Лето придёт во сне. Приют

Яринка сопела, глядя в сторону, и это было первым признаком её капитуляции. Пришла пора наносить решающий удар.

– И вообще, – вкрадчиво добавила я, – ты же в итоге собираешься до него добраться? До отца? Так не лучше ли сейчас втереться к нему в доверие, чтобы потом было легче?

Подруга заморгала и размякла, а я позволила себе перевести дух – самое трудное позади.

– Дайка, – она с сомнением посмотрела на меня, – а если он пришёл не мириться со мной, а сделать ещё какую-нибудь гадость?

– Ну какую гадость он может сделать? Ты ему даже по документам уже не дочь, он сам от тебя отказался.

– Фамилия-то у меня его, – грустно ответила Яринка. – И даже если он сегодня отказался, завтра может снова признать, закон это разрешает.

– Ну… – Я развела руками. – Вот завтра и узнаем. Ты только держи себя в руках.

– Ладно! – Яринка решительно тряхнула головой. – Но у меня одна просьба. Ты пойдёшь со мной?

Вот тут я удивилась:

– С тобой? К твоему отцу? А разве так можно?

– Можно. Ты просто рядом побудешь. А если он не захочет разговаривать при тебе, то и пусть проваливает! Просто если я с ним одна останусь, то боюсь – психану.

– Хорошо, пойду с тобой, – успела согласиться я, прежде чем в коридоре снова зазвучали приближающиеся шаги.

В палату вошли Настуся и Зина, принесли нам домашнее задание и последние новости. Этот визит оказался очень кстати – он отвлёк Яринку от мыслей об отце, а меня от тревоги, вызванной сегодняшней беседой с Головой. И спать в ту ночь мы легли почти спокойными.

Глава 15

Телегония

Яринкин отец оказался высоким, худым мужчиной с глубокими морщинами на лице, костистым бритым черепом и колючим взглядом водянисто-голубых глаз. Ничего общего между ним и своей подругой я не увидела, что не могло не радовать – пойди Яринка внешностью не в мать, а в отца, – не бывать ей такой красоткой.

Мы сидели на скамейке возле школы, куда суетливая и неестественно радостная Агафья и привела дорогого гостя. Гость брезгливо морщился, глядя под ноги, на кашицу талого снега.

– Ну вот и ваша дочка, Егор Васильевич, – пропела воспитательница, останавливаясь перед нами. – Вы можете поговорить здесь, а можете пройти в школьный вестибюль, там удобнее.

Забавно, но за всё время нашей дружбы, я и не знала, что Яринка – Егоровна.

– Спасибо, мы останемся на улице, – отрывисто бросил её отец, не глядя на Агафью и, как мне показалось, не слишком вежливо давая ей понять, что в услугах сопровождающего больше не нуждается.

Но Агафья тоже посчитала свой вклад в воссоединение семьи выполненным, она, ещё раз дежурно улыбнувшись, заспешила прочь. И мы остались втроём.

Яринка не смотрела на отца, с момента его появления моя подруга даже не пошевелилась. А вот он разглядывал её пристально и, как мне показалось, удивлённо. А наглядевшись вдоволь, сунул кулаки в карманы брюк и изрёк:

– Ты стала ещё больше похожа на мать.

Яринка и сейчас не посмотрела на родителя, лишь чуть шевельнула бровями:

– Ты пришёл, чтобы сказать мне об этом?

– Не только. – Егор Васильевич покосился на меня. – Мы можем остаться наедине?

– Нет, не можем, – тем же ровным отсутствующим голосом ответила подруга. – Кстати, познакомься, это Дай… Даша. Даша – это мой папа.

От лошадиной порции яда, вложенной в слово «папа», я поёжилась и слабо пискнула:

– Здравствуйте, сударь.

Он недовольно дёрнул щекой.

– Нам с дочерью нужно поговорить наедине.

Яринка пожала плечами:

– Кому это – нам? Мне не нужно. И оставаться с тобой наедине я не хочу. От Даши у меня нет секретов, она – мой единственный близкий человек после смерти мамы.

У Егора Васильевича заходили желваки – слушать возражения от дочери он явно не привык. Вот только кого теперь это волнует? Яринка снова смотрела в сторону, всем своим видом демонстрируя равнодушие, я тоже решила, что недовольство этого во всех отношениях неприятного дядьки меня не касается. Пауза затянулась. И Яринкин отец сдался.

