Господин, которого убили дважды

– Занятно, занятно… Но откуда у вас такая версия?

– Достаточно посмотреть на них, когда они рядом. Искры летят, – Павел усмехнулся.

– Что же, благодарю вас. Позвольте последний вопрос – чем вы занимались вчера ночью, скажем, с часу до четырёх?

– Пытался уснуть, а после вышел в сад, должно быть, в третьем часу.

– Может ли кто-то подтвердить ваши слова?

– Наверняка кто-то из горничных видел меня, когда я выходил.

– Чудесно. В котором часу вы приехали сюда на бал? Я имею в виду, раньше или позже четы Елизаровых?

– Неужели это так важно? – в голосе Павла почувствовалось раздражение.

– Очень, очень важно. Если бы вы приехали раньше и узнали, в какой комнате будут гостить Елизаровы, то вам бы не составило труда зайти к Дмитрию Сергеевичу и добавить куда-либо яд.

– Он был отравлен? Быть может, это был просто сердечный приступ?

– Пока это всего лишь предположение, но вскрытие покажет. Так что насчёт моего вопроса?

– А что если я его застрелил? – Павел расхохотался.

– Вы врач, и сразу бы поняли, что он мёртв, а умные люди, как правило, стараются стрелять по живым, – невозмутимо ответил Андрей Петрович.

– Сочту это за комплимент. Но зачем же мне было травить Дмитрия Сергеевича?

– А это мы узнаем позже. Я жду вашего ответа: приехали вы раньше или позже четы Елизаровых?

– Мы с матерью и сестрой приехали раньше.

Пристав кивнул головой и сказал:

– Что же, благодарю за нашу беседу и не смею вас больше задерживать. До скорой встречи.

Мужчины распрощались, урядник Филимонов пошёл за следующим подозреваемым, и вскоре в кабинет вошла Софья Константиновна, облачённая в тёмно-коричневое платье – вероятно, траурным она пока не успела обзавестись.

– Здравствуйте. Прошу вас, присаживайтесь. Выражаю вам свои соболезнования. Да не оставит вас Господь в эту непростую минуту.

– Спасибо, – тихо ответила Софья.

– Я буду премного вам благодарен, если вы немного расскажете о себе.

– О, в таком случае это будет долгая история… Что конкретно интересует вас?

– Всё, что вы считаете нужным. Об остальном я спрошу сам.

– Я – Софья Константиновна Елизарова, урождённая Лазарева. Моя мать была богатой мещанкой, а отец – обедневшим дворянином. В шестнадцать лет я вышла замуж за покойного Дмитрия. Мы прожили в браке девять лет.

– Благодарю за ответ. Теперь же позвольте вернуться к настоящему. Чем вы занимались этой ночью, скажем, с часу до четырёх?

– Я была в комнате. Кажется, пыталась уснуть. Да, я пыталась уснуть, – по лицу Софьи пробежала тень.

– Кто-то может подтвердить ваши слова?

– Дмитрий мог бы, – она тяжело вздохнула.

– Позвольте задать вам странный вопрос, Софья Константиновна.

Женщина слегка кивнула.

– Что вы столь тщательно пытаетесь скрыть от меня на своей шее?

– Пытаюсь скрыть? Почему вы так решили?

– Вы поправляете воротник каждые несколько секунд, и в эти моменты по вашему лицу становится ясно, что вам больно. Смею поинтересоваться, почему.

– Чего вы добиваетесь, Андрей Петрович? – голос молодой вдовы задрожал от возмущения.

– Простите мне моё любопытство. Я лишь хочу узнать, что служит этому причиной – тому обязывает моя профессия.

Руки Софьи скользнули по ткани платья, открывая тёмно-фиолетовые следы вокруг тонкой шеи. Пристав отпрянул.

– Простите, я вовсе не хотел…

– Думаю, вы понимаете, что это и откуда. Он ужасно ревнив… Был ужасно ревнив, – её губы тронула печальная усмешка. – Я вышла замуж против воли родителей, потому что любила, очень сильно любила… Но не Дмитрия, а того, каким я представляла его. Настоящий же мой супруг оказался совершенно другим человеком. И зачем я всё это вам рассказала? Ну что же, теперь вы подозреваете меня ещё больше.

– Напротив, если вы не стали лгать, то, вероятно, ваша совесть чиста, по крайней мере, мне очень хочется в это верить. Итак, это значит, что вы не совсем пытались уснуть, так ведь?

