Три мышкетёра
– Что такое? В чём заминка? A! Понятно. Действительно "мамочки!" Лучше и не скажешь. А ещё говорят, что страшнее кошки зверя нет.
Произнося эти слова, ковёр уставился на меня парой немигающих жёлтых глаз. От этого магнетического взгляда меня и вовсе парализовало. Я понимал, что должен что-то сказать, как-то объяснить своё присутствие, но язык мне не повиновался. Жёлтые глаза ещё некоторое время смотрели на меня, как мне показалось, с удовлетворением, потом переместились влево, где молча стояли три мыши мужского пола, до этого не замеченные мной.
– Кто это? – спросил всё тот же жуткий голос.
От группы отделилась одна мышь в причудливом высоком колпаке и с поклоном ответила:
– Я так полагаю, это тот самый субъект, которого Ваше Величество изволили удостоить аудиенции. Протеже нашего уважаемого лекаря.
– Хм! – глубокомысленно заметил ковёр, продолжая разглядывать меня с ещё большим интересом. – Ну что ж, раз удостоил, то пусть подойдёт поближе.
Министр (то, что обладатель странного костюма был по меньшей мере министром, я догадался сразу, поскольку держался он с большим достоинством) сделал мне знак приблизиться к дивану. Превозмогая страх, я сделал два шага вперёд на подгибающихся ногах. Мне было страшно и одновременно стыдно за свою трусость перед дамами. Мышки уже успели спуститься с обнажённого торса Его Величества Монморанси I, который я по незнанию принял за ковёр, и сейчас наблюдали за мной из угла дивана. Как я узнал позже, это были массажистки, а занятие, за которым я их застал, той самой физиотерапевтической процедурой, которую прописал Его Величеству его придворный лекарь.
– Чего ты хочешь? – спросил меня король.
– Л…лицензию, – ответил я еле слышно, потому что громче не получилось.
– Он просит у Вашего Величества лицензию на трудовую деятельность, – пояснил всё тот же министр.
– Я понял, – кивнул Монморанси I и продолжил, обращаясь ко мне: – И чем же хочет заняться обладатель столь, мягко говоря, неординарной внешности? Клянусь всеми задушенными мною мышами, я бы с удовольствием оставил такой необычный экземпляр при себе, но боюсь, это не понравится первой леди моего королевства. Она у меня поклонница всего изящного и прекрасного. Эстетка, одним словом.
– Я хотел бы стать аферистом, – вымолвил я почти без запинки, потому что эту фразу я заготовил заранее.
– Скажи ещё, брачным аферистом. Ха-ха!
Радуясь своей шутке, король воров и бродяг зашёлся смехом, к которому присоединились все, кроме меня. Пока они смеялись, я пытался собрать в кулак всё своё мужество и вернуть на место разбежавшиеся мысли, но мне мешал огромный колыхающийся живот Его Величества, вид которого внушал мне – нет, не священный трепет, как можно было бы предположить, а самый примитивный животный страх.
Наконец моя пытка кончилась.
– Хорошо, – сказал король, отсмеявшись. – Будем считать, что ты меня уговорил. Будет тебе лицензия. Вели выдать ему соответствующую бумагу. В графе "амплуа" проставь "аферист широкого профиля". А ну как он и впрямь станет у нас брачным аферистом?
Произнося последние слова, король продолжал смотреть на меня, но предназначались они уже не мне, а всё тому же министру.
– Будет исполнено, – отвечал министр с поклоном. – Какое имя прикажете указать в графе "лицензиат"?
– А это ты у него самого спроси.
– Как тебя зовут? – спросил меня министр.
– Обычно ко мне обращаются просто граф, – ответил я.
– Граф! Да это, пожалуй, ещё круче, чем брачный аферист! – воскликнул король. Я испугался, что он сейчас опять рассмеётся, но король только довольно хмыкнул. – Однако, как же мы все оплошали! Ведь то, что перед нами представитель мышиной аристократии, видно невооружённым глазом! И как давно Ваша Светлость носит этот титул?
– Я унаследовал его от своего отца, – ответил я серьёзно, поскольку говорил чистую правду. – Графский титул был дарован одному из моих предков ещё во времена Великих крысиных походов.