Он вынул руки из карманов, чуть поддёрнул брюки и присел на скамью рядом с дочерью. Она сразу отодвинулась, но папашу это не смутило.

– Слышал, ты замуж собралась?

– Может быть. – Если Яринка и была удивлена, то никак этого не показала. – От кого слышал?

– Я заходил на сайт приюта, видел твою анкету. Она пользуется популярностью. Вот и позвонил вашему директору.

– Зачем?

Яринкин отец негромко хмыкнул:

– Ты моя дочь. И как я ни пытался забыть об этом – не получилось. Решил узнать, как у тебя идут дела.

– Ну вот, – Яринка проводила взглядом стайку малышни, прошмыгнувшую мимо, – узнал. Теперь я могу идти?

– Кто он?

– Кто? – Подруга наконец повернула голову и посмотрела на отца.

– Тот, кто тебя выбрал, – терпеливо повторил он, – Твой жених. Дата помолвки уже назначена?

Яринка сморщила нос и закусила губу, на миг мне показалось, что сейчас она безудержно расхохочется, что было бы вполне в её стиле. Но подруга лишь покачала головой.

– Нет, о помолвке речи ещё не было.

– Не стоит тянуть, – назидательно изрёк Егор Васильевич. – Если мужчина относится к тебе серьёзно, то не будет против.

– Ты хочешь, чтобы я сама ему предложила помолвку? – удивилась Яринка. – Мне всегда казалось, что должно быть наоборот.

– Не в твоём положении выжидать! – отрезал Егор Васильевич. – Сама понимаешь, что твой единственный шанс обрести достойное будущее – выйти замуж. И ради этого стоит приложить усилия. Так кто он – твой жених? Я отец и имею право знать.

Яринка запрокинула голову и стала с интересом рассматривать плывущие над нами облака. Я думала, что она не собирается отвечать, но подруга вдруг заговорила ровным монотонным голосом:

– Его зовут Станислав Львович, и он уже не молод. Разведён, есть взрослые дети. Про его работу я знаю мало, но он занимает высокий руководящий пост, владеет бизнесом, занимается инвестициями. Живёт в Подмосковье, в Черешнино. Вроде один.

Егор Васильевич кивал в такт Яринкиным словам, а когда она замолчала, двинул рукой, словно собрался погладить её по голове, но передумал, лишь сказал:

– Умница. Ты нашла себе хорошего жениха и не испугалась разницы в возрасте, это мудро. Что толку со смазливого юнца без гроша в кармане? Будь смелей, намекни ему о помолвке, пусть думает, что ты влюблена.

Как ни была я удивлена неожиданной Яринкиной откровенностью с родителем, но глупость последнего меня добила. Влюблена? Двенадцатилетняя девочка влюблена в человека, годящегося ей в дедушки? Он, правда, думает, будто наши старпёры могут быть столь высокого мнения о себе, чтобы поверить в такое? Лично я ничуть не сомневалась, что мы просто ведём обоюдную игру, в которой обе стороны преследуют исключительно свои выгоды и знают об этом.

Но подруга и тут осталась невозмутима:

– Хорошо, я попробую.

– Умница, – повторил Егор Васильевич. – С выбором жены я, конечно, ошибся, но начинаю думать, что ты хоть что-то взяла от меня, а не от неё. Если убедишь меня в этом, я снова признаю тебя дочерью.

Наверное, в понимании никчёмного папаши, это был наивысший комплимент. Но я почувствовала, как закаменела Яринка, вперив неподвижный взгляд себе под ноги, и послала ей мысленную просьбу: «Спокойно! Пожалуйста, просто молчи!». Словно услышав это, подруга скользнула по мне глазами и перевела взгляд на отца:

– Это всё? Я могу идти?

– Подожди. Вот ещё что. – Егор Васильевич достал из кармана цветной картонный прямоугольник. – Я узнал у вашей воспитательницы, что вам раз в неделю разрешён звонок родственникам. Здесь мой телефон. Когда определишься с помолвкой – набери. Я хочу присутствовать.

Яринка послушно взяла визитную карточку и опустила в карман пальто.

– Хорошо.

Егор Васильевич встал, поправил брюки, зачем-то шумно отряхнул ладони и, коротко кивнув дочери, молча зашагал прочь. Шёл он странно – почти не двигая руками, сутулясь, но при этом высоко держа голову. Мы молча провожали его глазами. Когда высокая фигура скрылась из виду, Яринка повернулась ко мне всем корпусом и, ткнув пальцем вслед отцу, спросила:

– Нет, ты это видела?

