Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Елизавета с ужасом смотрела, как уходит ее любимая наставница. Потом она увидела монаха, который возвращался вместе со знакомой фигурой аббата Миллинга, полного джентльмена в простой черной рясе, с добрым и круглым как луна лицом под тонзурой. Девочка встречалась с ним несколько раз, когда посещала Вестминстерское аббатство.

– Ваша милость, печально видеть вас здесь, – приветствовал мать аббат, потянулся к ней и пожал ее руки. – Времена настали нелегкие, если безупречной королеве Англии приходится искать убежища вместе с преступниками.

– Отец настоятель, вы еще услышите новости, – сказала королева, склоняя голову для благословения. – В этом мире мы пожинаем то, что сеем. Я не замечала угрозы, которая смотрела мне в лицо. А теперь вместе с этими невинными малютками должна расплачиваться за это.

– Печально, когда сила владычествует над правом, – заметил аббат. – Вы не толкали Уорика и Кларенса на измену.

– Нет, но я невольно дала им основания. – Елизавета не поняла, что имеет в виду мать, а королева продолжила: – Отец настоятель, вы позволите мне записать себя в качестве женщины, нашедшей убежище в святилище? Если бы не дети, которых нужно спасать, я бы не пришла сюда.

– Мадам, – ответил аббат, – вы, конечно, можете просить убежища, и брат Томас внесет в книгу ваши имена. Но я и слышать не хочу о том, чтобы вы оставались здесь вместе с ворами и убийцами. Я настаиваю: вы все должны остановиться в Чейнигейтсе, моем собственном доме, и быть моими гостями.

– Я никогда не смогу отблагодарить вас, отец.

На глазах матери блеснули слезы облегчения. Она робко взяла за руку Марию, и они все пошли вслед за аббатом обратно в монастырь. Он провел их через западные ворота и повернул к крытым галереям. Под арочным проходом открыл дверь и стал подниматься по крутой лестнице к прекрасному дому, где пахло благовониями и воском.

– Ваша милость, вы займете три мои лучшие комнаты, – сказал аббат матери. – Постели готовы, и я пришлю к вам слуг с полотенцами и всем необходимым для вашего удобства. Если вам понадобится что-нибудь еще, скажите им.

Когда Елизавета увидела отведенные им комнаты, ей стало значительно лучше. Аббат был князем Церкви и жил соответственно. Ей и сестрам предстояло разместиться в роскошной спальне, где стояла огромная кровать под балдахином и две низкие с соломенными тюфяками, все они были застланы отбеленными простынями и бархатными покрывалами. Аббат Миллинг сказал им, что большую комнату называют Иерусалимской палатой. Там висели дорогие гобелены, и она выглядела почти так же великолепно, как парадные апартаменты в Вестминстере. Здесь будут главные покои матери. Бабушке достался аббатский зал, в котором была галерея менестрелей, он был не менее великолепен, чем другие помещения.

Елизавета осторожно легла на соломенный тюфяк, мать подоткнула простыню. Неподалеку от нее уже спала Мария, ее светлые кудряшки разметались по подушке. Королева тем временем попросила кормилицу помочь ей управиться с пуговицами, сняла платье, оставшись в одной сорочке, и забралась в большую кровать.

Кормилица выдвинула из-под нее низенькую кровать на колесиках и улеглась, прижимая к себе Сесилию.

– Матушка, что происходит? – приглушенным голосом спросила Елизавета.

– Спите, Бесси. Расскажу вам все утром. Я очень устала.

Вскоре комната наполнилась звуками ровного дыхания и сопением младенца, однако Елизавета лежала без сна и размышляла, стараясь отогнать от себя тревогу по поводу странных событий этой ночи и их значения.