– Прошу прощения, граф, мы этого не знали. Иначе я бы сразу представил вам свою свиту. Но ещё не поздно наверстать упущенное. Вот этот услужливый господин – мой первый министр, хотя я предпочитаю слово визирь. А те двое скромных господ, что жмутся у стенки, – служители королевской, то есть моей, опочивальни.
Я вежливо поклонился и представился:
– Граф.
Слово как-то недосказанно повисло в воздухе, и я повторил его, на этот раз с другой интонацией, ставя голосом точку:
– Граф.
– Нет, этот парень мне положительно нравится! – заметил Монморанси I восторженно. Обратите внимание, какое у него чувство юмора! Я даже согласился бы простить тебе первый взнос, так ты мне понравился, – продолжал он, обращаясь теперь напрямую ко мне, – но, прости, не могу. Другие подданные начнут возмущаться, а я не выношу хоровой писк. Он вызывает у меня несварение. К тому же ты у нас граф, как-никак аристократия, а с графов и спрос другой. Кстати, как ты собираешься со мной расплачиваться?
Я какое-то время стоял, переминаясь с ноги на ногу. Отправляясь на улицу Задушенных Мышей, я полагал, что просто попрошу об отсрочке платежа, но тогда я не знал, с кем мне придётся иметь дело. Нужно было как-то выпутываться из опасного положения. И тут я вспомнил о часах.
– С позволения Вашего Величества я заплачу натурой, – сказал я.
– Натурой! Вы слышали? Он хочет заплатить натурой! Вынужден вас разочаровать, граф, но вы не интересуете меня ни в плане гастрономическом, – у меня особая, щадящая диета, – ни в плане – как это?
– Эротическом, – услужливо подсказал первый министр, он же визирь.
– Вот, вот. Эротическом.
– Я имел в виду нечто иное, – сказал я. К этому времени я уже настолько осмелел, что даже не побоялся возразить своему страшному повелителю. Потом я достал из потайного кармашка свои любимые часы и протянул их королю со словами: – Я имел в виду вот это.
Монморанси I взял часы и стал разглядывать их с любопытством.
– Это не совсем обычные часы, – пояснил я. – Уверен, что вторых таких нет не только в Маусвиле, но и во всём Мышином королевстве. Это часы самой новейшей конструкции. У них даже есть секундная стрелка. Но мало того, что они показывают самое точное время, по ним можно узнать, какое сегодня число. Если Ваше Величество нажмёт вон на ту кнопочку, что сверху, то сможет в этом убедиться.
Король послушно нажал на указанную кнопочку. Часы открылись с приятным боем.
– Действительно, очень занятная вещица, – сказал король после того, как несколько раз прослушал мелодию, открывая и закрывая часы.
– Это вещь во всех отношениях достойная короля, – продолжил я свою рекламную компанию. – А главное – редкая. До сих пор они существовали только в одном экземпляре, и этот экземпляр мне удалось заполучить. Теперь он ваш.
Мою хвалебную речь прервал первый министр, который, взобравшись на диван, стал что-то шептать на ухо королю. Я насторожился. Как и при любом другом дворе, при дворе короля воров и бродяг тоже, наверное, плетутся свои интриги. Но я зря грешил на первого министра. Он и не думал строить мне козни.
– Мой визирь интересуется, а не тот ли ты Граф, что несколько месяцев назад взял ювелирную лавку в Неапольвиле? – спросил король, глядя на меня с ещё большим любопытством.
– Он самый, – соврал я, не моргнув глазом.
Неапольвиль далеко, решил я, и проверить мои слова будет трудно. Так отчего же не примазаться к чужой славе?
– Я рад. Мы слышали о тебе.
Я поклонился.
– И эти часы, я полагаю, ты тоже не получил в наследство вместе с титулом?
– Нет. Я их выкрал из мастерской часового мастера в тот самый день, когда он закончил работу над ними, – соврал я опять, удивляясь тому, как ловко это у меня получается. Обычно я плохо вру без подготовки. – Это была одна из причин, по которой мне пришлось покинуть Неапольвиль: я не мог открыто пользоваться такой приметной вещью.
– Понимаю, очень хорошо тебя понимаю, – сказал король. – Ну что ж, мы можем себя поздравить. Неапольвиль лишился одного талантливого вора, а мы приобрели вора и афериста в одном лице. Будем считать, что вопрос с оплатой лицензии улажен. У тебя есть ко мне ещё какие-нибудь просьбы?
