Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии

Середина 2010-х годов ознаменовалась подъемом интереса к элитам. В частности, он был вызван тем фактом, что финансовый кризис 2008 года, вопреки ожиданиям, не сократил социальное неравенство, но, напротив, привел к тому, что быстро оправившиеся от него богатые сделали свою долю экономического пирога еще более внушительной. В революционном труде «Капитал в XXI веке», опубликованном в 2013-м, французский экономист Тома Пикетти показал, что сверхбогатые люди выступают главным генератором неравенства и что даже между ними перепады в уровнях богатства становятся все резче[51 - Пикетти Т. Капитал в XXI веке. М.: Ad Marginem, 2016; Atkinson A. Inequality: What Can Be Done? C., MA: Harvard University Press, 2015; Atkinson A., Piketty T. Top Incomes: A Global Perspective. O.: Oxford University Press, 2010; Dorling D. Inequality and the 1 %. L.: Verso, 2014.]. Это подтвердил и британский социолог Майк Сэвидж, который указал на наличие впечатляющего экономического неравенства в верхнем 1 % самых богатых людей[52 - Savage M. The Return of Inequality. Social Change and the Weight of the Past. C., MA: Harvard University Press, 2021.].

Некоторые принципы Сэвиджа вполне подходят и для анализа российских богачей[53 - Savage M. Piketty’s Challenge for Sociology // British Journal of Sociology 65. 2014; Savage M. From the ‘Problematic of the Proletariat’ to a Class Analysis of ‘Wealth Elites’ // Sociological Review 63. 2015. № 2; Savage M. Social Class in the 21st Century. L.: Pelican, 2015; Savage M., Williams K. Remembering Elites. O.: Wiley-Blackwell, 2008.]. Во-первых, Сэвидж указывает на то, что верхний 1 % гораздо более неоднороден по уровню доходов, чем любая другая группа населения. Это особенно верно в отношении России. Во-вторых, Сэвидж считает, что социологический анализ должен идти рука об руку с историческим. Действительно, такой комплексный подход полезен для понимания специфических черт новой российской буржуазии, обусловленных ее необычным происхождением. В-третьих, Сэвидж утверждает, что сегодня накопленное богатство и его наследование являются более важными факторами формирования социальных классов, чем функционально-позиционные обстоятельства, позволяющие преодолевать классовые границы. Именно это мы можем наблюдать в современной России, где дети богатых не участвуют в создании богатства. В-четвертых, вслед за Бурдьё Сэвидж подчеркивает взаимную связанность различных форм капитала и возможность превращения одной формы в другие. Так, богатые русские в последние годы активно используют свой экономический капитал, чтобы утвердиться в других сферах помимо бизнеса и перейти к новому образу жизни, не сфокусированному исключительно на экономической деятельности[54 - Это объясняет включение в настоящее исследование отдельных респондентов – среди них некоторые политики и медиазнаменитости, – чье положение определяется не только экономическими ресурсами, но и наличием у них других достаточно мощных ресурсов, которые по желанию можно трансформировать в иные формы капитала. Хотя большинство таких людей на протяжении значительного времени занимались успешной предпринимательской деятельностью, именно наличие у них дополнительных ресурсов, подобных, например, социальным сетям, позволяющим оказывать влияние на миллионы пользователей, стало причиной включения их в мое исследование. И наоборот, из анализа были исключены многие топ-менеджеры, которые заработали небольшие состояния в разгар нефтяного бума в середине 2000-х годов, но не располагали иными ресурсами, на которые они могли бы опереться после экономического кризиса 2008 года.].

Недавние социологические исследования элит, проведенные на Западе в русле традиций Вебера, Веблена и Бурдьё, не включали в свою эмпирическую базу российский высший класс. Это вполне объяснимо: хаотичные условия, в которых происходило формирование российской элиты в 1990-е годы, не вписываются в теоретические модели, разработанные на основе западного опыта в контексте более раннего XX века. Однако стабилизация ситуации с началом 2000-х годов устранила это несоответствие и направила эволюцию российской элиты по типовым рельсам, что делает ее анализ, сфокусированный на культурных и социальных аспектах классового доминирования, своевременным и актуальным.

Российская буржуазия

В академической литературе, посвященной элитам, можно встретить разные наборы терминов и понятий, которые отражают разнообразие теорий, стоящих за данной терминологией. Одни исследования фокусируются на экономических активах, то есть на элите как богатом классе (соответственно, в них часто используются такие префиксы, как «супер-», «сверх-», «гипер-», «мега-»). Другие изучают элиту или элиты (последние иногда определяются как функциональные или позиционные элиты) в качестве правящего или высшего класса, фокусируясь на исследовании политических, социальных и культурных ресурсов тех, кто составляет верхи общества. Именно к этой категории можно отнести концепцию доминирующего класса Бурдьё. Существуют и другие термины, которые применяются исключительно в современном российском контексте: «новые русские», олигархи, друзья Путина, денежный класс. Все они вполне допустимы в зависимости от научных целей, которые ставят перед собой ученые, однако в контексте данного исследования ни один из них не подходит полностью.

Цель, которую я ставила перед собой, предполагает изучение социальной эволюции высших слоев российского общества в условиях политической и экономической стабилизации, наступившей после хаоса 1990-х годов. Поскольку эта эволюция характеризуется переходом от соперничества индивидов и кланов к более когерентному социальному классу, я, выбирая рамочную концепцию исследования, остановилась на термине «буржуазия». На выбор ключевого понятия повлияли те соображения, что, будучи вполне устоявшимся, оно добавит работе эвристической силы, упростит анализ сходств и различий между соответствующими классами в России и в других странах, а также облегчит историческое сравнение[55 - Мое толкование термина «буржуазия» очень близко к тому, как его определяет социальный историк Свен Беккерт. В своей книге «Денежный мегаполис» Беккерт называет «буржуазией» экономическую элиту, сложившуюся в Нью-Йорке в XIX веке. Этим термином он охватывает всех тех, кто занимал определенное положение в социальной структуре города, отвечая следующим критериям: эти люди владели капиталом или инвестировали его, использовали наемный труд (по крайней мере, домашней прислуги) и не трудились по найму сами. Сюда входили коммерсанты, промышленники, банкиры, рантье и спекулянты недвижимостью. Со временем эта группа аккумулировала в своих руках беспрецедентную экономическую, социальную и политическую власть и к так называемому «позолоченному веку» превратилась в настоящий социальный класс. См.: Beckert S. The Monied Metropolis: New York City and the Consolidation of the American Bourgeoisie, 1850–1896. C.: Cambridge University Press, 2001.].

Еще в 1840-х годах Карл Маркс, как известно, утверждал, что идеи господствующего класса в каждую эпоху оказываются господствующими идеями[56 - Marx K., Engels F. The German Ideology. Part One. NY: International Publishers, 1970.]. Его аргумент состоял в том, что, хотя философско-правовой дискурс обладает определенной автономией, со временем он перестраивается в контексте новых социально-экономических отношений. Но Маркс не стал углубляться в социологию, поскольку буржуазия интересовала его главным образом с экономической точки зрения. Важный социологический компонент добавил во второй половине XX века Пьер Бурдьё: его концепт доминирующего класса во многом сходен с понятием господствующего класса у Маркса, однако французский социолог сместил акцент на значимость культурных и социальных ресурсов, задействованных в классовом становлении[57 - Бурдьё П. Формы капитала // Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 5.]. В моем исследовании термин «буржуазия» используется в том же значении, в каком термин «доминирующий класс» применяется в работах Бурдьё.