Сколько себя помнила, Елизавета знала, что она важна. Ей было около пяти лет; старшая дочь блистательного короля и красавицы-королевы, девочка жила в великолепных дворцах, как принцесса из сказки. Ее назвали Елизаветой в честь матери, которая часто носила украшенную драгоценными камнями брошь, подаренную ей отцом в день рождения дочери. В обычных обстоятельствах мать оставалась для Елизаветы далекой фигурой, грациозной богиней, сидевшей на троне и иногда спускавшейся в детскую в облаке цветочного аромата, шурша волшебными дамастовыми юбками; шея у нее была как у лебедя, ее красоту подчеркивали подбритая линия волос и покрытый вуалью геннин[3 - Геннин – конусообразный женский головной убор.].

Мать была величественна и неприступна, а отец был веселым, высоким и жизнерадостным человеком с блестящими глазами и заразительным смехом, за которым скрывалась чуткая наблюдательность. Он был самым прекрасным мужчиной в мире, и все обожали его, особенно дети. Двор отца славился великолепием, при нем обретались важные лорды и леди, приезжали гости со всех концов земли. Елизавета часто чувствовала, что раздувается от гордости за своего сильного и могущественного отца. Теперь она сомневалась, вернется ли он когда-нибудь на свой трон. Увидит ли она его еще хоть раз? Где он?

Повседневным миром для Елизаветы был вовсе не роскошный отцовский двор, а детские покои во дворце Шин, где властвовала добрая пышнотелая леди Бернерс, которая без особых усилий командовала детьми и их няньками, качальщицами колыбелей и домашними слугами. Как дочь короля, личность которого была священна и который был поставлен Богом править Англией, Елизавету регулярно наставляли в хороших манерах и предупреждали об опасности греха и непослушания велениям Неба. Она всегда очень старалась быть хорошей и заработать одобрительную улыбку леди Бернерс.

Эта добрая женщина лучилась от радости, видя, как ее воспитанница опекает младших сестер, которых Елизавета обожала. Когда девочка не стояла на коленях у колыбели Сесилии, укачивая ее, они с Марией бегали по дворцу, играли в мяч или в жмурки во дворе, а иногда, стоя в эркере, наблюдали, как по Темзе проплывают лодки, и вытягивали шею, чтобы хоть краешком глаза увидеть любимую резиденцию отца – дворец Вестминстер, располагавшийся немного выше по реке.

Эмблема короля – солнце в сиянии – выделялась среди других геральдических знаков: антилоп, лебедей, сердец и львов, которые украшали парадные залы во дворце Шин.

– Ты знаешь, что однажды перед битвой отец увидел в небе три солнца? – говорила Елизавета разинувшей рот Марии. – Это было доброе знамение, и он выиграл сражение.

Ритм жизни в течение года был давно и прочно установлен так же, как безыскусная вера детей в Бога: каждый день домашний священник приходил учить девочек катехизису и объяснял им смысл написанного и нарисованного в Псалтыри. В праздничные и святые дни они делали приношения в храме во время мессы, в Великий пост постились, в Великий четверг раздавали дары беднякам, в Страстную пятницу ползли на коленях к кресту, а в Новый год получали подарки на Йолетид[4 - Йолетид, или Йоль, – языческий праздник зимнего солнцестояния у народов Северной Европы; после принятия христианства слился с Рождеством.]. В Двенадцатую ночь им позволяли вместе со всеми участвовать в торжествах и праздничных застольях при дворе, особый восторг у детей вызывали озорные выходки Князя беспорядка. Вспоминая их, Елизавета закрыла глаза и помолилась Господу, чтобы Он позволил ей вернуться к прежней приятной жизни. «Отправь отца домой», – попросила она.

Поездки ко двору были для Елизаветы лучшим событием в году, однако, к их с Марией обоюдному разочарованию, обеих сестер вызывали туда только по случаю праздников или официальных визитов, когда королю было угодно показывать своих дочерей гостям. В таких случаях девочки присоединялись к свите матери и наслаждались редким счастьем – она сама учила их хорошим манерам, музыке, пению, танцам, вышиванию и всему прочему, что было необходимо для того, чтобы сделать принцесс украшением двора, как она выражалась.

Мать строго требовала от дочерей соблюдения придворного этикета: однажды Елизавета видела, как та очень долго продержала стоящей перед собой на коленях бабушку Риверс. Девочка упивалась тем, что является центром внимания при дворе и ее наряжают в миниатюрные копии роскошных платьев королевы, она уже умела ловко управляться с длинными шлейфами.

