Господин, которого убили дважды

– Софья Константиновна, доброе утро! Что произошло, почему кто-то кричал?

– Оно вовсе не доброе, Алексей Николаевич. Павел Александрович… он мёртв, – слабым голосом проговорила Софья. Алексей шокировано отпрянул.

– Какой кошмар! – с ужасом проговорил он. – Его тоже убили?

– Пока это неизвестно, но Андрей Петрович и Фёдор Иванович уже пытаются в этом разобраться, –  женщина печально усмехнулась и сказала: – А вы знаете, что о нас пошли слухи? Юлия Михайловна обвинила меня в убийстве моего мужа и её сына, а вас назвала моим сообщником и любовником. Уверена, что все теперь считают так же. Что нам делать?

Якунин почувствовал, что ему становится жарко.

– Простите, но мне кажется, что Юлия Михайловна сейчас далеко не в здравом уме: подумать только, она лишилась сына! Не стоит принимать её слова близко к сердцу. Однако, мы с вами не виновны, а значит, тревожиться не о чем – правда восторжествует над ложью.

– Ах, Алексей Николаевич! Как непростительно вы наивны!.. Мы живём в мире, где ложь побеждает только ещё более ужасная ложь.

– Вы ошибаетесь. Ложь может победить только правда… правда и любовь. До скорой встречи, Софья Константиновна, – чувствуя, что он сказал лишнего, Алексей покраснел и направился к себе.

Алексей Николаевич Якунин

Глава 5

*

– Следов борьбы нет. Надо отправить тело на экспертизу. Сдается мне, что и он был отравлен, – закончив осматривать место преступления, заявил Андрей Петрович.

– Кому мог помешать Павел Александрович? – с недоумением спросил урядник Филимонов.

– Много кому, мой дорогой Фёдор Иванович, много кому. Неужели вы забыли о вчерашней ссоре? Теперь же займитесь, пожалуйста, формальностями, связанными с экспертизой, а после этого я предлагаю приступить к допросу подозреваемых.

Спустя несколько минут полицейские уже сидели в комнате Якунина.

– Андрей Петрович, в этом доме решительно что-то не так, – сказал Алексей, нервно постукивая пальцами по столу.

– Осмелюсь напомнить, Алексей Николаевич, что в этом доме убили двоих человек. Разумеется, тут что-то не так.

– Нет, я вовсе не про это! Дело в том, что… – часы пробили полдень, и Якунин замолчал. – Вы слышите это? Опять! Каждый раз, когда бьют эти проклятые часы, мне становится дурно! Раньше они решительно били по-другому.

Прокашлявшись, в разговор вмешался Фёдор Иванович:

– Я бы рекомендовал вам не замечать подобные мелочи либо обратиться к часовщику.

– Мой дорогой Фёдор Иванович, сдаётся мне, что тут дело в чём-то другом, – на лице Андрея Петровича читалось оживление и, вместе с тем, задумчивость. – Алексей Николаевич, вы не будете возражать, если я осмотрю эти часы?

– Буду крайне рад, если смогу хоть немного отдохнуть от их проклятого тиканья.

Следующие минуты тянулись невероятно долго: мужчины копались в замке больших деревянных часов с маятником, стараясь открыть коробку. Но вот что-то щелкнуло, и спустя несколько секунд в руке пристава оказался пистолет.

– Что это? Откуда? – шокировано спросил Якунин.

– Пистолет, Алексей Николаевич, пистолет. Ваши часы неспроста так странно били – в часовом шкафу лежал этот чудесный трёхлинейный наган, из которого, судя по пуле, и застрелили Дмитрия Сергеевича. Теперь же я хочу поинтересоваться, Алексей Николаевич: что делает у вас в часах орудие убийства?

– Я этого не знаю. Поймите, если бы мне взбрело в голову кого-нибудь застрелить, то я бы использовал его, – Якунин похлопал себя по правому карману.

– Пистолет? Зачем он вам при себе, Алексей Николаевич?

– Привычка, не более того. В конце концов, я офицер.

– Занятные  у вас привычки, Алексей Николаевич, очень занятные… Что же, с вашего позволения я оставлю вас и отправлюсь побеседовать с Софьей Константиновной. Будьте осторожны: говорят, что найденное в комнате подозреваемого орудие убийства не сулит ничего доброго.