– Видела, – машинально ответила я.

– И хватило же наглости явиться сюда! Ну ничего – об этом он ещё пожалеет…

С уходом Яринкиного папаши я смогла расслабиться и осмыслить только что произошедший между ними разговор.

– Зачем ты рассказала ему про своего Львовича? И согласилась на помолвку?

Подруга злорадно улыбнулась:

– А ты ещё не поняла, зачем это говно сюда приплыло? Он надеется, что я отхвачу богатого муженька! Вот я своего старпёра таким и расписала, даже наврала, будто он живёт в Черешнино. У бати чуть слюна не закапала.

– Так ведь если ты и отхватишь богатого муженька, то что? Отец тут каким боком?

– Слышала же, что он сказал? «Я снова признаю тебя дочерью» – ха! Рассчитывает на денежного зятя. Не поленился же мою анкету в интернете найти и просмотры считать.

– А ты не думаешь, – я с сомнением покосилась на подругу, – что он… ну того, по правде за тебя переживает? Может, виноватым себя чувствует?

Яринка округлила глаза и прыснула в ладошку:

– Он? Виноватым? Дайка, ты не знакома с моим папашей! Он и слова-то такого не знает. Сама же видишь – нарисовался, только когда я стала невестой и в моей анкете набралось много просмотров. Почуял, где можно поживиться! Так я ему устрою помолвку…

– Что ты задумала? – встревожилась я.

– Не беспокойся, – Яринка довольно хмыкнула, – ничего такого, что бы нам с тобой навредило.

Допытываться я не стала – бесполезно. Если подруга решила что-то утаить, то утаит в любом случае. Вместо этого похвалила её:

– А ты молодец, хорошо держалась. Когда он сказал про твою маму, что ошибся с выбором жены… подлость такая.

– Я держалась, потому что ты была рядом, – вернула мне комплимент Яринка. – Всё думала о том, как снег растает и мы снова в лес…

На крыльце школы замаячила Агафья, и подруга поднялась.

– Пойду к ней, скажу, что батя уже свалил, а то сейчас притащится.

Я осталась на скамейке и наблюдала за их разговором издалека. Слов слышно не было, но, судя по миролюбивому лицу Агафьи, всё прошло гладко.

– Что ты ей сказала? – спросила я Яринку, когда она вернулась.

– Что у нас с батей мировая. Типа он воспылал отцовскими чувствами и явился справиться о здоровье единственной дочурки.

Я заставила себя улыбнуться, хоть это и было совсем не весело.

– Тогда понятно, чего Агафья такая довольная.

– Ага. – Подруга закатила глаза и гнусаво процитировала: – «Я надеюсь, Ярина, что отцовский присмотр благотворно отразится на твоём непростом характере!» Пошли-ка отсюда, а то меня скоро стошнит.

Мы побрели было к корпусу, но вовремя вспомнили, что теперь наша временная обитель – больница, и сменили курс. Как оказалось, очень кстати, потому что мой взгляд упал на стадион, и я предложила:

– А давай дойдём до тайника, может, уже есть записка от Дэна?

Яринка идею одобрила, и, как оказалось, не зря. Записка в тайнике оказалась, правда, без флэшки, а значит и без новых книг, что чуть смазало радость.

По удачному стечению обстоятельств в нашей палате, рассчитанной на четверых человек, в эти дни, кроме нас, никого больше не лежал, и нам не пришлось прятаться на лестнице, чтобы прочитать долгожданное послание. Но я всё равно на всякий случай подпёрла дверь стулом, прежде чем развернуть сложенный в несколько раз лист.

«Я решил узнать, что именно вы хотели бы прочесть. Напишите темы и вопросы, а я подберу нужные книги. Не забудьте про мою последнюю просьбу».

Идея нам очень понравилась, и даже не потому, что такой подход смог бы удовлетворить наше любопытство именно в тех областях, которые были нам наиболее интересны, а новым отношением к этому Дэна. Давая нам право выбора, он словно ещё раз подтвердил, что мы по-прежнему одна команда.

Воодушевлённые этим, мы тут же, не откладывая дело в долгий ящик, решили составить список всего того, о чём хотим прочитать в первую очередь. Но не успели. Раздался стук в окно, и, подняв головы, мы увидели машущую нам рукой Зину. Она явно была чем-то взбудоражена.

