Даже мои проводники испугались, что я ласты склею прямо в сугробе во время обхода. И вот, когда я, кряхтя и сопя, притащился в привокзальный буфет, чтобы мне там погрели бульона, я и встретил Славика.
Славик – мой школьный приятель, на два года старше. Очень странно встретить в курском буфете человека, которого помнишь еще по ростовским столовым.
– Ростик! Как это ты здесь?
– Да я тут… работаю, – я постарался лаконично изложить суть моего теперешнего положения.
– Да ты что! А я к друзьям приезжал. А теперь домой – в Москву! Я в Москве теперь, уже три года как. Слушай, а поехали со мной? Ты блин, больной совсем, на ногах не держишься. Я тебя к себе отвезу, отогреешься, отоспишься у меня, а потом на работу вернешься…
– А вещи мои?
– Да ну их! Зубную щетку по дороге купим. Залезай в машину.
Я упал на переднее сиденье, укутался ремнем безопасности и заснул.
– Подъезжаем, – сказал Славик. – Счас ко мне на работу ненадолго заскочим. Потом купим бухла и домой. Я уже Таньке, это жена моя, брякнул, сказал, что скоро будем, она там что-то сварганит.
Эх, куда ж ты сгинул Славик со своей хозяйственной Танькой, быстрой тачкой и добрым порывом? Ведь я так и не добрался в тот вечер до твоего гостеприимного дома, ты ушел на склад, а меня оставил во дворе в компании мерзнущих работяг. Я ждал тебя час, может, два, потом пошел к твоей тачке и обнаружил, что ты уже уехал.
Тогда я побрел к ближайшему метро».
Глава 9
Ростик сидел на кухне и медленно размешивал чай в сахаре. Господи, во что она превратила квартиру? Неужели они с братом все эти два года целеустремленно ее засирали, метр за метром? В коридоре обои висели клочками, качаясь, как лианы. Кусочек Катиной комнаты, который он с содроганием разглядел через приоткрытую дверь, встретил его смесью грязного белья, табачного дыма и пыли. Только на кухне можно было хоть как-то существовать, наверное, потому что посуда была вымыта, и если не обращать внимание на грязный пол, крошки на скатерти и груды пакетов с мусором, то можно было даже наслаждаться чаем. Но не Катиным обществом.
Сейчас Ростик даже не очень хотел на нее смотреть: волосы спутались и выцвели, лицо заплыло, не сильно, но достаточно, чтобы его черты стали какими-то смазанными и даже вульгарными. Один глаз слегка покраснел и косил.
– Признайся, ты же все-таки любишь мою жену? – спрашивал через два месяца Гиви.
– Да, честно говоря – не очень. То есть, между нами ничего не было. Не в моем вкусе.
– Да ладно заливать. Я знаю, что было. Я видел. Вы думали, что меня нет, а я пришел. Правда, очень тихо. Но это не важно, ты не волнуйся. Я же знаю, что ты был ее хахалем и она до сих пор к тебе неровно дышит. Честно говоря, Ростислав, из всех любовников моей жены, ты – самый приятный.
– Э,э, Гиви… спасибо, конечно. Только ты не думай – у меня с Катей все.
– Нет, это ты слушай! Ты ее любишь, нет? Это же видно. Ты торчишь у нас целыми днями, а то от приглашений отказываешься. И вообще – зачем ты вернулся? Катя говорит, что ты в Израиле неплохо поднялся. Не охранником же работать? Ты ради нее вернулся.
– Ну не совсем.
– То есть как не совсем?! Жену мою обижаешь?
– Да нет. Гиви, только пойми меня правильно, я считаю, что твоя жена, то есть, Катя… ммм… бог.
Гиви минуту дергал себя за нос.
– Катя – богиня?
– Ну, если хочешь, пусть богиня, хотя это звучит несколько обидно, ты не считаешь? Как секретарша или врачиха. Я бы предпочел более нейтральное определение: женщина-бог. Или бог-самка.
Гиви сглотнул.
– Бог-самка? Катя? Во имя бога-самца, с чего ты взял этот бред?
– Понимаешь, когда я оказался впервые в Москве, я думал, что не доживу до утра. И тут появилась она: из снега, из звездной пыли, я уж не знаю, из чего. Она меня спасла, буквально выхватила из лап смерти.
– Эй, ладно. Кончай свою поэзию за две копейки. Она его домой отвела и чаем напоила, а он уже готов приносить ей человеческие жертвы…
– Да не в этом дело! Понимаешь, Катя – для меня стала каким-то ориентиром, символом, когда я с ней познакомился, я полностью изменил свой мир. Я уверен, что только поняв ее, я смогу понять самого себя. Не в этом ли функция божества? Не к этому ли должен стремиться каждый?
– И как по-твоему, человек пытается познать бога?
– Делая кривое прямым, грязное чистым, а больное – здоровым. – флегматично ответил Ростик. – Я знаю, что Катя заставляет других делать это. Она не добрая и не умная, но рядом с ней ты становишься мудрее, а многие вещи видишь более ясно. Я только начал понимать, как у нее это получается… вот… а потом я уехал.
– А чего ты уехал-то?
– Да надоело мне в Москве. Зима опять приближалась и мерзнуть не хотелось.
– Значит, улетел за птицами?
– Вроде того. Ну в общем, сам знаешь – в Израиле мне жутко не понравилось. А приятель один сказал, что есть шанс поехать в Лондон и там зацепиться. Я очень хотел в Лондон, хотя и понятия не имел, что буду там делать. В общем… я понял, что все, что я знал, любил, умел, – я все оставил в Москве. Как будто я на самом деле никуда и не уезжал, а остался в городе и брожу как заведенный по одним и тем же маршрутам, бесконечно повторяю одни и те же слова… в мыслях в Тель-Авиве, Кирят-Тивоне, Иерусалиме я все время возвращался к Москве. А каждая мысль о Москве заканчивались Катей. Я вел с ней диалоги, спорил, хотя я знаю, что спорить с ней бесполезно, я пытался закончить, довести до конца те идеи, что не закончил раньше…
– Проще говоря – скучал?
– И опять не так… Понимаешь, я знаю, что мне не нужно было уезжать. Я чувствую, что никак не могу вернуться. Проскакиваю.
– Что???
– Угу. Думаю, что уже на вокзале, а на самом деле все катаюсь по Окружной.
– И…?
– И, наверное, то же чувство испытывают все люди, смутно подозревая, что они когда-то жили в раю, и им больше туда не попасть.
– Как не попасть? Я думаю, что я попаду. Потому что я – человек хороший.
«А, может, я и не прав был насчет Адама. Ну вышел он отлить, ну вернулся – а рая уже и не узнает. И жену свою не узнает и даже Бог кажется каким-то незнакомым. Может, поэтому я так мучительно и стремлюсь обрести добровольно утерянную любовь к Кате, чтобы понять, где же я все-таки нахожусь».
Мой друг Сережа сформулировал вопрос филологически корректно:
– Так я не понял: ты любишь Катю, а трахаешь Люсю?
– Да не люблю я вашу Катю! Может, и любил когда-то… А теперь, когда увидел ее снова, просто вздрогнул: жирная уродина с трясущимися руками.
– Да ладно. Она вполне ничего.
– Угу. Для ведьмы. Еще и замуж вышла за какого-то пидараса.
– Тогда зачем ты с ней постоянно встречаешься? Люска ревнует, наверное.