Выйдя из комнаты, пристав покачал головой и шёпотом обратился к своему помощнику:

– Фёдор Иванович, мне не нравится это дело, ужасно не нравится. Теперь надо быть ещё более осторожными. Нельзя упустить из вида ни одного действия Алексея Николаевича – мы не можем допустить ещё одного убийства.

На другом конце коридора показалась Софья, быстрыми шагами направляющаяся к полицейским.

– Здравствуйте! Андрей Петрович, я искала вас. Мне нужно в город, чтобы забрать траурное платья – на завтра назначены похороны. Могу ли я уехать?

– Мне кажется, лучшим решением будет пригласить портного сюда: теперь траурные платья, к несчастью, потребуются и Марье Александровне с Юлией Михайловной. Уверен, что мастер согласится привезти с собой ваш наряд.

– И правда, я об этом не подумала… В таком случае я пойду к Анне Васильевне, чтобы спросить её разрешения, – с этими словами Софья уже было развернулась, но Андрей Петрович остановил её.

– Прошу вас, постойте, Софья Константиновна, постойте! Я хотел задать вам несколько вопросов. Можем ли мы для этого пройти в вашу комнату?

– В мою комнату? – вдова словно смутилась. – Да, конечно.

Спустя минуту она уже открывала дверь.

– Проходите, – стараясь скрыть раздражение, излишне вежливо сказала Софья. – Прошу, присаживайтесь.

Она встала у трюмо, словно желая что-то загородить спиной. Сафонов, казалось, смотрел сквозь неё.

– Софья Константиновна, вы ведь слышали выстрел, не так ли? – наконец отвлекшись от своего увлекательного занятия, спросил Андрей Петрович. Он сцепил руки в замок и посмотрел на женщину в упор.

– Нет, я… была гроза, он, должно быть, смешался с раскатами грома, – Софья говорила неуверенно, и даже дилетанту стало бы понятно, что она лжёт.

– Вы были в соседней комнате. Поверьте, находясь так близко, невозможно спутать выстрел с чем-либо другим. Я повторю свой вопрос, Софья Константиновна: вы слышали выстрел?

– Нет.

– В таком случае, вы были не у себя, не так ли?

– Я… я… да, я выходила, выходила! И что теперь?

– Теперь? Теперь всё куда проще объяснить. Куда вы выходили?

– Я не могу вам этого сказать.

– Что же, в таком случае я имею полное право вас арестовать по обвинению в убийстве двоих человек, – пристав был спокоен и непроницаем, Софью же била крупная дрожь.

– Нет, стойте! Я выходила… –  ей явно трудно было произнести следующие слова, –  за ножницами.

– Зачем вам в такой час потребовались ножницы?

– Дмитрий всегда прятал от меня всё острое и очень тщательно за этим следил. Когда мы приехали, и мой покойный супруг был ещё трезв, он приказал горничной не давать мне без его разрешения ничего, чем я могла бы навредить себе. После он выпил, мы повздорили… Вы все равно не поймёте меня или, возможно, сочтете сумасшедшей, но физическая боль очень хорошо помогает справляться с душевной, – она истерически рассмеялась. – Боже мой, ведь если бы я была тогда там, я бы могла помочь Дмитрию, я бы его спасла!..

– Вы правда сделали бы это, или просто так положено говорить? – с лёгкой усмешкой поинтересовался Сафонов. Софья молчала. – Простите. Вы видели кого-нибудь, когда выходили из комнаты? –  казалось, что тон Андрея Петровича несколько смягчился.

– Нет!.. – Софья испуганно посмотрела на пристава. Его лицо не выражало ничего, кроме насмешливого спокойствия и недоверия. – Хорошо, да. Я видела покойного Павла Александровича, он стоял у окна и курил. Мне показалось, что он меня не заметил.

– Занятно, Софья Константиновна, очень занятно. Если я всё верно понял, то у вас были и повод, и возможность убить и вашего супруга, и Павла Александровича. К слову, вы знаете, что пятнадцать минут назад я нашёл в часовом шкафу у Алексея Николаевича пистолет, которым убили Дмитрия Сергеевича? Странное стечение обстоятельств, не находите ли?

– Его могли попросту подбросить, когда мы уходили на прогулку.

– Не стоит пытаться оправдаться или оправдать, Софья Константиновна. От ареста вас и Алексея Николаевича отделяет всего одна улика, которую я пока не могу найти. Будьте осторожны.