– Да что на этот раз?!. – процедила Яринка, раздосадованно пряча записку Дэна под матрас.

Едва дождавшись, пока мы откроем окно, Зина скороговоркой выпалила:

– Приходите в корпус, в гостиную! Агафья Викторовна собирает группу, хочет что-то сказать.

– А чего вдруг? Что-то случи… – договаривать я не стала, потому что Зина уже спешила прочь.

– Дурдом какой-то! – продолжала ворчать Яринка. – То твой Голова чудит, то мой батя, теперь вот Агафья. Поболеть спокойно не дадут…

– Ладно, раз зовёт, надо идти. – Я пожала плечами. – Давай только сначала записку съедим.

В гостиной уже сидели все девочки во главе с Агафьей, ждали только нас.

– Ярина, Дарья, – очень официальным тоном обратилась к нам воспитательница, – вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы присутствовать здесь?

Я подумала, что такой вопрос было бы куда логичнее задать до того, как вытаскивать нас из палаты, но вслух, конечно, эту мысль озвучивать не стала. Дождавшись, когда мы займём свои места среди одногруппниц, Агафья нервно прошлась туда-сюда под настороженное молчание.

– Девушки! – наконец заговорила она, переплетая пальцы рук. – Мы все здесь – одна семья, и я от души желаю вам добра.

Насторожённость перешла в беспокойство, девочки начали испуганно переглядываться. Кроме того, что вряд ли кому-то хотелось быть семьёй Агафьи, но и сантиментов от неё тоже никто никак не ожидал. Даже на церемонии посвящения в невесты, помнится, обошлось без этого.

– И потому, – продолжала воспитательница, не замечая нашего смятения, – я взяла на себя смелость опередить школьную программу и провести с вами беседу по поводу межполовых отношений.

По группе пробежал вздох. Но если большинство девочек втянули в себя воздух от неожиданности и смущения, то я еле сдержала облегчённую улыбку. Велика важность! Это что, она сейчас будет нам рассказывать, откуда берутся дети? Ради этого и было столь эпатажное вступление?

– Все мы помним недавнее трагическое событие с двойным самоубийством в нашем приюте. – На миг замолчав, Агафья траурно склонила голову. – Я общаюсь с Верой Яковлевной, воспитательницей семнадцатой группы, в которой училась погибшая девушка. Она до сих пор не находит себе места, много времени проводит в церкви, винит в произошедшем себя. И как бы я ни сочувствовала этой женщине, но и оправдать её не могу. Мы – воспитатели, и всё, что случается с вами в этих стенах, – именно наша заслуга или наша вина. Поэтому я решилась на сегодняшний разговор, хотя тему семейных отношений между мужчиной и женщиной вы должны будете проходить лишь в конце учебного года. И если руководство приюта сочтёт нужным наказать меня за эту вольность, я смиренно приму наказание.

Во Агафью пробрало, однако! Может, съела чего? Я покосилась на Яринку и поймала её недоумённый взгляд. Права подруга – просто дурдом какой-то в последние дни…

– Я специально собрала вас здесь, в домашней обстановке, не в школе. Это не урок, а беседа на равных. Вы можете в любой момент задать любой вопрос, и я постараюсь ответить максимально честно. Прошу вас, не стесняйтесь. Тема очень важная и от того, насколько правильно вы всё поймёте, могут зависеть и ваши отношения с будущим мужем.

Обведя группу внимательным взглядом и убедившись, что все прониклись серьёзностью предстоящего разговора, Агафья ровно заговорила:

– Как вы знаете, для зачатия ребёнка мужчина и женщина должны вступить в интимные отношения. Интимные отношения – это…

Я отключилась. Как уже упоминала – манера нашей воспитательницы подавать информацию всегда отличалась редкостной монотонностью. В этот раз дело усугублялось ещё и тем, что она явно зачитывала наизусть абзацы из учебника по планированию семьи, а я уже успела его частично прочитать и убедиться, что более скучный предмет найти трудно. И, похоже, не я одна, потому что лица одногруппниц очень быстро приобрели сонное выражение.