Я сказал, что больше никаких просьб не имею и поспешил откланяться. Мне было обещано, что уже на днях оформленная по всем правилам лицензия будет готова и я смогу её забрать.
Оказавшись за дверью, я с наслаждением выдохнул воздух из лёгких: уф! Вата на моей телогрейке взмокла от пота, рубашка неприятно прилипала к телу. Но главное, я был жив. И даже невредим. Какое-то время я стоял, прислонившись к стене, не веря, что выбрался из пекла с минимальными потерями. Часы, конечно, было жалко, вряд ли у меня появятся такие же, раз мне суждено остаться в этом времени навсегда, однако, если представить себе, что я обменял их на свою жизнь, то эту потерю можно счесть ничтожной. Всё зависит от того, под каким углом смотреть на вещи.
Мои мысли плавно перекочевали на Пройдоху Мишеля, виновника моих новых бед. Последнего, кстати, не было видно. Я прошёлся по залам – Мишель как сквозь землю провалился. Так и не найдя его, я направился к выходу из дворца.
Своего нового приятеля я обнаружил на улице перед дворцом. Он стоял, нервно постукивая тростью по тротуару и то и дело бросая взгляд на дверь.
– Почему так долго? Я уже решил, что тебя уже нет в живых, – сказал он, устремляясь мне навстречу.
– Такой исход был вполне вероятен. Я чуть не отдал богу душу со страху, когда увидел Его Величество. Почему ты не сказал мне, что король воров и бродяг – кот?
– Я думал, ты знаешь.
– Откуда? Я ведь не из этих мест.
– Ну прости меня, прости. Как-то не подумал.
– Ну ладно, дело прошлое. Главное, всё обошлось. Но за моей лицензией сюда придёшь сам.
– Хорошо. Договорились. Куда теперь?
– Не знаю.
– Честно говоря, я бы чего-нибудь перекусил. За весь день я выпил только кружку пива.
– У тебя ещё остались деньги?
– Откуда? Ты же сам видел, как Магнолия сгребла всё до последнего медяка, даже не потрудившись их сосчитать. Вот женись на такой.
– Я знаю одно место, где нам могут дать поесть, – сказал я, прежде чем мой собеседник успел развить последнюю тему. – Ты слышал о трактире "У лягушачьего болота"? Это неподалёку от того места, где мы с тобой познакомились.
– Не только слышал, но и бывал там пару раз, когда водились деньжата. Там ещё такая недотрога в подавальщицах.
– Верно, – сказал я, вспомнив отнюдь не высоконравственное поведение моих ночных спасителей. Странным делом, сейчас оно уже не вызывало у меня того праведного гнева, что прежде. "Как это ни печально, но даже в вопросах морали трудно быть абсолютно беспристрастным", – подумал я.
– Но что-то я не слышал, чтобы там кормили бесплатно, – вторгся в мои размышления голос Пройдохи Мишеля.
– А я и не говорил, что нам там будут очень рады. Скорее нас и на порог не пустят, но лягушачьи лапки стоят того, чтобы рискнуть. Терять-то нам всё равно нечего.
Мишель согласился с моим последним доводом, тем более что сам ничего другого предложить не мог, и мы отправились в трактир.
Глава седьмая,
в которой я учиняю допрос трактирщику
Часть пути мы проделали пешком, часть на запятках попутных карет, но в конце концов добрались до того самого места, с которого начались мои мытарства.
Время было послеобеденное, и народу в трактире было немного. Контингент посетителей тоже отличался от ночного. За несколькими столами обедали грузчики с набережной. Мне это было только на руку: на фоне этой немытой публики мой собственный непрезентабельный вид не так бросался в глаза. Пройдоха Мишель, к слову сказать, тоже выглядел слишком живописно для завсегдатая даже самого скромного заведения, но его такие мелочи мало волновали.
Когда мы вошли, хозяин по своему обыкновению возился с вертелами. Воспользовавшись благоприятным моментом, я быстро прошмыгнул за его спиной и занял место за столиком в самом дальнем и тёмном углу – тем самым, за которым вчера вечером сидела влюблённая парочка. Мишель сел напротив меня, лицом к залу, и мы заказали у подошедшей официантки по две порции фирменных лягушачьих лапок и бутылку Бургундского.
Нет нужды говорить, что с лапками мы расправились довольно быстро.
– Хочешь ещё чего-нибудь? – спросил я у своего спутника. – Если хочешь, не стесняйся. Заведение угощает.