Когда они вышли из комнаты Софьи, Андрей Петрович шепнул своему помощнику:

– Надо проследить за Софьей Константиновной, Фёдор Иванович. Мне кажется, что мы не знаем о ней чего-то ещё.

– Будет сделано. Чем займёмся дальше, Андрей Петрович?

– Предлагаю побеседовать с семьёй покойного Павла Александровича. У меня есть одно предположение, и я почти уверен, что оно подтвердится.

Пока они шли к комнатам Реутовых, голова пристава кипела. Из размышлений его вырвал голос урядника:

– Андрей Петрович, когда мы арестуем убийцу?

– Когда найдём его, Фёдор Иванович. Что за вопрос?

– Простите, но мне кажется, что тут все очевидно. Алексей Николаевич и Софья Константиновна…

– Мой дорогой Фёдор Иванович, – перебил Сафонов своего помощника, –

если бы всё было так просто, как вы думаете, в моей работе не было бы нужды. Мне кажется, что я нашёл убийцу, однако пока не имею ни единого доказательства против этого человека.

– Кого же вы подозреваете?

– Пока я не готов сказать вам это. Однако, мы уже пришли, – сказал пристав и постучал в дверь. Услышав усталое «войдите», Андрей Петрович сказал своему помощнику:

– Фёдор Иванович, будьте добры, позвольте мне побеседовать с семьёй покойного наедине. Если вас не затруднит, приведите в порядок протоколы.

Филимонов кивнул, и пристав вошёл комнату.

В спальне было душно и темно. Марья смотрела на стену остекленевшем взглядом. Что творилось сейчас в её голове? Страшно представить. Юлия Михайловна, бледная и словно уменьшившаяся, ссохшаяся от горя, лежала на постели, прикрыв глаза.

– Простите, что потревожил ваш покой, – негромко сказал Сафонов.

– Покой? О, о нём я сейчас могу только мечтать. Зачем вы пришли? – устало спросила несчастная мать.

– Я хотел задать вам несколько вопросов. Это поможет найти убийцу как можно быстрее.

– Вам лишь бы вопросы задавать! Когда от слов вы наконец перейдёте к действиям, Андрей Петрович? А если так подумать, то какая разница? Паше это уже не поможет… – по её щекам покатились слёзы.

Тяжело вздохнув, пристав спокойно спросил:

– Вы заметили что-нибудь необычное в поведении вашего сына за некоторое время до его смерти?

– Нет, ничего.

– Маменька, а мне казалось, что… – вмешалась в разговор молчавшая до того Марья.

– Маша, сколько раз тебе говорить: не перебивай, когда взрослые разговаривают! Простите, Андрей Петрович.

– Позвольте, Юлия Михайловна, позвольте: ваша дочь уже взрослая девушка, и я очень хочу узнать, что ей казалось.

– Паша очень легко злится, вернее, злился… вот и в тот вечер он был очень рассержен, после того, как Софья Константиновна дала ему пощечину. Он в целом был очень эмоционален, но в тот вечер это показалось мне странным. Он словно не мог контролировать себя, – Марья прикусила губу, сдерживая слезы, но всхлип все равно вырвался из груди. – Не могу поверить, что он мёртв, просто не могу поверить! Скажите, вы уже нашли убийцу, Андрей Петрович?

– Скорее нас всех перебьют, как котят, пока Андрей Петрович соизволит найти этого мерзавца, – язвительно усмехнулась старшая Реутова.

– Юлия Михайловна, позволите ли вы задать несколько вопросов касательно вашего покойного мужа наедине?

– А какое это имеет отношение к делу?

– Позвольте решать это мне. Я всего лишь хочу уточнить несколько деталей.

– Так и быть. Маша, прошу, оставь нас.

Девушка вышла из комнаты, и пристав негромко спросил:

– Ваш покойный супруг, кажется, был врачом, не так ли?

– Да, абсолютно верно. Паша хотел пойти по его стопам.

– И, если я не ошибаюсь, он застрелился.

Юлия Михайловна Реутова

– Признаться честно, я всё же совершенно не понимаю, какое это имеет

отношение к делу. Или, быть может, вам просто нравится вскрывать мои старые раны?

– Юлия Михайловна, прошу вас, ответьте честно мне на невероятно важный вопрос – вы знали…

Раздался стук в дверь, и на пороге появился запыхавшийся Фёдор Иванович.