– Верно. Дмитрий был нетрезв, он… – Софья замолчала. – Я заперлась в своей комнате и ждала, когда он успокоится. К часу Дмитрий пошёл спать, а я просто лежала на постели. Ближе к четырём часам я услышала какие-то звуки и решила проверить, всё ли в порядке. Сначала я взглянула в замочную скважину, но увидела, что мой супруг сидит в кресле. Тогда меня охватила смутная тревога, и я решила проверить, что же там шумело. Дальше, думаю, вы всё знаете.

– Значит, вы могли зайти к нему в любое время. Один лишь выстрел, и все мучения закончены. Занятно, занятно.

– О чём вы? Я же сказала вам правду! Неужели вы подозреваете меня в убийстве собственного мужа?!

– Я подозреваю всех, Софья Константиновна, всех до единого. Я хотел бы ещё немного расспросить вас о покойном Дмитрии Сергеевиче, если вы не будете против.

На лице Софьи промелькнуло выражение разочарования и тревоги, и она вымученно, неестественно вежливо сказала:

– Безусловно, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Ваш муж, кажется, владел несколькими предприятиями, и, следовательно, неплохим состоянием. Кому оно достанется по завещанию?

– Какая-то часть пойдёт на благотворительность, какая-то перейдёт его двоюродному брату, остальные же деньги получу я, – она замолчала, а затем, горько усмехнувшись, продолжила: – А вам вот и второй мотив. Как удобно, не правда ли?

Пристав кивнул.

– А что касается поведения Дмитрия Сергеевича незадолго до смерти? Вы не заметили чего-либо необычного?

– Кроме того, что он был просто в бешенстве, когда узнал, что я танцевала с Алексеем Николаевичем… Должно быть, ничего. Хотя нет, постойте – до этого он словно был чем-то очень доволен.

– Доволен, потом невероятно зол – часто ли с ним случались такие перемены

Софья Константиновна Елизарова

настроения?

– Да, очень часто.

– И последний вопрос, Софья Константиновна: вы кого-либо подозреваете? Быть может, у покойного были враги, недоброжелатели?

– Дмитрий никогда не посвящал меня в свои дела, так что, боюсь, я не смогу ответить на этот вопрос, –  Софья замолчала, а затем робко спросила: – Андрей Петрович, когда я смогу забрать тело?

– После того, как придут результаты экспертизы. Мы отправили его в город несколько часов назад. Вы приняли решение похоронить вашего покойного супруга здесь?

– Не думаю, что у меня есть другой выход. Вы не могли бы посоветовать кого-то, кто мог бы помочь в этом скорбном деле?

– Безусловно, Софья Константиновна, безусловно. Вечером Фёдор Иванович проводит вас к отцу Иоанну, нашему приходскому священнику.

– Я буду очень признательна.

Пристав кивнул и сказал:

– Что же, благодарю за откровенность и не смею вас более задерживать, – сказал Сафонов, а затем обратился уже к Филимонову:

– Фёдор Иванович, попросите-ка господина дуэлянта.

Софья побледнела ещё сильнее и, старясь не выдать волнения, быстро вышла из кабинета. Урядник последовал за ней.

Вскоре в импровизированную допросную вошёл Алексей.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, здравствуйте! Анна Васильевна много рассказывала о вас, очень рад нашему знакомству, – поприветствовал его Сафонов.

– Здравствуйте. Благодарю, это взаимно, – сухо ответил Якунин.

– Так как я о вас довольно много знаю, предлагаю перейти сразу к делу. Насколько я знаю, с покойным вы не ладили.

– Я знал его давно, но никаких дружеских чувств к нему никогда не питал. О нашей ссоре в саду вам наверняка уже донесли.

– В таком случае, вы, должно быть, хотите рассказать мне о её причине?

– Видите ли, Андрей Петрович, я имел дерзость пригласить на танец жену этого достойного во всех отношениях господина, тому что-то почудилось, и он решил выместить гнев на Софье Константиновне. Я не мог не вступиться за неё, ведь если мы в чём-то и провинились, то вина должна была быть на мне. С Дмитрием Сергеевичем мы повздорили, и он вызвал меня на дуэль.

– Вы должны были сообщить об этом в суд.

– Вы прекрасно знаете, что моё воспитание никогда бы не позволило совершить это.

Пристав пожал плечами и спросил:

– Чем вы занимались ночью, с часу до четырёх?

– Пытался уснуть.