– Как это? Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал. Насколько мне известно, у тебя денег нет. У меня тоже. Вот и получается, что раз нам нечем платить, то мы с тобой пообедали за счет заведения.
– Это рискованно. Хозяин может вызвать городового.
– Может, но почти уверен, что в нашем случае он этого делать не станет. Сегодня ночью я стал нечаянным свидетелем одной сцены и надеюсь немного заработать на добытой информации. Думаю, хотя бы на один бесплатный обед она потянет.
– Что за информация?
– Сейчас всё узнаешь. Главное сиди тихо и без надобности в разговор не встревай. Если мне понадобится твоя помощь, я дам тебе знать. Может, тебе придётся мне немного подыграть. Ну, а если наш номер не пройдёт, то тогда просто дадим дёру.
Последние слова я позаимствовал из богатого словарного запаса моего верного слуги Марселя, полагая, что мой обычно более изящный слог плохо сочетается с моим новым обликом.
Едва я успел проинструктировать Мишеля, как подошла официантка.
– А горячий шоколад у вас есть? – спросил Пройдоха, приподнимаясь на стуле и заглядывая в декольте девушке, которая слегка наклонилась над столом, собирая грязную посуду.
– Нет, горячего шоколада у нас нет, – ответила мышка.
– А горячие поцелуи?
– Поцелуев тоже нет. Поцелуи есть за углом, в заведении мадам Мимолетт, – ответила недотрога, ничуть не смутившись. – У нас есть только горячий сырный пирог. Принести?
– Нет, пирога не надо, – сказал я. – Но мы бы хотели переговорить с хозяином заведения.
– Хорошо, я передам ему ваше пожелание. А пока с вас три кроны десять шиллингов.
– Мы расплатимся с хозяином.
– Как вам будет угодно, – пожала плечиками официантка и ушла, унося тарелки с обглоданными косточками.
Хозяин удостоил нас своим вниманием через несколько минут.
– У вас ко мне какое-то дело? – спросил он не очень вежливо. Да оно и понятно, с такими яркими личностями, как мы с Мишелем, мало кто станет церемониться. Сомневаюсь, чтобы трактирщик вообще уважил нашу просьбу, если бы с нас не причиталось за четыре порции лягушачьих лапок и Бургундское.
– Да, – ответил я. – Мы хотели поставить вас в известность, что за наш обед уже заплачено.
– Вот как? Уж не из казны ли Его Величества? – ухмыльнулся хозяин, брезгливо уставившись на мой засаленный ватник.
– Нет, но из кошелька одной очень высокопоставленной особы, которая собиралась отужинать в этом самом заведении вчера в районе полуночи и более чем щедро заплатила за скромный ужин. Как нам стало известно, до самого ужина дело не дошло, господин был вынужден в спешке покинуть ваш гостеприимный трактир. Припоминаете? По глазам вижу, что припоминаете. Ну так вот, будем считать, что мы сейчас съели обед, предназначавшийся тому самому господину. Уверен, что даже если бы мы съели в десять раз больше, вы бы всё равно не остались в накладе. Или я не прав?
Трактирщик молчал. Очевидно, не знал, что ответить. Но было видно, что мои слова не оставили его равнодушным. Выражение его обрюзгшего лица менялось прямо на глазах: презрительная насмешка вдруг куда-то исчезла, во взгляде появилась настороженность.
– Но вам-то это откуда известно? Вас-то здесь не было, – выдавил он из себя наконец.
– Нам это известно потому, что такова наша профессия – всё знать, – ответил я.
Хозяин приподнял край своего прокопчённого фартука и вытер лоб, который от моих последних слов внезапно покрылся испариной.
– Я понял, я всё понял, – заговорил он быстрым громким шёпотом. – Господа из тайной полиции.
Я ничего не ответил. Просто сидел и в упор смотрел на несчастного трактирщика, которого наше молчание только убедило в правильности его страшной догадки. Дело в том, что во времена кардинала Монтаньоло город кишел переодетыми шпионами Его Преосвященства. Видимо, трактирщик, не находя другого объяснения нашей осведомлённости, принял нас за соглядатаев кардинала. Я подумал, что было бы глупо не воспользоваться этим обстоятельством и не выудить у трактирщика всё, что он знает. А знать он мог, не в пример мне, немало. За день в трактир забредает много разного мышиного люда, а вино, как известно, умеет развязывать языки.
