Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

Когда в два часа гости вернулись, стали колотить в дверь и требовать, чтоб их пустили с чашей любви, молодые притворились, будто спят.

Утром Эдвард снова попытался сделать Кэтрин своей женой по-настоящему, но безуспешно. Произошло то же, что и накануне: в решающий момент он сплоховал.

– Могу я чем-то помочь? – спросила Кэтрин; она понятия не имела, каким образом можно доставить удовольствие мужчине или заставить его тело функционировать, как положено.

– Просто не говорите никому, – попросил ее Эдвард. – У меня похмелье. Вот в чем проблема. Вечером будет лучше, обещаю.

Кэтрин потянулась и встала постели. В голове у нее мелькнула мысль: «Сэр Томас будет недоволен, если узнает, что брак не был окончательно заключен», – и она поняла, что отношение сэра Томаса к их с мужем личной жизни уже беспокоит ее.

Эдвард встал и надел ночную рубашку. Оба они преклонили колени для молитвы. Потом Кэтрин вызвала Элинор, та помогла ей одеться и причесаться. С того момента, как женщина впервые поднимется с брачного ложа, она должна закрывать голову капором и носить его каждый день. Никогда больше не покажется Кэтрин на людях с распущенными волосами. Их красотой позволено любоваться только мужу.

Этот первый капор подарила ей мать. Он был в английском стиле, такие называли гейблами, так как они имели форму фронтона. Гейбл Кэтрин был из черного бархата, с длинными лентами-завязками и черной вуалью.

Хорошо, что первый день супружеской жизни новобрачная по обычаю проводила в уединении, а значит, – мысленно радовалась Кэтрин, – она не увидит, как отец будет расспрашивать Эдварда о брачной ночи.

– Я заставил его поверить, что все прошло хорошо, – сказал ей супруг, когда пришел обедать в их комнату. Вид у него был пришибленный, и Кэтрин захотелось с жаром уверить его, что ему нечего стыдиться и сегодня у них все получится, но Эдвард сменил тему. – Все шлют вам свои наилучшие пожелания. Некоторые гости уезжают сегодня, другие завтра.

Кэтрин вздрогнула, поняв, что среди последних будет и ее мать, которая отправится в путь рано утром.

После обеда, когда Эдвард уехал охотиться с несколькими гостями, в дверь постучали. Это была мать.

– Я пришла убедиться, что с тобой все хорошо. Эдвард как будто немного расстроен.

– Входите, – поманила ее рукой Кэтрин, и они сели у очага.

– Дочь? – вопросительно произнесла мать. – Все в порядке?

Кэтрин чуть задержалась с ответом: ей не хотелось нарушать свое обещание, нужно хранить их неудачу в тайне, – но наконец бодро ответила:

– Все хорошо.

– Дитя, ты забываешь, тебе меня не обмануть. Что-то неладно. Ты можете мне сказать?

– Нет, не могу, – ответила Кэтрин.

– Тут нечего смущаться. – Мать улыбнулась, неправильно поняв ответ дочери. – Я тоже была замужем. Эдвард сделал тебе больно или чем-то обидел?

– О нет! – воскликнула Кэтрин.

– Я так и думала. Скажи мне кто о нем такое, я бы не поверила. Но он исполнил свой долг по отношению к тебе?

Кэтрин не могла лгать матери. Однако и предавать мужа не желала, а потому сидела и молчала.

Мать взяла ее за руку:

– Я понимаю. Ты не хочешь позорить его. Но, моя дорогая, в этих делах часто все складывается не так, как ожидаешь. Думаю, иногда мужчине и женщине нужно время, чтобы стать единой плотью. Потерпи. Все будет хорошо, вот увидишь.

Кэтрин утешилась этим. И хотя она страшилась расставания с матерью, тем не менее, когда пришло время, собралась с духом, как подобает настоящей леди, и крепко обняла ее, не переставая улыбаться.

– Я люблю вас, моя дорогая матушка, – шепнула Кэтрин ей на ухо. – Господь да пребудет с вами!