Но больше всего Елизавета любила проводить время с родителями. Ее научили выражать по отношению к ним высочайшее почтение, не только потому, что они – король с королевой и превосходят величием всех, но также и по той простой причине, что дети должны быть почтительными, слушаться и уважать своих отца и мать, оставаясь в неоплатном долгу перед ними всю жизнь. Ей следует приветствовать их реверансом, ждать, пока с нею заговорят, прежде чем обратиться к ним, и вести себя в их присутствии достойно. Хотя отец обычно отставлял в сторону формальности, поднимал дочерей на руки, кружил и целовал. Он находил время поговорить с ними об их детских проблемах и поиграть в игры. Мать же, казалось, была больше озабочена тем, чтобы они вели себя как подобает. Она не позволяла своим дамам суетиться вокруг дочерей, чтобы те не избаловались, но всегда хотела для них лучшего, что, по словам леди Бернерс, было самым важным качеством хорошей матери.

С болью в сердце вспомнила Елизавета, как вечерами при дворе, прежде чем лечь спать, они с Марией вставали на колени перед родителями и просили у них благословения, которое им всегда давали с радостью, отчего она чувствовала себя любимой и защищенной. Елизавете давно уже хотелось постоянно жить при дворе. Теперь же она сомневалась, доведется ли ей попасть туда еще хотя бы раз.

Уснуть не удавалось. Лежа в постели, девочка перебирала в уме события последних недель, которые предшествовали бегству в святилище, и вспомнила разговор слуг, случайно подслушанный, когда однажды жарким днем она играла в саду Шина.

– Уорик ненавидит королеву, и если ребенок, которого она носит, снова окажется девочкой, я не смею и думать, что тогда может случиться. – Это говорила леди Бернерс. – Королю нужен наследник. Я всегда считала глупостью с его стороны женитьбу по любви, в результате ему пришлось продвигать всех этих алчных родственников Вудвиллов. Не то чтобы королева мне не нравится – она добрая госпожа, но иногда я понимаю, почему Уорик к ней не расположен.

– Уорик все сильнее заносится, – отозвалась мистресс Джейкс. – Он, должно быть, видит в Вудвиллах угрозу своему влиянию на короля.

– Да, так и есть. Говорят, он пришел в ярость, когда из-за женитьбы на Вудвилл расстроился брачный союз короля, о котором он радел во Франции. Ему нужно контролировать все. Мой супруг слышал, как итальянский посол в Виндзоре пошутил, что в Англии два короля – Уорик и еще один, имя которого он позабыл.

– Неудивительно, что Уорик сошелся с Кларенсом. Этот негодяй недостоин доверия!

Последовала пауза, в продолжение которой Елизавета услышала, как ее воспитательница сказала что-то про маленькие кувшины[5 - То есть произнесла английскую пословицу «У маленьких кувшинов большие уши», означающую: «Дети любят слушать то, что им не полагается».], и потом разговор перешел на совершенно другую тему. Девочка нахмурилась, не вполне понимая смысл разговора, хотя слова взрослых женщин встревожили ее. Уорик был ее крестным отцом. Почему он ненавидел мать? Отчего рассорился с отцом, которому сперва помог стать королем? И почему ее дядя Кларенс – негодяй?

И теперь они идут на Лондон вместе, а мать так напугана, что посреди ночи вместе с детьми убежала из дворца. Елизавета лежала в темноте в незнакомом доме и пыталась разобраться во всем этом. Ей очень хотелось бы знать, где сейчас отец и увидит ли она его еще раз.

Утром мистресс Джейкс стала образцом проворства и практичности.

– Надеюсь, вы согласитесь, мадам, что дети должны по возможности соблюдать обычный режим, – сказала она, расчесывая рыжие волосы Елизаветы; девочка стояла спокойно, уже умытая и одетая в плотно зашнурованное зеленое платье.

– Я согласна, – ответила королева, а бабушка тем временем заплетала свои отливавшие золотом локоны в косы и укладывала их высоко на голове.