Трактирщик между тем продолжал причитать:
– Простите, что сразу не признал. Но как я мог догадаться?
– Оставим это, – сказал я сухо. – Давайте поговорим о состоявшейся здесь драке. Вам, я полагаю, известно, что дуэли и потасовки между мышкетёрами запрещены и что как владелец заведения вы несёте ответственность за дебош.
– Но я не виноват. Клянусь, я ни в чем не виноват. Я просил господ выйти на улицу, да разве они станут слушать?
– Это не освобождает вас от ответственности.
– Господи, что же мне делать? Мне нельзя в тюрьму. Я не вынесу тюремной кухни. Я привык хорошо питаться. А моё заведение? Что будет с моим заведением?
– Ну, хватит уже причитать. Вы привлекаете к нам всеобщее внимание. Расскажите нам лучше подробнее о вчерашней потасовке. Вы хорошо знаете участников драки?
– Не то, чтобы хорошо, но они частенько заходят сюда. У меня лучшая кухня в этой части города. Да что там! У меня лучшие лягушачьи лапки во всем Маусвиле! К тому же и цены умеренные. Поначалу у меня столовался только рабочий люд, но последнее время стали наведываться и благородные господа, по большей части из военных. Это они только с виду такие важные, кошельки-то у них пустые.
Трактирщик остановился и сделал знак официантке.
– Принеси бутылку Бургундского и три стакана. Да пригляди за вертелами. Как бы тушки не подгорели.
Когда появилось вино, трактирщик налил себе полный стакан и выпил его залпом. Лапки его заметно подрагивали.
– Что-то в горле пересохло, – сказал он, оправдываясь. Потом, видимо боясь пролить вино на стол, подвинул бутылку к Мишелю, которого он по причине его молчаливости принял за младший чин:
– Прошу вас, господа, угощайтесь. Всё за счёт заведения.
– Вы остановились на том, – напомнил я, – что знали всех участников драки.
– Знал, но не всех. Того господина, из-за которого началась драка, мне раньше видеть не приходилось. Потом-то я, конечно, догадался, кто посетил моё заведение, но не раньше, чем один из мышкетёров громко назвал его имя.
– Значит, прежде этот самый господин у вас не появлялся?
– Нет, конечно нет. Иначе бы он знал, что здесь часто обедают господа мышкетёры, и ему лучше обойти мой трактир стороной.
– Как вам показалось, господа мышкетёры подрались из-за обещанного вознаграждения?
– Не думаю. Деньги этих господ вообще интересуют лишь постольку поскольку. Они только и думают о том, как бы их поскорей прокутить или, ещё того хуже, проиграть в кости, не то что наш брат. Полагаю, вопрос тут был скорее политический.
– Вот как?
– Да, да, именно политический, – повторил трактирщик шёпотом заговорщика. – Я всё время находился рядом и слышал, как господин Фромаж каждый свой выпад сопровождал словами: "За королеву!", "за герцогиню Брен д’Амур", "за графиню Кёр де Блё", "за графа де Шавиньоля". Всё это, как известно, ближайшие друзья королевы, и все они сейчас либо в заточении, либо в изгнании. Лишь графу N каким-то чудом удалось бежать по пути к замку на Кошачьей горе. И надо же так случиться, что проголодавшийся граф забрёл именно в мой трактир, где его чуть не арестовали. Причём по его собственной вине. Не вступись он за мою вертихвостку Марион, никто бы не обратил на него никакого внимания. Случайно здесь оказался господин Бофор с приказом о его аресте. Если бы не господа Фромаж, Сассенаж и Шабишу, незадачливый граф сейчас уже томился бы в страшном замке.
– Вы, никак, сочувствуете графу N?
Я хотел сказать "мятежному графу", но в последний момент опустил определение, поскольку не был до конца уверен, что оно правильно отражает суть происходящего, которая пока от меня ускользала.
– Боже упаси! – воскликнул трактирщик. На его раскрасневшееся от вина лицо вернулось затравленное выражение. – Я сочувствую только лягушкам, которые заканчивают свой жизненный путь в желудках моих клиентов, – заверил он меня. – Что же до ссор между королём и королевой, то тут я соблюдаю нейтралитет, как и положено хозяину респектабельного заведения, который не желает лишиться половины своих клиентов. Сами посудите, если я открыто встану на сторону Её Величества, сторонники короля станут также открыто пренебрегать моим заведением или, того и гляди, начнут бить стекла. От маусвильского сброда всё можно ожидать. Так что в таких делах, особенно если в них вдобавок попахивает политикой, нейтралитет – самая разумная позиция. Ведь и господин кардинал придерживается нейтралитета, не так ли?
