглядел сердито или разочарованно, как я ожидала, взгляд его был спокойным и, как мне показалось, даже сочувствующим. Подтверждая эту догадку, он мягко спросил:
– Ну как ты?
Я дёрнула плечом. А что тут ответишь? Нормально? Так это неправда, а изливать Голове душу я не собиралась. И вообще, пусть уже говорит, что хотел, и катится куда подальше, ищет другую идиотку для работ на своей тухлой даче. Главное, не пожелать ему этого вслух…
Я покосилась в сторону. В другой половине кабинета Агафья сидела за столом и, демонстративно не глядя на нас, барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Голова перехватил мой взгляд и вдруг, подавшись вперёд, негромко сказал:
– Не бойся, она нас не слышит. Здесь уважают право гостей секретничать со своими невестами.
Тоже мне, гость нашёлся. И начинал бы тогда уже секретничать, если на то пошло. Я одарила бывшего женишка раздражённым взглядом, но он не смутился, а деловым тоном велел:
– Сейчас следи за выражением лица. На нём не должно быть ни удивления, ни тем более радости. Представь, что я опять рассказываю тебе про свою дачу, и ты мечтаешь о том, чтобы я поскорее заткнулся.
Я изумлённо уставилась на него, и Голова досадливо щёлкнул языком.
– Ну сказал же – никаких эмоций! Давай так – вообще не смотри на меня, смотри в стол. Только в стол. Не шевелись.
Я послушно опустила глаза, окончательно переставая что-либо понимать. А Михаил Юрьевич, стрельнув глазами на Агафью, раздельно произнёс.
– Тебе привет от Дэна… Дайка.
Выйдя из школы, я не стала возвращаться в дортуар. Вместо этого отправилась к прудику, где и села на скамейку. Ту самую, с которой Агафья увела меня прямиком в процедурную. Но сейчас я не боялась этих воспоминаний. Напротив, приветствовала их! Ведь оказалось, что все последующие события, какими бы они ни были болезненными и унизительными, произошли к лучшему. Радость, вначале робкая, ошеломлённая, боящаяся спугнуть саму себя, постепенно выходила из-под контроля, становилась неуправляемой. И я уже с трудом оставалась неподвижной, вместо того чтобы запрыгать, затанцевать, запеть и, разбежавшись, плюхнуться плашмя в прудик, так, чтобы брызги веером взмыли в солнечный воздух, чтобы в них вспыхнули разноцветные радуги…
Но эта скамейка не иначе как была заколдована, на ней почему-то никак не получалось посидеть в одиночестве! Не успела я до конца осознать резкие перемены, вот-вот грядущие наступить в моей жизни, как услышала частый топот, и, обернувшись, увидела несущуюся ко мне Яринку. Рыжая коса стлалась по воздуху за её спиной, глаза зеленели на пол-лица.
Затормозив передо мной так, что пыль взлетела из-под ног, подруга упала рядом и попыталась отдышаться. А потом сказала короткое, но ёмкое слово из шести букв, которое я от неё раньше не слышала, зато неоднократно слышала в Маслятах, например, когда у нас загорелся сеновал.
– Что-то случилось? – осторожно спросила я, решив сначала выслушать подругу, а потом уже сообщить ей фантастические новости.
– Случилось! – нервно выкрикнула она. – Ещё как случилось! Этот козёл хочет забрать меня!
Я потрясла головой:
– Какой козёл? Куда забрать?
– Да отец же! Он собирается снова признать меня дочерью и забрать домой!
Две девочки, идущие под руку по дорожке, замедлили шаг и тревожно оглянулись на нас.
– Тише! – Я успокаивающе положила ладонь на Яринкину коленку. – Разве так можно? Он же от тебя отказался.
– Вчера отказался, сегодня передумал! – Яринкин голос дрожал от ярости, но громкость она поубавила. – Он же у нас мужчина, отец, а я – его собственность. Захотел – выкинул, захотел – подобрал!
Она ударила кулаком по скамейке.
– Подожди… да как так? А отказаться ты можешь?
– Нет. Я ему сразу сказала, что не хочу, а он ответил, что меня никто и не спрашивает, что ему осталось только уладить какие-то бумажные дела и тогда он за мной приедет.
Я помолчала, переваривая новость. Случись это часом раньше, не знаю, как бы мне удалось пережить этот очередной и сокрушительный удар. Однако теперь всё по-другому.
Но Яринка этого ещё не знала, она, ссутулив плечи, вцепилась руками в край скамейки и, чуть не плача, бормотала:
– Ненавижу, ненавижу… ну почему он просто не оставит меня в покое? Да я… если он приедет за мной, я просто возьму что-нибудь тяжёлое и разобью его тупую башку! Пусть лучше меня отправят в колонию, чем к нему… Что смешного?!
– Прости. – Я и правда улыбалась от предвкушения того, как сейчас удивлю и обрадую подругу. – Тебе не нужно ни в колонию, ни к отцу. Нас здесь скоро не будет.
