– И покрыты пылью с головы до ног, – добавила Джулия. – Нам надо бы хорошенько умыться и привести себя в порядок.
– Мэгги, – обратилась ко мне мама, – проводи Джулию и Адель наверх, в их комнату. А Веда и Люси пройдут наверх со мной.
Я отвела юных американок в их просторную комнату, где все уже было приготовлено к приему гостей.
Сообщив им довольно холодным тоном, в котором часу будет подан чай, я с минуту молча простояла у дверей их комнаты.
– Что это вы такая угрюмая, мисс Маргарет? Вы как будто бы не особенно довольны тем, что мы явились сюда и нарушаем уклад вашей домашней жизни, – заметила Адель, глядя на меня пронизывающим взглядом.
– Нет, отчего же, я очень рада вашему приезду, – сдержанно ответила я.
– На вашем месте я не говорила бы так, прежде чем не убедилась, понравимся мы вам или нет, – возразила Джулия. – Вы нас совсем не знаете, и мы не знаем вас. Мы ведь, американки, все с большими странностями, и мы это отлично понимаем.
Я чувствовала, что пока Джулия говорила, я вся покраснела, но, вместо того чтобы ответить ей в таком же непринужденном тоне, я упорно молчала. Она пристально, как бы испытующе посмотрела на меня и наконец сказала:
– Извините меня, мисс Маргарет, но, право, мне кажется, что было бы любезнее с вашей стороны, если бы вы сошли вниз и дали бы нам возможность умыться и причесаться без свидетелей. Ах, как вы краснеете! И как заблестели ваши глаза! Я подозреваю, что вы – особа с характером. Впрочем, мне нравятся девушки с характером; это лучше, чем мямли. Ну-с, пока – до скорого и приятного свидания!
Я собиралась уже закрыть дверь и спуститься вниз, но Адель подошла ко мне и, положив руку мне на плечо, проговорила:
– Вам, как любознательной англичанке, будет интересно наблюдать за нами. Предупреждаю вас, что мы всегда без стеснения обращаемся с окружающими нас людьми.
– Сделайте одолжение – не стесняйтесь; будет очень интересно наблюдать за вашими выходками, – насмешливым тоном ответила я. – Впрочем, мне вообще-то совершенно безразлично, как вы будете себя вести.
– Во всяком случае, в одном вы можете быть уверены: мы привыкли открыто и недвусмысленно выражать свое мнение, – крикнула мне вслед Джулия, в то время как я, громко захлопнув дверь их комнаты, быстро спускалась вниз по лестнице.
Глава III
Против шерсти
В тот же вечер у нас с Люси состоялся продолжительный разговор в нашей спальне. Я испытала столько волнений в связи с приездом девушек, что была рада облегчить душу в откровенной беседе с Люси. Мне казалось, что я могу ей довериться, памятуя о нашем знакомстве в Фолкстоуне; кроме того, простота ее обращения подействовала на меня успокаивающим образом.
– Что это вы так пристально меня рассматриваете? – спросила Люси, стоя среди комнаты в хорошеньком белом пеньюаре и расчесывая свои короткие вьющиеся волосы.
– Во-первых, – отвечала я, – я удивляюсь, почему у вас такая прическа – как у мальчика.
– А просто мне так очень нравится! – засмеялась она. – Подумайте, сколько времени я выгадываю! Я могу по крайней мере лишнюю четверть часа пролежать утром в постели, так как для моих волос достаточно только провести по ним несколько раз щеткой – и моя куафюра [1 - Куафюра – прическа (от франц. coiffure).] готова. Вообще, я поставила себе целью быть в жизни простой, рассудительной и полезной другим, не особенно заботясь о своей наружности. Я не наделена красотой, но нисколько не горюю об этом. Вот вы, Маргарет, очень хорошенькая.
– Перестаньте, пожалуйста, – перебила я, почувствовав, однако, что покраснела от удовольствия, так как я была очень самолюбива и легко поддавалась лести. Моя мама давно подметила во мне эту склонность и часто твердила мне: «Ты должна главным образом заботиться о развитии своего ума и о том, чтобы выработать характер, а о внешности не стоит хлопотать». Одно время она даже запрещала мне носить шляпу, которая, по общему мнению, очень шла моему лицу.
– Вы будете, по всей вероятности, высокого роста, стройная и грациозная, – продолжала Люси. – Будь я на вашем месте, я носила бы распущенные волосы; это очень бы вам шло. Я же сама даже очень довольна тем, что я не такая уж красивая и что мне не надо остерегаться загара и вообще обременять себя заботами о своей внешности. Но что такое с вами, Маргарет, вы все меняетесь в лице – то хмуритесь, то краснеете?