– Да что же это такое! Кажется, здесь этой ночью не спал абсолютно никто. А кто мог бы подтвердить ваши слова?

– Пожалуй, никто.

– Занятно, очень занятно… То есть у вас был и мотив, и возможность убить Дмитрия Сергеевича, не так ли?

– Если бы я хотел убить его, то сделал бы это двумя днями позже, на дуэли. Прошу вас не оскорблять меня подобными подозрениями – я офицер, и никогда бы не поднял руку на беззащитного человека.

– Почему же вы решили, что он был беззащитен?

– Я видел, в какой позе он находился, когда мы все прибежали на крик Софьи Константиновны. Судя по всему, он либо спал, либо был сильно пьян.

– Благодарю, я понял вас. До скорой встречи, Алексей Николаевич, до скорой встречи.

– До свидания, – всё столь же сухо ответил Якунин, выходя из комнаты. Филимонов проследовал за ним и вскоре вернулся в компании Реутовых, старшей и младшей.

– Рад приветствовать вас, сударыни. Кто я такой, полагаю, вам уже известно. Вас зовут, – обратился он к даме, – Юлия Михайловна?

– Всё верно, Андрей Петрович. Хочу представить вам мою дочь – Марью Александровну.

– Рад знакомству. Присаживайтесь, прошу вас. Я буду очень признателен, если вы ответите на несколько вопросов.

– Вопросов? Разве вы подозреваете нас в чём-то?

– Юлия Михайловна, я не в первый раз сталкиваюсь с убийством. Поверьте, вначале я вынужден подозревать даже стены.

Старшая Реутова презрительно хмыкнула, а затем гордо сказала:

– Ну что же, спрашивайте.

– Как давно вы были знакомы с Дмитрием Сергеевичем? Ваш сын, Павел, кажется, говорил, что впервые вы встретились здесь, не так ли?

– Да, это правда.

– Маменька, вы же говорили, что Дмитрий Сергеевич… – подала голос молчавшая до того Марья. Это была высокая белокурая девушка с голубыми глазами, невероятно похожая на херувимчика с рождественских открыток. «Образец юности, невинности и наивности», – подумал Сафонов.

– Мне просто показалось, – с натянутой улыбкой сказала Юлия Михайловна.

– Занятно, занятно… Позвольте узнать, чем вы занимались ночью, примерно с часу до четырёх?

– Я спала, и Маша тоже.

На болезненно бледном лице девушки зарделся румянец.

– Благодарю вас, Юлия Михайловна. Смею попросить у вас разрешения побеседовать с Марьей Александровной наедине.

– О чём вы говорите?! У моей дочери нет от меня секретов!

– И всё же я вынужден настаивать на этом.

– Что же, если это так уж необходимо… – недовольно ответила женщина, презрительно поморщившись.

– Полагаю, Марья Александровна, вы занимались чем-то более интересным, чем сон, не так ли? – спросил Сафонов у девушки, когда её мать вышла.

Марья Александровна Реутова

– О чём вы? Маменька же сказала вам, что мы обе спали.

Сафонов молчал, постукивая пальцами по столу.

– Я… я просто гуляла по саду, где-то в районе трёх. Но это же вовсе не значит, что я убийца!

– Интересно, в Воронежской губернии принято так поздно выходить в сад?.. Но, конечно, это ничего не значит. Будьте осторожны с ночными прогулками впредь, Марья Александровна – под одной крышей с вами живёт преступник, и вполне возможно, что он не один. Тем более, что все люди разные, и о вас могут неправильно подумать, – последнюю фразу пристав произнёс как-то тепло, по-отечески. – К слову, вы никого не встретили, когда были в саду?

– Нет, совсем никого.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно.

– Я понял вас. Благодарю за беседу, до скорой встречи.

– До свидания.

– Ну что же, Фёдор Иванович, – сказал Андрей Петрович своему помощнику после того, как они остались наедине, – пришло время побеседовать с хозяевами дома.

Спустя несколько минут Анна Васильевна и Владимир Борисович расположились в креслах.

– Поверить никак не могу… В моём доме произошло убийство! – срывающимся голосом воскликнула хозяйка имения.

– Всё бывает в этой жизни, Анна Васильевна, всё. Позволите ли вы задать вам несколько вопросов?

– Безусловно. Я готова сделать всё, лишь бы этот негодяй был найден. Надеюсь, вы не считаете, что это сделал кто-то из моих гостей? Наверняка это был кто-то посторонний, не так ли?