Яринка уставилась на меня с такой надеждой во взгляде, что я, не желая её мучить, заговорила торопливо, путаясь в словах:
– Я только что была на свидание с Головой… тьфу, с Михаилом Юрьевичем! Он пришёл от Дэна. Он другой, понимаешь? Дэн рассказал им про нас, и Голо… в общем, он специально притворился одним из этих старых извращенцев, чтобы приглядывать за нами. —
Я торопливо перевела дух и торжественно закончила:
– И сегодня Михаил Юрьевич пришёл сказать, чтобы мы не делали глупостей, потому что о нас помнят и скоро заберут отсюда!
Яринка моргала. На её лице поочерёдно отражались самые разные чувства: удивление, радость, смятение, восторг. Она схватила меня за руку:
– Подожди… Ой! Это точно? А Дэн? Когда нас отсюда заберут? И как? Нет-нет, сразу не отвечай, расскажи всё по порядку!
Я кивнула и сосредоточилась, пытаясь оживить в памяти разговор с экс-женихом.
Вообще-то, разговором это назвать можно было разве что с натяжкой. Говорил в основном Михаил Юрьевич, а я лишь потрясённо кивала, иногда задавая вопросы. Разумеется, первое, о чём я спросила, – о Дэне. Где он и что с ним?
– О Денисе не беспокойся, – строго ответил Михаил Юрьевич. – Это наша забота. Скажу лишь, что он очень просил за тебя. Если честно, мы сомневались и уже почти решили оставить всё как есть, но он уговорил. Поэтому я здесь. Ты готова покинуть приют?
Я уже хотела со всем энтузиазмом подтвердить свою готовность, но вспомнила про Яринку и сникла:
– Я без Яринки никуда не уйду. Яринка это…
– Знаю, – перебил Михаил Юрьевич. – Никто и не собирался вас разлучать. Надеюсь, ты можешь дать ответ за двоих?
Конечно, я дала ответ, и Голова… нет, называть его Головой даже про себя я больше не собиралась! И Михаил Юрьевич подробно разъяснил, что от нас требуется:
– В ночь с пятницы на субботу вы должны убежать за территорию приюта. Да, именно вы, сами, здесь мы ничем не можем помочь. Но ведь это не проблема, если судить по рассказам Дениса? От вас требуется просто перелезть через забор, как вы уже не раз это делали. От забора, не сворачивая, нужно пройти по лесу прямо, и примерно через полчаса будет дорога. По ней налево до поворота. Это, в зависимости от того, где вы выйдете из леса, ещё минут десять – пятнадцать. Советую идти не по самой дороге, а вдоль неё под прикрытием деревьев. На повороте будет ждать машина. Машина простоит там всю ночь, пока не начнёт светать. Но если вы так и не появитесь, на этом наше знакомство оборвётся. Помните – у вас есть только один шанс. Всё понятно?
От волнения у меня пересохло во рту, и я смогла лишь часто закивать, но Михаила Юрьевича это не удовлетворило.
– Повтори.
– В пятницу ночью… на субботу, убежать за территорию. Идти от забора по лесу прямо и прямо, до дороги. Повернуть налево. До поворота. Там – машина.
– Именно. Какая точно машина приедет, я ещё не знаю, но у неё обязательно будут подняты «дворники». Запомни, это важно. Если «дворники» подняты – смело подходите. Если нет – оставайтесь за деревьями. Поняла?
– Да.
На самом деле поняла не очень. В Маслятах у нас не было машин, до ближайшей дороги взрослые летом добирались пешком, зимой – на лыжах. Так что с этим видом транспорта я впервые познакомилась лишь по пути в приют. Но уточнять ничего не стала, решив, что у Яринки, как у городской жительницы, хватит опыта разобраться, что к чему.
– Много вещей с собой не берите, уходите налегке. Выдвигайтесь лучше после полуночи, когда полностью стемнеет. И пошевеливайтесь, любая задержка опасна. Вопросы?
Вопросов хватало, и я судорожно пыталась выбрать из них самый важный, но спросила первое, что подвернулось:
– Помните, по видеосвязи… вы мне запретили гулять по ночам? Вы же имели в виду церковь, да? Откуда вы узнали, что мы… гуляли?
Михаил Юрьевич чуть улыбнулся:
– От Дэна, от кого же ещё. Тогда он и решил, что вас всё-таки нужно забрать из приюта, до этого сомневался.
– А почему, – во мне вновь всколыхнулась забывшаяся обида, – почему он сомневался? Даже перестал с нами общаться…
– Видишь ли, – Михаил Юрьевич задумчиво прищурился, – Денис сам ещё почти ребёнок и до недавних пор весьма романтизировал… э-э-э… нашу деятельность. А когда понял что к чему – испугался. Не за себя – за вас.
Выходит, тогда я всё правильно поняла. Когда Дэн в первый раз уехал на учения, там он общался с кем-то из других. И они ему рассказали что-то такое, от чего он решил уберечь меня и Яринку. И что это могло быть? Впервые в моей душе всколыхнулось опасение, но тут же пропало. Терять же всё равно нечего, верно?