– Андрей Петрович, простите за беспокойство, но, кажется, мы нашли убийцу. Одна из горничных…

– Тихо! – рявкнул в его сторону пристав. – Прошу простить меня, Юлия Михайловна, я вынужден вас оставить. До скорой встречи.

Стоило им выйти из комнаты, как урядник принялся тараторить:

– Пришли результаты экспертизы. Павел отравлен! Это Алексей Николаевич! Сейчас ко мне подошла одна из горничных, она говорит, что видела его в ночь убийства выходящим из комнаты покойного Дмитрия Сергеевича.

– Почему же она не поведала об этом раньше? – со скептической улыбкой поинтересовался пристав.

– Бедняжка была жутко напугана и хранила молчание, но после смерти Павла Александровича, которому она очень симпатизировала, решила срочно всё рассказать нам.

– В таком случае мы немедленно отправимся к ней. Я должен услышать всё из первых уст.

Пять минут до каморки горничной в соседнем флигеле показались Андрею Петровичу невероятно долгими. Но вот распахнулась дверь, и его глазам предстала скромная комнатка: небольшой шкаф, односпальная кровать, маленькое окошко с занавесками в цветочек, и… о, Господи! В правом углу комнаты на полу лежала служанка, а рядом с ней, в зловещей алой луже – окровавленная кочерга.

– Бог мой!.. – Сафонов не стал наклоняться, чтобы измерить пульс: все было очевидно. – Мы немедленно идём к Алексею Николаевичу.

**

В саду было невероятно хорошо, и если в доме горе витало в воздухе, делая его густым – хоть ножом режь, то здесь дышалось легко. Алексей медленно прогуливался по берегу пруда, погрузившись в раздумья, и сейчас его волновали далеко не убийства. Чёрт возьми, да что вообще с ним происходит? Он был уверен, что все чувства к Софье остались далеко позади, но сейчас думать он мог о ней и только о ней. Каждую ночь она снилась Якунину, и на следующее утро тот не решился бы взглянуть ей в глаза. Бред, решительно, это полный бред! Нет, Алексей вовсе не хотел повторения истории с Катей. Каждый раз упоминание этого имени отзывалось в душе ноющей болью, а что сейчас? Ужели его вновь заинтересовала Софья? А самое главное, что будет дальше? Его мучили подозрения: быть может, убийца именно она, Софья? В конце концов, у неё были и возможность, и повод. Эти мысли изводили Якунина, и как бы он ни старался отогнать их, ничего не получалось.

Позади раздался шорох, и Алексей обернулся.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич! Простите, если я помешала вам. Я немедленно уйду.

– Что вы! Разве вы можете помешать мне, Софья Константиновна? – он стеснительно улыбнулся. – Вы словно хотите что-то сказать. Возможно, мне просто показалось…

– Ах, Алексей Николаевич, если бы вы только слышали, что о нас судачат!.. Говорят, что мы любовники, что мы, сговорившись, убили Дмитрия, а потом и Павла. Какой кошмар, какая низость!

– Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – с нервной усмешкой сказал Якунин.

– О чём вы? – Софья удивлённо посмотрела на него.

– Я? Ни о чём. Софья Константиновна, вы наверняка слышали о пистолете, что нашли в моей комнате. Я совершенно не знаю, откуда он взялся там, однако, я хочу кое в чём признаться вам. Это давно тяготит меня, – сердце бешено колотилось, во рту пересохло, дышать было трудно. «Три слова, чёрт возьми, скажи ей эти несчастные три слова!» – подумал он.

– В чём? Неужели… неужели вы убийца?

– Нет, нет, что вы! Я просто хотел сказать, что нам надо держаться вместе. Нас теперь обоих подозревают.

И снова ему не хватило храбрости. Бог мой, как сейчас ему было стыдно за себя!

– Алексей Николаевич, прошу вас, скажите мне правду, – Софья прищурилась и слегка наклонила голову на бок.

– О какой именно правде вы говорите? – старясь изобразить искреннее удивление, проговорил Алексей.

– Я не знаю, однако вы сами заявили, что что-то давно тяготит вас. Что именно?

Сердце попустило несколько ударов. «Сейчас или никогда», – подумал он.

– Софья Константиновна, прошу вас, присядьте. Вы сможете выслушать меня до конца?

Она опустилась на скамейку и кивнула в знак согласия.