– Я осмотрел место преступления, Анна Васильевна, и пришёл к выводу, что убийца, или, быть может, убийцы, из числа либо слуг, либо гостей. Постороннему было бы очень непросто проникнуть сюда, не оставив никаких следов, которых я найти не смог. Есть ещё один вариант – негодяй мог сдружиться с кем-то из слуг, и, используя эту связь, попасть в дом, однако не станем гадать – допрос прислуги покажет всё.

– Какой кошмар! Нет, я уверена, что это был посторонний.

– Прошу вас, давайте как можно скорее  перейдём к делу. Скажите, почему вы решили предложить гостям остаться на ночь?

– Я очень давно не видела своего племянника, и, думаю, тут всё очевидно.  Чету Елизаровых мы знаем давно и находимся с ними в прекрасных отношениях, поэтому мы и предложили им остаться.

Владимир Борисович кивнул.

– Что же касается Реутовых, – продолжила Анна Васильевна, – то мне хотелось поддержать Юлию Михайловну в столь непростой для неё ситуации.

– Позвольте узнать, что случилось? Она ничего не говорила об этом.

– Её муж покончил с собой, должно быть, месяца три назад. Жуткая история… Я узнала об этом не так давно, потому и подумала, что ей будет полезно развеяться. Их семья, разумеется, ещё не сняла траур, но всё же решила поздравить меня лично. Никто из них, конечно, не танцевал, они просто ожидали конца бала в гостиной. Потом мы хотели провести время вместе, но…– Анна Васильевна отвела взгляд, а затем сухо продолжила:

– Тем более, моему Алёше уже пора жениться, а у Юлии Михайловны подросла прелестная дочь.

– Занятно, занятно… А что касается Дмитрия Сергеевича? Как давно вы с ним знакомы?

– Около десяти лет, должно быть. Он жил по соседству, вёрст за тридцать отсюда.

– Замечательный был человек… А как он был умён! Мало таких осталось среди молодёжи, очень мало, – подал голос Владимир Борисович. – Жаль его. Скорее бы убийца был найден!

– Мы непременно найдём его, Владимир Борисович. К слову, чем вы занимались этой ночью, с часу до четырёх?

– Мы оба спали, – молниеносно ответила за супруга Анна Васильевна.

– Чудесно. И последний вопрос: есть ли что-то, что вы хотели бы мне сказать? Быть может, вы заметили что-то необычное, или же я не спросил вас о чём-то важном?

– Пожалуй, нет.

– Благодарю вас.

– Быть может, вы останетесь у нас, чтобы найти убийцу как можно быстрее? – предложила хозяйка дома.

– Я был бы очень рад, ведь это и правда помогло бы нам в расследовании.

– В таком случае, я немедленно распоряжусь приготовить для вас комнату, – с этими словами Анна Васильевна вышла из кабинета, и Владимир Борисович проследовал за ней.

– Как по мне, Андрей Петрович, убийца – Софья Константиновна, – сказал урядник, когда они с приставом остались одни.

– Почему вы так решили?

– Любить опасно. Из-за этого убивают. А что думаете вы?

– К выводу я пока не пришёл, однако идея у меня есть. Подозреваемых, дорогой Фёдор Иванович, мы с вами можем мысленно разделить на две группы: те, у кого были и повод, и возможность, как, к примеру, у Алексея Николаевича и Софьи Константиновны, и те, у кого была возможность, но не было повода, или, по крайней мере, мы о нём пока не знаем. Теперь же наша задача представить, что каждый из них является преступником, и, исходя из этого, изучить их мотивы и алиби. Тогда-то мы и сможем судить, кто убийца, но почему-то мне кажется, что это будет не так-то просто.

Глава 3

*

– Андрей Петрович, я думаю, что нам необходимо допросить прислугу, – после недолгой паузы сказал урядник.

– Безусловно, Фёдор Иванович, безусловно. Предлагаю сделать это прямо сейчас. Вы справитесь без меня? Пока мне бы хотелось немного подумать, иначе я могу потерять нужную мысль. Быть может, вы сочтёте это странным, но уверен, что убийцу надо искать среди гостей.

– Конечно. В таком случае, я постараюсь в точности рассказать вам обо всём, что узнаю, – совершенно не удивившись, ответил Филимонов.