– Денис очень переживает за тебя, – поделился Михаил Юрьевич, – когда он узнал, что ты попалась с книгой, то, не задумываясь, пошёл сдаваться.
Забыв о наказе не проявлять эмоций, я вскинула голову и приоткрыла рот.
– Сдаваться? Разве это не Агафья про него вынюхала?
– Смотри в стол! Вовсе нет. Денис сам признался своему воспитателю, а тот уже рассказал ей.
– А Дэн откуда мог узнать, что она меня поймала?
– Так от меня. Ваша Агафья очень оперативно сообщила мне о твоём грехопадении, а я при первой возможности связался с Денисом.
Ах, ну да… Я словно наяву услышала сухой Агафьин голос: «С прискорбием должна вам сообщить о недостойнейшем поведении вашей избранницы, но будьте уверены – она уже понесла строгое наказание, и мы обязательно найдём остальных виновных…» Значит, Дэн, поняв, как я влипла, не задумываясь, взял вину на себя, хоть и не мог не знать, что для него, в силу возраста, наказание будет намного строже.
В груди зародилось ласковое тепло, глаза намокли. А ведь я уже забыла, как это приятно, когда о тебе кто-то беспокоится вот так, как старший о младшем. Дэн, где же ты сейчас? Но второй раз спрашивать об этом у Михаила Юрьевича, я не решилась. И он заговорил сам:
– Должен признать, что ваша ночная вылазка в церковь и послужила причиной того, что мы подумывали вас тут оставить. Дерзость хороша в разумных пределах, а не когда ею бравируют, подвергая опасности себя и друзей.
Я виновато понурилась, а он продолжал:
– Но, с другой стороны, то, как упорно вы шли к цели, заслуживает уважения. Ты как-никак добилась своего, сумела убедить Дениса продолжить ваши встречи. А он, прямо скажем, тот ещё упрямец. Так что думаю, если за вас хорошо взяться, толк выйдет. Поэтому я здесь.
В приступе самобичевания я призналась:
– Вы правы, лезть ночью в церковь было очень… неумно. Нас ведь там охрана поймала.
Михаил Юрьевич поднял брови, и я сбивчиво рассказала ему историю своей второй встречи с Белёсым.
– А, этот! Тогда нет ничего удивительного в том, что он вас отпустил. Он узнал тебя, а может, и твою подружку. А поскольку волей обстоятельств этот человек сейчас сотрудничает с нами, то он просто не мог поступить иначе.
Поймав мой вопросительный взгляд, Михаил Юрьевич снисходительно объяснил:
– Тот компромат, который вам с Денисом удалось получить на него прошлым летом… Кстати, отличная работа! Так вот, он оказался слишком хорош, чтобы этим не воспользоваться. К сожалению, люди в наши ряды попадают и таким образом.
Я несколько секунд обдумывала услышанное. И мне совсем не понравилось то, что другие использовали тот случай, а вместе с ним мой страх и моё унижение, для своей выгоды.
Кажется, я насупилась, а может, и покраснела, потому что голос Михаила Юрьевича смягчился:
– Боюсь, к такому тебе придётся привыкнуть. Не всегда получается играть чисто. Впрочем, ещё не поздно передумать и остаться.
Я испуганно замотала головой. Остаться? Да лучше прыгнуть с крыши как сестра Нюры! Ах да, на крышу теперь не подняться, лестницы обрезали, а ещё…
Меня тряхнуло нервным ознобом, пальцы непроизвольно вцепились в край столешницы.
– Что? – напрягся Михаил Юрьевич.
– Здесь… на всей территории… камеры. – Я чуть прокашлялась и заставила голос звучать почти нормально. – В прошлый раз, когда мы ночью лазили за забор, не все камеры были настоящие. Муляжи. А теперь их заменили. Нас охрана увидит!
Михаил Юрьевич помолчал и вдруг улыбнулся почти безмятежно:
– Что же, считайте это последней проверкой. В церковь же вы пробраться смогли.
– Но… – я чувствовала растущее отчаяние, – от нашего корпуса до церкви совсем недалеко и камер мало, а до забора…
– Вот и хорошо. – Экс-жених продолжал улыбаться, и сейчас я его за это почти ненавидела. – Сможете убежать – замечательно, не сможете – выходит, не ваше это. Не судьба. Думайте. Я в вас верю.
И, не дав мне ответить, Михаил Юрьевич оглянулся на скучающую за стеклом Агафью и заговорил уже другим, холодным тоном:
– Теперь последнее. Твоя воспитательница будет спрашивать, зачем я приходил и о чём мы разговаривали. Ты должна усыпить её бдительность, поэтому отвечай, что я решил дать тебе ещё один шанс и теперь буду строго следить за твоей успеваемостью и поведением.
А он умный человек. Тут я снова могла только кивнуть, потому что с Агафьей лучшей тактики и не придумаешь. Пусть она считает, что теперь, когда меня оградили от тлетворного влияния Дэна, я буду изо всех сил держаться за свой последний шанс – возможное замужество – и снова стану тихой послушной Дашей.
