Игра или страсть?

Он взглянул на часы.

– Нет, не уходи. Еще есть время.

– Время для чего?

Он поцеловал руку, которая удерживала его, потом нос, потом губы. Дэвид Керр подождет.

– Угадай мои мысли, – сказал он.

Через три недели они обвенчались в церкви Лонгбери. Эмили была прелестной подружкой невесты, а из Фебы и Флоры получились воистину ангельские девочки с букетами, но не от них у Брэнда захватывало дух, а от невесты, и не только потому, что она была прекрасна, а потому, что буквально светилась счастьем. А ее счастье делало счастливым и его.

Эндрю стоял с ним рядом, и многие отметили сильное семейное сходство. А Эш Денисон завоевал сердца всех дам, поскольку пару раз был замечен тайком прикладывающим платок к глазам.

Свадебный прием, последовавший за венчанием, проходил на лужайках Прайори. Приглашены были все жители городка. Рука об руку с Марион Брэнд переходил от группы к группе. Он по большей части предоставлял Марион вести беседу, а сам предавался размышлениям.

Он думал о своем дедушке, спрашивая себя, как бы он ко всему этому отнесся, если был бы жив. Ему хотелось помнить его, но не носить в себе обиды, принадлежащие прошлому. Он Фицалан настолько же, насколько и Гамильтон. Удивительно, сколько лет ему понадобилось, чтобы понять это.

Слова Марион прервали его мысли.

– Мы будем жить в Прайори, – говорила она жене сэра Бэзила, – с родными Брэнда. Места там хватает, а для дома Брэнда герцогиня нашла прекрасного арендатора, генерала Фрэмптона. Он человек старой закалки и влюбился в дом с первого взгляда.

Она бросила озорной взгляд в сторону Брэнда, и он улыбнулся. Казалось, генерала Фрэмптона им сам Бог послал. Он пришел в восторг при виде темных дубовых панелей и прочной мебели эпохи Якова I и пообещал, что ничегошеньки не изменит, покуда будет снимать дом.

Брэнд мог бы продать дом генералу, но был пока не готов отказаться от дедушкиного жилища. Они были уверены, что смогут и Тисовый коттедж сдать внаем какой-нибудь добропорядочной семье, которую не отпугнут последние события в Прайори.

Сэр Бэзил подтолкнул Брэнда локтем.

– Не повезло с выборами, – сказал он. – Надеюсь, это не значит, что вы откажетесь от политики. Момент был неудачный, вот и все. Будут и дополнительные выборы. Надеюсь, вы не снимете свою кандидатуру?

Брэнд пообещал, что не снимет, и поблагодарил судью за добрые слова. Па правде сказать, он еще не решил, что будет делать в далеком будущем. Ему хотелось передохнуть от своих амбиций, хотелось получше узнать свою семью и выковать узы, которые никогда не разорвать. А больше всего ему хотелось проводить время со своей женой.

– Эта улыбка ужасно похожа на похотливую, – заметила Марион. – О чем это ты думаешь?

Он выбросил похотливые мысли из головы и непринужденно сказал:

– Я думал о том, что мы должны назвать нашего первенца Фицалан Гамильтон, если ты не возражаешь.

– Труднопроизносимо, тебе не кажется?

– Сокращенно – Алан. Марион кивнула:

– Мне нравится. А если у нас будут одни девочки? Он коснулся ее губ легким поцелуем.

– Значит, назовем ее Аланой.

Вскоре Эмили увела Марион собираться в дорогу. Это должно было стать их свадебным путешествием и паломничеством одновременно. Брэнд оказался прав в отношении ее родителей. Были найдены копии церковных записей, которые доказывали, что родители поженились в Стрэтфорде, вероятнее всего, по пути вЛонгбери, за три года до рождения Эмили. Эти записи имели для Марион большее значение, чем отчет о том, как Эш поступил с Керром, хотя она очень обрадовалась возвращению маминых изумрудов.

Брэнд поднялся на террасу, потягивая шампанское, ненадолго отделившись от своих гостей, но отнюдь не чувствуя себя одиноким. Его взгляд блуждал по толпе, останавливаясь на родственниках.

Он был чрезвычайно доволен тем, как хорошо все устраивалось. После отъезда Теодоры Роберт, похоже, взял себя в руки, вместе с Эндрю они строили планы превращения конюшни в племенную ферму, а Мэнли теперь работал на них. Бабушка настояла на том, чтобы заняться образованием Флоры и Фебы, пока не будет найдена гувернантка. Не было и речи о том, чтобы Феба поехала на полгода к тете. Роберт был непреклонен. Флориной тете всегда будут рады в Прайори, но с этого времени место Флоры с ним. И последнее по счету, но не по важности: Клэрис и Освальд признались, что ожидают ребенка.

Это было начало новой эры и нового поколения.

Георцогиня подошла к Брэнду и взяла под руку. После приветливого молчания она заметила:

– Твой отец гордился бы тобой сейчас.

Раньше эти слова вызвали бы у него неприятие. Сделав глоток шампанского, Брэнд попросил:

– Расскажи мне о моем отце. Я хочу знать, что он был за человек.

Они находились в ризнице церкви Святой Троицы в Стрэтфорде-на-Эйвоне и просматривали церковно-приходские записи за тысяча семьсот девяносто шестой год. Чернила поблекли, но были вполне разборчивы. Палец Марион скользил по строчкам, когда она читала запись, которую так хотела увидеть: «Джордж Дейн, вдовец, и Диана Ганн, девица, по специальной лицензии».

На лице Марион засияла улыбка:

– Я помню, что папа ехал с нами в Лонгбери, но в коттедже его не было. Теперь, разумеется, мы знаем почему. Он избегал Ханны!

Она последний раз взглянула на запись и решительно закрыла книгу.

– Я больше не желаю оглядываться назад, – сказала она. – Во мне столько счастья, что я боюсь утонуть в нем.

Вернув книгу записей викарию, они вышли из церкви и остановились на ступенях.

– Больше никаких страхов? – спросил Брэнд. Она покачала головой:

– Я никогда не боялась за себя, ты же знаешь. Кроме того, я беру с тебя пример.

– И что это значит?

– Это значит, что мне наплевать на презрение людей, которые не стоят того, чтобы лизать мои ботинки.

Он рассмеялся.

– Предполагается, что это комплимент? Она на мгновение задумалась.

– Не совсем. Это констатация факта, неприкрытая правда. Это одно из твоих самых привлекательных качеств.

Когда она погрузилась в молчание, он поинтересовался:

– О чем ты думаешь? Марион усмехнулась:

– Лучшие люди nopoji рождаются из того, что кажется неблагоприятными обстоятельствами. Как ты, Брэнд Гамильтон, и я не променяю тебя ни на кого на свете! Ты что-то сказал?

Брэнд потер горло:

– Нет, что-то опять в горле запершило.

– Ты простудился?