К облегчению всех присутствующих, вступительная часть про тычинки и пестики оказалась короткой. И, не дождавшись вопросов по теме, Агафья, переведя дух, заговорила уже своими словами:

– Я не стану углубляться в физиологические подробности, всего этого мы ещё коснёмся на занятиях. Сегодняшняя моя цель – рассказать вам, почему очень важно со всей ответственностью подходить к началу половой жизни. Почему так важно прийти на брачное ложе девственницей? Девственность – это не только залог чистоты девушки, не только доказательство её добродетели, но и здоровье её будущих детей. Лишаясь невинности, девушка навсегда запечатлевает в своём теле образ первого партнёра – именно он, а не биологический отец, закладывает генотип будущего потомства. Это было известно нашим предкам задолго до того, как появилась наука генетика, именно поэтому девственность во все времена была обязательным условием для вступления девушки в брак. Поэтому блуд считается тяжелейшим из возможных грехов, ведь выходя замуж не целомудренной, женщина, по сути, идёт на обман, подсовывая мужу чужих детей, продолжая чужой род, но используя для этого его ресурсы!

Я украдкой огляделась по сторонам. Девочки больше не выглядели сонными, большинство лиц вокруг выражало крайнюю озадаченность и недоумение. Я и сама мало что поняла из сказанного Агафьей, хоть и считала себя, в отличие от одногруппниц, вполне осведомлённой в подобных вопросах.

– Телегония, а именно так называется знание о влиянии первого сексуального партнёра на всех будущих детей женщины, долго не признавалась официальной наукой. Это было очень не выгодно тем, кто пытался погубить Русь, заставить выродиться наш народ, забыть традиционные ценности…

Агафья отвлеклась от темы, съехала на описание времён безбожья, предшествовавших христианской революции, и я, пользуясь моментом, снова задумалась о своём. Разумеется, о так называемом грехе прелюбодеяния мы слышали и раньше. Всё наше воспитание, все здешние правила базировались на строгих запретах, призванных так или иначе оградить нас от греха. Оградить, предупредить и сохранить в чистоте. Физической и моральной. И мы настолько привыкли к этому, что никогда не задумывались: а собственно, зачем и кому так нужна наша чистота? Сейчас, как я поняла, Агафья как раз и взялась это объяснить. Вот только получалось у неё из рук вон плохо. Я никак не могла уловить нить её монолога и от этого испытывала всё большее раздражение.

– Девушка, не сохранившая девственность для законного мужа, становится преступницей не только перед ним и Богом, но и перед всем народом, поскольку не исполнила главного своего предназначения – родить здоровых детей, будущее нашей с вами…

– Агафья Викторовна, – вверх из-за голов взметнулась чья-то рука (похоже, не у меня одной мозги закипели), – а почему дети не будут здоровы, если они родились в браке, от здоровых родителей?

Агафья прервалась на половине предложения, но раздосадованной не выглядела, скорее наоборот – оживилась.

– А потому, дорогие мои, что девушка, лишившись девственности с чужим мужчиной, допустила в своё тело и чужие гены. А вместе с ними – предрасположенность к болезням, которыми, возможно, страдал этот мужчина.

– Сударыня, а разве законный муж не может страдать болезнями? – спросила Яринка, и, судя по тому, что она не стала утруждать себя поднятием руки – подруга была раздражена не меньше моего.

На этот раз Агафья глянула недовольно:

– Может. Любой человек может передать своему потомству не только положительные, но и отрицательные черты. Именно поэтому у женщины должен быть только один сексуальный партнёр – её муж. Сборная солянка из генотипов нескольких мужчин в разы увеличивает риск родить нездорового ребёнка. Я уже не говорю о том, каково мужу такой девушки осознавать, что он воспитывает не своих детей, что он лишён продолжения рода!

Я вспомнила Михаила Юрьевича, свою плешивую Голову, и стало смешно. Вот чего он так всполошился, узнав о несчастье с Нюриной сестрой! Вот почему срочно вызвал меня на серьёзную беседу! Ведь если одна воспитанница коррекционного приюта умудрилась забеременеть, не покидая его стен, выходит, что и остальные не защищены? А значит, есть риск получить во владение порченый товар.

– Что тебе кажется весёлым, Дарья?

Сердитый голос Агафьи выдернул меня из размышлений, и оказалось, что я улыбаюсь во весь рот. Хотя здесь точнее будет употребить слово – скалюсь, уж чего-чего, а веселья я не чувствовала. Только злорадство.