Урядник вышел из кабинета, а пристав погрузился в размышления, то и дело заглядывая в записи допроса. Мысли вихрем кружились в голове, и Сафонов щёлкал пальцами, пытаясь сосредоточиться. Он даже не заметил, как прошло довольно много времени.

– Фёдор Иванович, вас, судя по всему, обучала писать курица? – спросил Андрей Петрович, услышав скрип открывающейся двери и тяжёлые шаги своего подчинённого.

– Нет, – урядник, казалось, ни капли не удивился: он давно привык к подобным вопросам.

– Странно. Вы так ужасно пишете, что я, в самом деле, решительно ничего не могу разобрать! – пристав устало вздохнул. –  Ладно, что там у вас?

– Я допросил трёх горничных, двух кухарок, судомойку, сторожа и садовника. В ту ночь здесь, в барском доме, как называют его слуги, были лишь горничные Авдотья и Дарья да судомойка Прасковья. Вся остальная прислуга находилась в пристройке, кроме сторожа Игната, который сидел в сторожке и нёс свою службу.

– Занятно, очень занятно. Вы, конечно же, не узнали ничего интересного. У горничных и судомойки есть алиби, я прав?

– Да, Прасковья мыла посуду, а Авдотья с Дарьей помогали дамам готовиться ко сну. Слова судомойки никто подтвердить не может, в отличии от горничных.

– Что же, прекрасно. В любом случае, благодарю вас.

Оба замолчали.

– Андрей Петрович, у вас есть какие-то идеи? – наконец негромко спросил урядник.

– Есть, конечно же, есть. Я с точностью могу сказать, что нам с вами навешали лапши на уши. Взять хотя бы Реутовых: во-первых, мне вполне ясно, что Юлия Михайловна либо была знакома с покойным ещё до бала, либо что-то о нём знает. Вы, я полагаю, сами видели, как она разозлилась на Марью Александровну, когда та сказала лишнего.

– Быть может, она просто испугалась, что вы начнёте её подозревать?

Становой пристав Андрей Петрович Сафонов

– Не думаю, Фёдор Иванович. Однако, ничего, что могло бы подтвердить её вину, у меня нет, так что покажет только время. Я уверен, что совсем скоро мы узнаем много интересного. К слову, второе, что я могу сказать – Павел и Марья… кто-то из них непременно лжёт. Вы помните: Марья Александровна сказала нам о том, что никого не видела во время своей прогулки, а это значит, что в саду был кто-то один: она или Павел. Что же касается Софья Константиновны, то сдаётся мне, что мы многого не знаем о ней – как говорится, в тихом омуте черти водятся. Анна Васильевна тоже, вероятнее всего, что-то скрывает, и, как мне кажется, это может быть связано с Алексеем Николаевичем. Но все мои размышления – полнейшая ерунда без результатов вскрытия, которым, как мне кажется, уже пора быть готовыми. Ну что же, будем ждать.

**

В ещё недавно столь шумной гостиной теперь было тихо. Якунин осмотрелся и увидел Софью, стоящую у окна. Она облокотилась о подоконник, глядя вдаль и явно находясь мыслями где-то далеко. Тонкие пальцы нервно постукивали по дереву, словно играя на пианино. Алексею хотелось заговорить с ней, но слова будто бы застревали в горле. Впервые в жизни он, всегда смелый, даже излишне, чувствовал волнение и стеснение.

– О чём Андрей Петрович говорил с вами? – наконец спросил Якунин, подойдя чуть ближе.

– А о чём можно говорить со вдовой убитого? – с печальной усмешкой поинтересовалась Софья, обернувшись. Под её глазами залегли красноватые тени – следы бессонной ночи и недавних слёз. – Разумеется, задавали разные вопросы: что я делала, не видела ли чего-то странного; пытался, наконец, отыскать мой мотив, а в итоге… в итоге нашёл целых два. Я ни капли не сомневаюсь, что теперь он считает меня убийцей собственного мужа. Кто бы подумал, что со мной может такое случиться! – она улыбнулась, но в этой улыбке чувствовалось столько горя, страха и отчаянья, что Алексею стало не по себе.

– Софья Константиновна, я…– он осекся, глядя на молодую вдову. Чёрные глаза, полные слёз, россыпь родинок на фарфоровой коже, тёмный локон, выбившийся из прически – всё это было столь прекрасным и манящим, что опьяняло Алексея, и лишь одно желание было в его голове – подойти ближе, прикоснуться к Софье. Один маленький шаг в её сторону, и Алексей, тоже облокотившись о подоконник, словно невзначай дотронутся прелестной маленькой ручки.