Последний вопрос можно было бы счесть риторическим, но я снизошёл до ответа:
– Да. Господин кардинал действительно предпочитает сохранять нейтралитет, но в то же время желает всё знать. Абсолютно всё. Поэтому, если вы ничего не станете от нас скрывать, он, может быть, закроет глаза на ваш промах.
– Да разве я что-нибудь скрываю? – ударил себя лапкой в грудь трактирщик. – Я с вами как на духу.
– Тогда расскажите нам, что говорят посетители вашего заведения о причине ссоры между Их Величествами?
– Говорят разное, но всё больше о заговоре против Его Величества, в котором якобы замешана сама королева. Всё это, конечно, не более, чем сплетни. Зачем бы королеве принимать участие в заговоре против собственного супруга?
– А то вы не знаете, зачем, – закинул я удочку.
– Нет, зачем – не знаю, но вот почему – это другой вопрос. И тут всё ясно, как день. Я так думаю, что от отчаяния, – если, конечно, в пересудах есть хоть доля правды. Ни для кого не секрет, что наш король очень влюбчив, и что единственная, кто не входит в число его любовниц, – это королева. Кроме того, Его Величество никогда особенно не заботился о том, чтобы хранить свои амурные дела в тайне от окружающих, что не может не задевать королевское достоинство Её Величества. Как мышь, я её очень хорошо понимаю.
– Может быть, кто-нибудь из ваших завсегдатаев или случайных посетителей называл какие-нибудь конкретные имена?
Трактирщик сделал вид, что задумался.
– Говорите, не бойтесь, – подбодрил я его. – Сейчас вы уже вряд ли сможете кому-либо навредить, ведь все известные заговорщики уже наказаны. Его Преосвященство желает знать, что говорит народ.
– Я ведь специально никогда не прислушиваюсь к здешним разговорам, но ведь уши себе не отрежешь. Вот и услышишь имя-другое. Чаще других упоминалось имя графа N – того самого, который стал причиной вчерашней заварушки. Говорят, что одно из тайных посланий, адресованных королевой графу, попало в лапы короля. Что именно было в письме, никто не знает, но говорят, что, прочитав его, король пришёл в такое бешенство, что тут же велел арестовать обоих заговорщиков. Именно так и сказал – заговорщиков. Потом началась охота на всех друзей и сторонников королевы, упоминавшихся в письме. Их имена вам известны.
Это было далеко не так, поскольку мне были известны лишь те несколько имён, которые упомянул немногим ранее сам хозяин, но, как вы догадываетесь, я не стал его разубеждать.
– Остаётся ещё вопрос, зачем, – попробовал я копнуть ещё глубже. – Если я вас правильно понял, вы не видите смысла в заговоре королевы против её венценосного супруга.
– Ваша правда, не вижу. Мне трудно себе представить, какие такие действия Её Величество может замышлять против короля. По мне так правы те, кто утверждает, что скорее всего сама королева стала объектом какого-то хитрого и коварного плана, какой-нибудь далеко идущей интриги. Во всяком случае, мне в это легче поверить. Марианна Чеширская, всегда такая нежная и кроткая – и вдруг в заговорщицах! Да и сама королева отказывается признать свою вину. Мало ли, что почерк её. Почерк ведь можно и подделать. Если вы хотите знать моё мнение, то я считаю, что скорее всего это происки баронессы Сен Фелисьен, которая, говорят, спит и видит себя королевой. А, может, и ещё какая другая красотка приложила к этому делу свою душистую лапку.
Трактирщик замолчал, и я, не зная, о чём ещё его спросить, поскольку скудость моих знаний воздвигла непреодолимый барьер моей любознательности, сказал, подводя итог нашему разговору:
– Вы поступили очень разумно, не отказавшись побеседовать с нами. Всё же это намного лучше, чем убеждать в своей невиновности гвардейцев господина кардинала. Но наш разговор ещё не окончен. Если у нас появятся к вам вопросы, мы вас навестим.