– Сударыня, – после некоторых усилий мне удалось вернуть лицу серьёзное выражение, – а почему, после того как женщина родит детей, ей нельзя поменять мужа?

Агафья вздёрнула брови.

– Не поняла вопроса.

– Ну, – боковым зрением я видела, как таращатся на меня одногруппницы, – вот женщина родила детей, больше рожать не собирается, почему ей нельзя развестись с мужем и выйти замуж за другого? Ведь дети уже рождены, и ей можно больше не бояться чужих генов… ген…

Воспитательница издала звук, похожий на кудахтанье, несколько секунд хлопала губами, но ответила почти спокойно, даже торжественно:

– Потому что брак – это святое! Муж должен быть один на всю жизнь.

– Но если брак – это святое, – я проигнорировала Яринкин щипок, – почему тогда мужчинам можно разводиться и можно жениться второй раз?

Теперь Агафья сверлила меня откровенно недобрым взглядом:

– Потому что именно женщина отвечает за благополучие в семье. С неё и спрос!

– Но ведь если мужчина уже был женат, а потом женится во второй раз, как же тогда тиле… тели…

– Телегония, ты хочешь сказать? – Голос воспитательницы звучал зловеще спокойно.

– Да! Ведь получается, что от такого мужа не родится здоровых детей.

– Телегония – это не про мужчин. Женщина – сосуд, принимающий в себя мужской генотип и сохраняющий его, а не наоборот. – От доброжелательности Агафьи, с которой она начинала разговор, теперь не осталось и следа.

Но я не собиралась останавливаться, ведь она сама сказала, чтобы мы не стеснялись и задавали любые вопросы. А у меня их накопилось очень много.

– А почему нельзя использовать телегонию наоборот?

Несколько секунд Агафья промедлила с ответом, явно не зная, то ли уже заткнуть меня, то ли до конца следовать своему намерению провести эту беседу, как она выразилась, «на равных». Победило намерение.

– Что ты имеешь в виду, Дарья?

– Ну, вот смотрите, – заторопилась я, пока не прервали. – Когда мужчина уже в возрасте, то он ведь не может быть совсем здоровым? И если девушка должна выйти за него замуж, как вот мы за наших женихов, то, может, лучше было бы сначала… ну… взять этот… генотип молодого и здорового мужчины, а потом уже идти замуж за старого? Ведь тогда наверняка родится здоровый ре…

Тут Яринка отчаянно закашлялась, только вот простуда была здесь совершенно ни при чём, потому что, сотрясаясь в приступах кашля, подруга успевала больно поддавать мне локтем в бок. Из-за этого неожиданного нападения я сбилась с мысли и замолчала. Агафья тоже молчала и лишь таращилась на меня, постепенно краснея, как если бы я вдруг прямо у неё на глазах превратилась во что-то непристойное.

Яринка прекратила кашлять, воцарилась тишина, девочки переглядывались, а воспитательница всё так же сверлила меня взглядом. А когда я уже почти уверилась в том, что на этот раз перегнула палку, и не избежать мне чего-то куда более болезненного, чем недавняя оплеуха, Агафья отвела глаза.

– Похоже, я всё-таки поспешила, – произнесла она чуть подрагивающим голосом. – Вряд ли сейчас вы сделаете правильные выводы из услышанного и осознаете всю возложенную на вас ответственность. По крайней мере, не все вы.

По группе снова пронёсся еле слышный вздох, и на этот раз в нём явно звучало облегчение. Агафья это тоже поняла, её лицо разочарованно вытянулось.

– Что же, – на этот раз голос воспитательницы был холоден, – в заключение скажу лишь одно. Помните, что расплата за необдуманные поступки будет суровой, как со стороны закона, так и от самой жизни. Знайте, что девушка, забеременевшая до брака, лишается прав на ребёнка, подвергается стерилизации и отбывает срок в тюрьме. После чего, как сами понимаете, у неё уже нет никаких шансов на создание семьи и вообще на какую-либо благополучную жизнь.

Могла бы и не говорить. Большинство воспитанников приюта оказались здесь именно в результате действия этого закона. А благодаря такой вот пессимистичной ноте, коей закончилась наша «беседа на равных в домашней обстановке», все разошлись по дортуарам угрюмыми и подавленными.

Я ожидала разноса от Яринки, понимала, что, дразня Агафью, вела себя не очень разумно, особенно после того, как ей самой запретила ругаться с отцом. Но подруга лишь устало сказала: