Как же страшно остаться одной и превратиться в «уродку». Навряд ли я смогу объясниться и доказать свою правоту. Диалог правильности поступка вернулся, и чаша весов склонилась в сторону Иры. Я – предательница, и это факт. Ира была моей лучшей и близкой подругой, она единственная любила меня. Понимала, слушала, доверяла. А я? Что сделала я?
Поступила неправильно, бросила ее, теперь должна объясниться. Попросить прощения, вернуть подругу, ее одобрение и как можно быстрее. От этого зависит многое, если не все.
Пустые попытки поймать ее взгляд, угадать, что у нее в голове. Обижается? Злится? Понимает ли, что у меня даже в мыслях не было ее предавать?
Урок течет как в тумане. Не слышу учителя и жду перемены, она расставит все точки над «i». Звонок. Не теряя времени, спешу с одноклассниками приветствовать Иру.
– Где ты была?
– Куда пропала?
Смех, удивление, море внимания, Ире приятно. Она купается во всеобщей любви.
– Привет, – говорю ей и слышу:
– Привет.
Чуть-чуть натянуто, без злости, но сухо. Ее интонация почему-то сильнее разжигает вину, хочется убедить Иру в своей невиновности. Хочется быть снова лучшей, правильной, получить ее одобрение. Только жаль, время вспять не повернуть.
– Мы можем поговорить?
– Да, – соглашается она, пожимая плечами. – Но попозже.
Мы поговорили гораздо позже, чем в этот день. Нам мешал слишком строгий контроль. Ире приходилось незамедлительно возвращаться после школы домой. За ней приходили родители. То мама, то папа.
Но в один из дней нас отпускают пораньше, и мы, наконец, говорим:
– Если бы я знала, что так получится, никогда не ушла. Я бы вернулась, вытащила тебя, забрала.
Губы Иры дрожат, от эмоций на ее лице мне хочется плакать.
– Поверь. Я не могла иначе. Родители. Они бы убили меня.
Мне становится искренне жаль, что в тот вечер меня не наказали родители. Могли бы наорать, дать ремня, запретить гулять с подругами, выставить в подъезд до утра… С Ирой было бы гораздо легче общаться, быть с ней на равных. Почти. Но наказания не было.
– Я тебя не виню.
– Правда?
– Да.
Не верю ушам, глазам, разговору. Неужели такое возможно?
– И все же… Прости меня.
– Да все нормально.
– Простила?
– Да-да.
– Я тебя больше никогда не оставлю.
– Угу. Будешь думать.
Я счастлива, все не так плохо, но внутри почему-то осадок. То ли потому что Ира не слишком весела и открыта, то ли потому что в глубине души я не чувствую себя виноватой, но вынуждена это скрывать, добиваться ее дружбы, прощения.
При этом боюсь унизиться в глазах одноклассников. Правильные, настоящие подруги и в огонь, и в воду идут, друг за дружку горой, а я, получается, не умею дружить. Плохая подруга. Предательница.
Уж молчу о сочувствии. Мне очень жаль, что с ней так обошлись. Хотя… Там же, в глубине души что-то подсказывает: «Она сама во всем виновата». Но я забиваю на голос и надеюсь на милость подруги. Верю, она понимает, что у каждого своя голова на плечах.
И все же вернуть душевную близость не вышло. Мы общались в школе, снова гуляли на улице, родительский контроль над Ирой постепенно сошел на нет. Но не только меня внутри грызло. Перепады настроения, беспричинная злоба у Иры и ее недовольство сменялись приятным общением. В эти дни она так же, как раньше ценила и любила меня.
Новая компания, новые друзья, все то же мужское внимание, неуверенные попытки Иры завести отношения и очередные провалы. Мешала травма, я пыталась ее поддержать. Делать вид, что ничего полгода назад не случилось, получалось все хуже и хуже, пока в один из вечеров Ира не психанула с надрывом:
– Ты виновата во всем! Ты! Дрянь! Я тебя ненавижу!
Ее слова в меня впечатывались словно клеймо. Одноклассница Настя, ее брат, которому нравилась Ира, другие ребята – невольные свидетели ссоры и ее кульминации. Ира пылала в бешенстве. Иначе не назовешь. Из-за какой-то ерунды я ушла из каморки с позором, не в силах ей возразить. Скорее, подтвердила сомнения: конечно, Ира права и простить меня не сумела. Я – предательница, месть заслужила. Есть вина? Принимай наказание.
– Уходи! – рычала вслед Ира. – Вон отсюда! Пошла вон! Тоже мне, подруга! Ты ей никогда не была!
Слезы обиды, жалости к себе и долгая дорога домой. Потом стало легче. Страшное все же случилось. Дружба разрушена, все узнали, какая я дрянь. Случилось и… ничего не случилось. Жизнь шла своим чередом.
В состоянии холодной войны и отрешенности наступил и прошел выпускной. Было скучно и немного грустно. В эту ночь родители мне подарили кольцо. С крупным розовым камнем, громоздкое, как награда за исполненный долг. Золотое украшение я приняла с улыбкой и благодарностью. Не хотелось расстраивать маму. Они старались меня порадовать, но, если честно, я бы и без него обошлась. Им всегда не хватает денег, ну продали бы это кольцо.
Планы сменились, надо поступать в институт. Высшее образование – важно. Родители знают, как лучше. Все чаще ими задавались вопросы: кем хочу быть, где работать.
Еще в шестом классе я хотела быть ветеринаром. Лечить животных, заботиться о них, работать на ипподроме и, пользуясь связями, ездить верхом. Я тогда бредила лошадьми. Для меня они стали символом красоты и свободы.
– Коровам хвосты будешь крутить? – подшутила надо мной мама. – Ну-ну. Давай.
Желание получить одобрение родителей оказалось сильнее. Эта специальность отпала сама собой.
– Медицинский?
– Да ну. Семь лет учиться, потом столько же получать профессию.
И этот вариант отправился в «топку».
– Вот бы стать тебе дипломатом! Выучить английский язык, уехать работать в другую страну, – мечтательно говорит мама.
Мы проходим мимо Ин-Яза. Красно-розовое солидное знание ниже цирка оценивающе осматривается на предмет дальнейшей учебы. Институт иностранных языков – по умолчанию мечта и престиж, и открытая дверь заграницы.
– Профессия солидная, платят всегда хорошо.
Стать дипломатом или его переводчицей? А что если мне повезет, и я смогу «вживую» увидеть Америку? Там я снова увижу Майка, а он поймет, что так и не смог забыть все эти годы меня.
С привлекательным рослым американцем я познакомилась в клубе. Он преподавал, я была его ученицей. Разница в восемь лет не помешала мне влюбиться, заметить, как нравлюсь ему.