Потом встала на колени, чтобы получить материнское благословение. Дав его, Мод забралась в носилки, которые проехали через гейтхаус и скрылись из виду.

Эдвард догадывался, что у его юной супруги на душе невесело. Кэтрин надеялась, он не подумает, будто это из-за его неудачи в постели, но пока решила не переживать из-за этого. Чтобы развлечь жену, Эдвард повел ее на чердак, где хранили старую мебель и другие ненужные вещи. Среди всего этого хлама Кэтрин с удивлением заметила кресло, поставленное на заваленный пыльными бумагами стол.

– Мой дед часто приходил сюда, – принялся объяснять Эдвард. – Ему было велено оставаться в своей комнате, но он ходил куда хотел и когда вздумает, не обращая внимания на запреты отца.

Кэтрин принялась разглядывать бумаги. Они были изрисованы щитами и исписаны каким-то каракулями. При внимательном рассмотрении оказалось, что перед ней прекрасные образцы геральдических знаков, выдававшие в изобразившем их человеке глубокое знание предмета.

– Неужели тот, кто нарисовал это, мог быть сумасшедшим? – озадаченно спросила Кэтрин.

– О, он был очень странный, – отозвался Эдвард. – Из всего, чем дед занимался, только это имело какой-то смысл, но он был как одержимый, вот почему отец пытался остановить его. И тем не менее дед почти каждую ночь поднимался сюда. Он жег свечи, и мы все боялись, как бы он не устроил пожар.

– А разве нельзя было поставить стол в его комнате?

– Нет, после того как он забаррикадировал дверь и три дня отказывался выходить из комнаты. – Эдвард помолчал и болезненно поморщился. – Он был лохматый и грязный, когда наконец согласился впустить нас. Отец и мать оба решили – больше никогда. Поверьте мне, Кэтрин, дед был странный. Люди его не интересовали. Он жил в своем собственном мире. Ему дела не было ни до кого, он не понимал, как огорчает родных своими чудачествами.

Эдвард снова умолк и принялся бесцельно рыться в старом сундуке, где лежали другие бумаги его деда.

– Трудно поверить, что в молодые годы он был при дворе и бился на турнирах за короля. Но потом стал совершать странные поступки, и его отдали под надзор лорда-камергера. Некоторое время дед провел в тюрьме Флит и даже был вынужден брать деньги в долг у короля, чтобы выкупить себя оттуда. Это подорвало семейные финансы, и отцу пришлось много лет выкарабкиваться, чтобы вытащить нас из ямы, куда мы все попали из-за безрассудств деда. В конце концов его объявили сумасшедшим и стали строго ограничивать. Честно говоря, мы все вздохнули с облегчением, когда он умер.

Они стали спускаться с чердака.

– Некоторые слуги отказываются ходить сюда по вечерам, – продолжил Эдвард, – говорят, будто слышат, как дед возится здесь. Думаю, это крысы или летучие мыши.

Кэтрин передернуло. Уж лучше призрак старого сумасброда, чем летучие мыши. Она выдохнула, когда они оказались на первом этаже. Там ее нашла леди Бург и позвала на кухню следить за приготовлением обеда.

Через час, исполнив эту обязанность, Кэтрин вышла из дому: ей хотелось побыть на воздухе. «Не прокатиться ли верхом по парку?» – подумала она и, пройдя на конюшню, до которой было совсем недалеко, кликнула конюха. Стоя в дверях, Кэтрин слышала звуки какой-то отчаянной возни на соломе и испугалась: вдруг одной из лошадей плохо? На конюшне была жеребая кобыла, но ей еще рано рожать. Кэтрин побежала по проходу, заглядывая в каждое стойло. Возня вдруг прекратилась. Жеребая кобыла спокойно жевала сено. Пара коней радостно заржали, увидев Кэтрин. В последнем стойле было пусто. «Ах да, сэр Томас утром куда-то уехал», – вспомнила она, наверное, поэтому леди Бург была сегодня более разговорчива.

Кэтрин приметила какое-то движение и заглянула в стойло. Глаза ее едва могли совладать с открывшимся им зрелищем; еще меньше был способен на это мозг. Потому что там, на соломе, лежал Эдвард и в полном потрясении таращился на нее, а рядом с ним – конюх, и у обоих шнурки на ширинках были распущены. Эдвард вскочил, оправляя на себе рейтузы.

– Кэтрин! Что вы здесь делаете?

– Я… Я хотела прокатиться на лошади, – пролепетала она и, охваченная непреодолимым желанием бежать отсюда, быстро пошла назад по проходу.

– Подождите! – крикнула ей вслед Эдвард, но девушка уже понеслась бегом; ей нужно было поскорее остаться в одиночестве и попытаться как-то осознать увиденное и осмыслить его значение.

Кэтрин устремилась к расположенному за домом парку, промчавшись через сад с такой скоростью, будто ее преследовала стая адских псов. За спиной слышался голос Эдварда, звавший ее, просивший остановиться. Но она бежала и бежала, пока голос мужа не смолк вдали и перед ней не открылся широкий вид на парк. Тогда Кэтрин замедлила бег, остановилась и, тяжело дыша, опустилась на землю под сенью могучего дуба; толстый ствол дерева скрывал ее от любого, кто направился бы сюда со стороны дома.

Мужчинам запрещено любить друг друга так, как любят муж и жена: это Кэтрин знала. Ей была известна история разрушения Содома. Однажды она слышала о священнике, которого лишили сана за подобный грех, поскольку Церковь сурово осуждала такие поступки. Но даже и представить не могла, что это коснется ее собственной жизни или что ей будет суждено выйти замуж за человека, склонного к однополой любви.

Для чего он женился на ней? За ответом не пришлось ходить далеко. Он выполнил волю отца. Знал ли сэр Томас о тяге своего сына к мужчинам? Надеялся ли, что женитьба направит его на путь истинный, чтобы он мог зачать наследников? Кэтрин резко втянула ноздрями воздух, силясь подавить слезы. То, что она увидела, объясняло неудачи Эдварда в постели. Муж не способен любить ее, потому что не испытывает к ней желания, и она могла оказаться пойманной в ловушку бесплодного брака.

Если бы только мать была здесь и дала ей совет. Написать о таком в письме невозможно. Кэтрин подумала, не сбежать ли в Рай-Хаус, но у нее недостанет денег; их хватало только на «мелкие надобности и пустячки», как выражался сэр Томас, выдавая ей весьма скромное, чтобы не сказать скупое, содержание. Кроме того, женщина, путешествующая в одиночку, уязвима, на нее смотрят без уважения. Поедет ли с ней Элинор или посчитает себя обязанной предупредить сэра Томаса о планах своей новой госпожи? Подумав, не объясниться ли с ним самой, она поняла, что не осмелится на это. Кэтрин не могла публично опозорить Эдварда.

Но ей самой было так стыдно, она чувствовала себя такой никудышной. Почему муж не хотел ее? Что в ней не так? Эдвард ей очень нравился; сегодня утром она размышляла, не влюбляется ли в него постепенно? И девушка не сомневалась, что приятна ему. Но, должно быть, он любил ее, как брат любит сестру. И наверное, никогда не хотел ее по-мужски. А она теперь связана с ним, и ей придется как-то жить с этим.

Сидеть на месте дольше было невозможно. Кэтрин встала и пошла вглубь парка. Может, она ошиблась? Нет, это вряд ли. Бывает ли, что мужчина любит и мужчин, и женщин? Вот единственная надежда для нее. Но им все-таки нужно как-то вступить в брачные отношения, а значит, Эдвард должен поклясться, что больше никогда не ляжет с мужчиной. Она потребует этого. И постарается, что есть сил постарается стереть из памяти увиденное сегодня. Только так можно будет двинуться дальше.