Софья вздрогнула и испуганно взглянула на мужчину. Жар. Он, словно тёплый мёд, разливался по её телу, и тревога отступала, становилось спокойно и хорошо, а вместе с тем против её воли прибавлялось приятное волнение.

– … я бы очень хотел помочь вам, но совершенно не знаю как. Скажите, что я могу сделать для вас? – вкрадчиво проговорил Алексей.

– Благодарю вас, однако, боюсь, ничего. Мне кажется, нам вообще не стоит надолго оставаться наедине – о нас могут неправильно подумать.

– Конечно, – печально усмехнувшись, сказал Якунин. – Но всё же, если я смогу принести вам хоть какую-то пользу, прошу – скажите мне об этом.

– Благодарю вас, – сказала Софья, улыбнувшись.

Она, попрощавшись, отошла от окна, и, проходя мимо Алексея, слегка задела его ладонь своей, задела словно нарочно, словно ей тоже хотелось дотронуться до него.

***

Тик-так. Тик-так. Проклятые часы!.. Алексей сидел на кровати в своей комнате, уронив голову на руки и массируя виски. Что это был за порыв? Почему он почувствовал то же самое, что и тогда, за десять лет до этого, или же с Катей, три месяца тому назад?..

Он знал, что это чёртово письмо, здесь, в шкафу, как знал и то, что не сможет избавиться от него, не сможет сжечь, как поступил с остальными её письмами. Вот оно, на верхней полке! Алексей взял конверт в руки, бережно открыл его, достал лист и принялся читать строки, которые, казалось, уже знал наизусть.

Алексей Николаевич,

признаться честно, я совершенно не знаю, зачем пишу вам, почему позволяю себе такие мысли и слова, но бумага не краснеет. В сердце моём буря; я ни на секунду не могу сомкнуть глаз без того, чтобы не увидеть вашего лица. О, если бы вы только могли оказаться рядом! Я мечтаю лишь об одном – снова коснуться вашей руки, снова услышать ваш голос. Вы стали смыслом моего существования, моим светом, лучом солнца в дождливый день. Если вы ничего не испытываете ко мне, или, быть может, в вашем сердце другая, прошу, скажите мне правду, а после сожгите это письмо. Но если же вы любите меня столь же сильно, как и я вас, если же вы ещё не посчитали после всего написанного выше меня глупой и дурно воспитанной, молю: встретимся завтра в саду, у беседки, в пять часов вечера – папенька и маменька будут на приёме, и мы сможем поговорить. За этим прощаюсь с вами, уповая на ваше благочестие.

Навеки ваша,

Катя.

Какая же это была глупость – связаться с ней, доверить все самые сокровенные тайны и мечты! Как он был наивен тогда и как жалок сейчас!.. Воспоминания мелькали, словно в калейдоскопе. Светло-русые локоны и серые глаза, прикосновения нежных рук, манящие губы, розовое платье с рукавами жиго, шляпка, украшенная цветами, девичий смех, похожий на звон колокольчика… А потом её насмешливая, холодная улыбка, брошенная перчатка, оглушительно громкий выстрел и темнота. Да, он проиграл на той дуэли, но не сопернику, а своей гордости. Какой это был для него стыд – быть раненным, взять отпуск, уехать в глушь к тётушке, повесив голову…

Признаться, он не гнушался заводить романы с замужними дамами. А что на этот раз? Женщина, которую он боготворил, на которой хотел жениться, сделала его жалким рогоносцем, и, как бы глупо это ни звучало, растоптала, уничтожила. Алексей печально усмехнулся. Да уж, Купидон его явно недолюбливал – Софья, Катя…

Нет, он ни за что не повторит свою ошибку вновь. И зачем только потребовалось ломать эту комедию с Софьей? Сомнения терзали, но где-то в глубине души он понимал, что чем бы всё ни закончилось, эта игра будет стоить свеч.

Так, слушая, как дождь барабанит по крыше, Якунин просидел, должно быть, около получаса, пока из размышлений его не вырвала Анна Васильевна.

– Алёша, не хочешь немного прогуляться? – спросила она, входя в комнату.

– С радостью, тётушка. Мы пойдём вдвоём, или дядюшка присоединится к нам?

– К нам присоединится не только твой дядюшка, но и Юлия Михайловна с Марьей Александровной, а также Софья Константиновна. Нам всем стоит немного развеяться.