– Моя мама не желает, чтобы со мной говорили о моем облике, поэтому, Люси, прошу вас, перемените тему разговора.
– Ах, скажите, пожалуйста! Какая вы благонравная девица, просто удивительно! – снова засмеялась Люси. – О чем же вы хотели бы поговорить? – спросила она с напускной покорностью.
– Пожалуйста, только не смейтесь надо мной! – нетерпеливо ответила я.
– Я что-то не понимаю вас, Маргарет. Вы какая-то странная – что ни скажешь, все вам не так. Но мы вчетвером скоро выбьем эту блажь из вашей головы.
– Поговорим лучше о других, а не обо мне, – попросила я, присаживаясь ближе к Люси. – И прошу вас, Люси, будьте снисходительны ко мне: я ведь совсем не привыкла к обществу сверстниц, я единственная дочь у родителей и росла в доме одна.
– Если вы будете смотреть на нас как на сестер, – отвечала она, – то мы все вас искренне полюбим.
– Я буду совершенно откровенна с вами, – призналась я. – Вначале, когда мама объявила мне, что вы все приезжаете сюда, я чуть с ума не сошла от волнения. У меня ведь никогда не было подруг, кроме Джека я ни с кем не дружила.
– Ах, это ваш брат? – спросила Люси.
– Да, мой милый, славный, единственный брат!
– У меня тоже только один брат – Фрэнк. Но я не скажу про него, что он милый и славный: иногда он бывает довольно-таки несносным, хотя все-таки он добрый малый. Мы с ним часто не в ладах, но тем не менее очень привязаны друг к другу.
– Я буду очень рада рассказать вам подробнее о Джеке, я обязательно покажу вам его карточку. А теперь…
– Что теперь? – переспросила Люси.
– Расскажите мне что-нибудь о Веде – она меня очень интересует.
– Я еще мало знаю ее, но она мне очень нравится. А вам?
– Я просто в восторге от нее.
– Ох, какая вы порывистая! Знаете что, я боюсь, что вам с вашей впечатлительной натурой придется испытать кучу неприятностей. Хорошо бы вам относиться ко всему проще.
– Что же делать, если я такая от природы, – ответила я. – Уж если я кого люблю, то люблю, если же ненавижу, то ненавижу от всей души.
– А меня вы сильно ненавидите? – спросила Люси.
– Нет, что вы! Вы составляете исключение. Я вас люблю, хотя, если честно, не скажу, что особенно сильно.
– Благодарю покорно, – ответила она. – Я, кажется, понимаю, что у вас на уме. Ну, а что вы, например, скажете про американок?
Я взглянула на нее, улыбнулась и, покачав головой, ничего не ответила.
– Ну, знаете, вам лучше постараться поладить с ними. Это отличные девочки! Они будут оживлять всю нашу компанию.
– Я, пожалуй, еще примирилась бы с ними, если бы они не гнусавили так ужасно и не одевались бы так смешно. Их выговор в нос просто невыносим!
– Но, согласитесь, в них есть что-то очень привлекательное. Они такие веселые! Ну а говорят в нос – что ж, так говорят все американцы. Может быть, когда они пробудут несколько лет в Англии, то переймут у нас наши жеманные манеры.
– Жеманные манеры! – воскликнула я. – Что вы хотите этим сказать?
– Вы отлично понимаете, Маргарет, что я хочу сказать. Мы ведь, англичанки, держим себя ужасно натянуто; мы очень скрытные, и в нас много напускного. Я не говорю о таких девушках как Веда, которая держится с большим достоинством и в то же время с привлекательной непринужденностью. Я говорю вообще о большинстве английских девиц, как вы или я, например.
Поболтав еще немного, мы улеглись спать. Теперь я была уже не единственной обладательницей своей хорошенькой спальни – у меня появилась соседка. И под одной кровлей со мной спали милая Веда и две эти американки, которым суждено было стать моими мучительницами, но, с другой стороны, благотворно повлиять на мой своенравный и чересчур себялюбивый характер. Но это станет понятно из моего дальнейшего рассказа.
На следующее утро я проснулась, когда еще только рассветало. Люси, которой требовалось так мало времени на утренний туалет, еще спала крепким сном, и я не стала ее будить. Я вышла в сад, чтобы срезать цветы для украшения нашего чайного стола. Вдруг я услышала чей-то веселый голос и увидела приближающуюся ко мне Адель Спаркс. На ней было то же самое короткое, дурно сшитое платье, в котором она приехала накануне; волосы были плохо причесаны, и вся она имела довольно неряшливый вид. Но при этом, однако, она производила приятное впечатление своим миловидным лицом и веселой непринужденностью.
– Доброе утро, мисс Паинька! – поздоровалась она.