– Я скажу вам честно, Софья Константиновна: я не святой отшельник, и в моей жизни было много женщин. Стыдно признаться, но в делах любовных мне никогда не везло, – губы тронула горестная усмешка. – С тех пор я поклялся, что больше не будет в моей жизни любви, что я буду слушать только разум, а не сердце, я клялся, что… Да какая, чёрт возьми, разница? Увидев вас вновь, я нарушил все данные себе обещания. Я люблю вас, Софья Константиновна, люблю с того самого дня, когда увидел вас впервые десять лет назад.

Она испуганно смотрела на него, а по щекам катились крупные слёзы.

– Алексей Николаевич… Ах, Алексей Николаевич, одумайтесь! – наконец сказала она дрожащим голосом. – Меня отделает от каторги один шаг, и одна нога моя уже в кандалах. В конце концов я была замужем и далеко не юна, я вряд ли смогу подарить вам детей, мои руки изрешечены шрамами, я медленно схожу с ума. Алексей Николаевич, вы найдёте себе чудесную невесту, молодую, красивую, невинную и чистую, вы будете счастливы с ней!

– Софья Константиновна, мне хватит одного вашего слова, чтобы я больше никогда не потревожил вас, – в его глазах ещё сквозила надежда, но осознав, что ему отказали, Алексей переменился в лице. – Простите, мне не стоило позволять себе такую вольность. С вашего позволения я оставлю вас, – он развернулся и направился к дому.

– Занятно, очень занятно, – прошептал стоявший всё это время в зарослях Андрей Петрович. – Постойте, Алексей Николаевич! – крикнул ему вдогонку пристав, вылезая из кустов.

Якунин вздрогнул и резко обернулся.

– Что случилось, Андрей Петрович? Что вы здесь делаете? – удивлённо и испуганно спросил он.

– Подслушиваю воркование двух голубков. Ах, да, ещё я пришёл вас арестовать по обвинению в убийстве троих человек, Алексей Николаевич.

– Что? – хором спросили Софья и Алексей.

– Одна из горничных свидетельствовала против вас, и буквально через пять минут она была убита. Как вы объясните это?

– Последние полчаса я был здесь. Ах, точно, это никто не может подтвердить, – с досадой воскликнул Алексей. – Ну что же, можете допросить этих чудесных пекинских уток. Уверен, что они дадут следствию необходимую информацию.

– Вы шутите? Замечательно. Обычно люди в вашем положении рвут на себе волосы. Мы сейчас же вернёмся в дом, и оттуда вас заберёт конвой.

– Какой конвой, Андрей Петрович? Что вы имеете в виду? – Софья удивлённо смотрела на пристава, и тому стало её искренне жаль.

– Как я уже и сказал, Софья Константиновна, я, к своему превеликому сожалению, вынужден арестовать Алексея Николаевича по обвинению в убийстве троих человек, а посему прошу пройти его за мной. Алексей Николаевич, если вы будете сопротивляться, мы, – Сафонов указал на урядника, вышедшего вслед за ним из зарослей, – будем вынуждены применить силу.

Пожав плечами, Якунин протянул руки, и Филимонов защёлкнул на них наручники. В сопровождении двух полицейских арестованный направился к дому, гордо подняв голову.

– Стойте! Он не виновен, вы должны отпустить его! – Софья бросилась за ними, путаясь в длинной юбке.

– Не беспокойтесь, Софья Константиновна – правда восторжествует. Всё будет хорошо, – Алексей старался говорить спокойно, но тревога подступала к горлу и мешала дышать. Нет, он боялся не за одного лишь себя – как бы она не натворила глупостей!..

У дома собрались абсолютно все, шокировано наблюдая за скорбной процессией и ничего не понимая.

– Что происходит?! Алёша! Что случилось? – Анна Васильевна выбежала из дома и преградила путь полицейским.

– Меня… меня немного арестовали. Всего лишь небольшое недоразумение, тётушка. Мы скоро его решим, – попытался пошутить Алексей.

– Отпустите его! Немедленно! Вас пригласили сюда не для того, чтобы вы арестовывали моего племянника! – разгневанная женщина двинулась на пристава.

– Его сейчас же отпустят, Анна Васильевна, вы можете не переживать, – спокойно проговорила Софья. На её лице застыло выражение холодной отрешённости. – Его отпустят, потому что арестуют меня. Дело в том, что я убийца. Какая досада, не правда ли?