– Думаю, я вполне сойду за камеристку, – заметила она, довольная результатом. – Да, детям нужна стабильность.

По просьбе матери приор Джон Истни пришел отслужить мессу в домашней часовне аббата. Елизавета не могла сосредоточиться, больше всего ей хотелось, чтобы королева выполнила свое обещание и поговорила с нею. Момент настал после службы, когда двое братьев-мирян принесли им сытный завтрак – свежий хлеб, эль, мясо и яйца. После еды мистресс Джейкс увела Марию играть в комнату бабушки, а королева откинулась на высокую спинку резного кресла и посмотрела на дочь с необычайным сочувствием:

– Доченька, некоторое время я старалась беречь вас от любых неприятностей, но вы понятливое, способное дитя и, я уверена, сможете понять, что происходит и почему мы были вынуждены искать убежища. Это долгая история.

Елизавету охватил страх. Но мать вдруг задумчиво улыбнулась:

– Ваш отец король женился на мне по любви. Вы могли слышать много глупостей на этот счет, не обращайте на них внимания. Мой первый муж, сэр Джон Грей, пал в битве за дом Ланкастеров во время войн с домом Йорков, и я осталась одна с двумя маленькими мальчиками – вашими братьями Томасом и Диконом и совсем без денег.

Елизавета не была близка со своими единоутробными братьями, которые унаследовали светлый цвет кожи и красоту матери. Они намного превосходили ее возрастом: Томасу было пятнадцать, а Дикону тринадцать лет, и, надутые от важности – они ведь жили при дворе короля, – свысока поглядывали на маленьких девочек, но она пыталась любить их ради матери.

– Йорки одержали победу, – продолжила мать. – Мнимого короля Генриха Ланкастера свергли, и ваш отец взошел на престол как истинный и законный наследник. Я находилась в отчаянной ситуации, так как никто не хотел помогать вдове сторонника Ланкастеров, поэтому, услышав, что король Эдуард охотится в лесу Уиттл неподалеку от дома бабушки в Графтоне, где я жила, я решила обратиться к нему за помощью. Подождала его у обочины дороги, держа двух своих малышей за руки.

Елизавета никогда не слышала эту историю.

– И король проехал мимо? Что он сказал?

Королева снова улыбнулась и взяла в руки маленький чепчик, который украшала вышивкой. Стежки у нее получались умелые и аккуратные, не то что у Елизаветы.

– Король обещал помочь. И влюбился в меня. Он был такой высокий, жизнерадостный и красивый, что это совершенно вскружило мне голову. И когда он попросил моей руки, я сразу согласилась. Это было неслыханно – король женится по любви. Обычно монархи вступают в брак с иностранными принцессами ради заключения полезных союзов, для достижения мира или выгодных торговых соглашений. Нам пришлось пожениться тайно, мы понимали, что знать попытается не допустить этого. Уорик хотел женить вашего отца на французской принцессе. Когда король объявил о нашем браке, Уорик пришел в ярость, так же как братья вашего отца и многие другие лорды. Поднялся ужасный переполох. Все говорили, что ваш отец унизил себя этим браком, взяв в жены ланкастерскую простолюдинку, и предпочли не вспоминать, что моя бабушка – принцесса из дома Люксембургов. Но король остался глух ко всем возражениям. Он осыпал щедротами мою семью, мои братья получили титулы, а сестры были удачно выданы замуж. Это тоже вызвало недовольный ропот. Но я все внимание направила на то, чтобы стать хорошей королевой, и меня людские пересуды не тревожили. – Она помолчала, о чем-то задумавшись. – Теперь я жалею о своей беспечности. Но ведь это король, а не я продвигал моих родственников, и это он сделал меня королевой, так что я по праву пользовалась положенным мне уважением.

Елизавета, которую взволновало все услышанное, на самом деле уловила только то, что ее родители поженились по любви, и сочла, что люди, особенно Уорик, отнеслись к матери очень несправедливо.

– Но почему они сказали, что отец унизил себя этим браком?

Королева вздохнула: