Он провел рукой по ее затылку и с неторопливой тщательностью поцеловал в ответ.
– Посмотрим, что можно будет сделать.
У него была с собой салфетка с пиршества, и он стер ею следы их занятий любовью с ее бедер и между ног.
– Дай мне, – сказала Петронилла. – Я брошу ее в огонь.
Он отдал ей салфетку и помог подняться. Она отряхнула платье и повернулась, чтобы снова поцеловать его, наслаждаясь покалыванием его щетины и твердостью рук на ее талии.
– Пойдем, – сказал он. – Пора превращаться в скромную молодую даму.
Петронилла притворно зевнула.
– Свежий воздух пошел мне на пользу; думаю, сегодня я буду спать хорошо, и даже очень.
Рауль проводил ее до лестницы, ведущей к двери ее покоев. Оглянувшись, убеждаясь, что никто не смотрит, он снова поцеловал ее и с последним поцелуем растворился в ночи.
Петронилла тихонько вздохнула и, все еще в восторге, вошла в свою спальню. Ее встретила встревоженная Флорета.
– Где ты была? – воскликнула нянька. – Я так волновалась!
Петронилла закружилась в центре комнаты.
– Гуляла по саду. Сегодня прекрасная луна.
– Одна? – Флорета в ужасе уставилась на подопечную.
– Ничего страшного, – успокоила ее Петронилла. – Мы в Тальмоне. Здесь меня все знают. Я не пленница.
– Что это у тебя в руке? – Флорета с подозрением указала на салфетку.
– Ничего, – быстро ответила Петронилла. – Меня стошнило, и я не хотела портить платье. – Она нетерпеливо взмахнула рукой. – У меня кружится голова. Иди спать и оставь меня в покое. Я могу позаботиться о себе сама.
Поколебавшись, Флорета в конце концов сдалась, сделала реверанс и вышла из комнаты. Петронилла бросила салфетку в изножье кровати. Камин не был зажжен, поэтому сжечь улику сегодня вечером она не могла. К тому же, как ни странно, ей этого не хотелось, ведь это было доказательством ее брачной ночи, такое же, как и свадебная простыня. И пусть Рауль был женат – это не имело значения. Она получит его, чего бы ей это ни стоило. Он будет принадлежать только ей.
Сняв халат и туфли, она забралась в постель и задула лампу и потом долго лежала без сна, вновь переживая случившееся и наслаждаясь воспоминаниями. Прежде чем заснуть, она взяла салфетку с изножья кровати и спрятала под подушку.
Отстояв мессу и позавтракав, Алиенора отправилась поговорить с Петрониллой о скором возвращении в Пуатье. Сестра, как обычно, еще не встала, хотя уже проснулась и сидела в постели; ее локоны перепутались, а глаза были затуманены сном. Флорета вошла с миской теплой воды для утреннего омовения, прихватив хлеб и кувшин пахты.
Алиенора с досадой покачала головой.
– Ты будто ночной цветок, – сказала она. – С утра вянешь и расцветаешь с наступлением сумерек.
Петронилла бросила на сестру странный, лукавый взгляд. Ее губы дрогнули в легкой улыбке.
– Мои лепестки раскрываются, когда другие закрываются, – согласилась она и потянулась. В воздухе витал слабый аромат, знакомый, но Алиенора никак не могла его определить. Петронилла встала с кровати, чтобы умыться.
Из-под подушки торчало что-то вроде салфетки. Алиенора не задержала бы на этом лоскуте свой взгляд, если бы не капли крови на белой ткани. Внутри у нее все сжалось от шока.
– Что это? – требовательно спросила она.
Петронилла повернулась и схватила салфетку, но Алиенора выхватила ее.
– Ничего, – раскрасневшись, ответила Петронилла. – Вчера вечером у меня пошла кровь из носа, вот и все.
Алиенора развернула ткань и заметила и другие пятна – салфетка была чуть влажной. Она поднесла ее к носу, и тут же узнала запах мужского семени. Королева повернулась к перепуганной Флорете.
– Оставь нас, – приказала она, – и никому ни слова.
Флорета перекинула платье Петрониллы через изножье кровати и вышла, оглядываясь через плечо. Алиенора подождала, пока не щелкнет задвижка, и устремила на сестру гневный взгляд.
– Что ты себе позволяешь, глупая? Ты же погубишь нас обеих. Кто это? Говори!
Петронилла сложила руки на груди.
– Никто, – ответила она.
– Не ври! Скажи мне, кто это!
Петронилла вздернула подбородок и посмотрела на Алиенору, ее карие глаза казались почти золотыми на раскрасневшемся лице.
– Я ничего тебе не скажу, потому что говорить не о чем.
Отвернувшись, она отломила кусок от булки, которую принесла Флорета, и сунула его в рот.
Вспыхнув от ярости и боли, Алиенора схватила Петрониллу за руку и повернула ее к себе лицом.
– Глупая девчонка, я пытаюсь тебя защитить! Неужели ты не представляешь, в какие опасные игры ввязываешься?
– Ты пытаешься защитить только себя. Ты ничего не знаешь! На меня тебе наплевать! – Тяжело дыша, Петронилла оттолкнула сестру.
– Я забочусь о тебе, а ты не в состоянии этого понять. Кто-то воспользовался тобой. Я выясню, кто это сделал, и ему придется несладко.
Петронилла не ответила. Она отломила еще кусок хлеба и съела его, с вызовом глядя на старшую сестру.
С тяжелым сердцем Алиенора направилась было к двери с грязной салфеткой в руке, но тут же остановилась. За стенами этой комнаты никто не должен ничего знать. Нельзя поднимать шум, ведь Петрониллу осудят при дворе, и ее позор отразится и на королеве. Она была так осторожна с Жоффруа де Ранконом, избегала любой мелочи, из-за которой так легко мог бы разразиться ужасный скандал, но теперь Петронилла этим глупым, легкомысленным поступком поставила под угрозу их обеих. Она швырнула в нее салфеткой.
– Избавься от этой мерзости! – прошипела она. – Ты опозорила и предала меня и нашу семью. Подумай об этом, если у тебя осталась хоть капля совести, а не только эгоистичное желание получить удовольствие и пошалить. – Ее голос дрожал. – Я тебе доверяла… Ты не знаешь, что натворила.
Петронилла по-прежнему молчала. Алиенора вышла из комнаты и закрыла дверь на задвижку. Взволнованная Флорета стояла снаружи, стиснув руки.
– Что ты об этом знаешь? – набросилась на нее Алиенора. – Отвечай!
Флорета покачала головой:
– Ничего, госпожа, клянусь! Я готовила покои миледи, как обычно. Когда она задержалась, я начала беспокоиться, но потом она пришла с той салфеткой в руке и сказала, что ей нездоровится и она боится, мол, ее вырвет. Она сказала, что ходила подышать воздухом.
«И не только воздухом», – мрачно подумала Алиенора.