Развод. Как уйти и не вернуться

Часть 3 «Первые сигналы»

3.1

Яна

Говорят, что деньги портят людей. Раньше мне казалось, что эту фразу придумали ленивые. Те, кто не хотят чего-то в жизни добиваться, как-то самореализовываться, нашли для себя удобное оправдание, которое ещё и возвышает их над остальными. Оказалось же, что порой деньги действительно портят людей. Особенно если приходят быстро и несоизмеримо затраченным моральным и физическим усилиям.

Первые перемены в Вадиме я замечаю ещё до переезда из нашей съёмной квартиры. Я к этому времени уже успеваю уволиться с работы и полностью перейти под его опеку. Остатки собственных сбережений уходят на оплату коммуналки, УЗИ и анализы в частной клинике. Я замечаю, как в тоне Вадима появляется высокомерие. Каждый раз, когда он даёт мне на что-то деньги, делает это снисходительно. Первое время я игнорирую эти перемены в поведении. Просто не придаю значения. Я убеждена, что мы с Вадимом любим друг друга. У нас будет ребёнок – этот факт неоспорим. И пусть у меня нет штампа в паспорте, я справедливо считаю себя его женой. И как его жена, я горжусь тем, что дела его идут в гору, и всячески подогреваю его самолюбие похвалой и благодарностями.

Мне нравится моя роль жены и будущей мамочки. Как только проходит токсикоз, начинается, пожалуй, самый замечательный период за все эти девять месяцев. Мне хорошо и спокойно. Малыш в животе растёт, но не так быстро. И в весе я прибавляю понемногу, так что могу, как раньше, заниматься делами, пусть и с большей осторожностью. Я нахожу надёжных подрядчиков для ремонта. Сама планирую внутреннюю отделку, подбираю материалы, присматриваю мебель. При этом очень горжусь собой, поскольку занимаюсь важным и полезным делом. Как настоящая хранительница домашнего очага, я работаю для будущего уюта нашего дома, не дёргая Вадима по пустякам.

Ощущаю себя очень счастливой. Мои мечты о заботливом муже, большом доме и детях воплощаются в реальность. Каждый вечер перед сном я поглаживаю живот с мыслью, что уже очень скоро наш с Вадимом сын появится на свет. Я верю, что он будет самым замечательным и самым счастливым ребёнком на свете, ведь его мама и папа очень стараются для него.

Но чем больше времени проходит, чем успешнее идут дела, тем более высокомерным и жадным становится Вадим. Порой меня просто оторопь берёт из-за того, что приходится оправдываться перед ним за элементарные траты. Мне противно и горько, от того, что чувствую себя содержанкой. Если бы я могла вернуться на работу, то непременно бы сделала это. Всё лишь бы не видеть его надменной физиономии.

– Ян, ты не понимаешь, это просто усталость и стресс, – пытается успокоить меня Лера. – Ты знаешь, какая на них ответственность лежит. Я всего один раз напросилась с Максом на встречу с партнёрами. Ей Богу, оно того не стоило. Я вообще не понимаю, как они всё это вывозят.

– Лера, я никогда не требовала от него многого, – отвечаю с обидой. – И благодарна ему за всё, что он делает. Но о человечности тоже не надо забывать. Я ему не девочка для битья, чтобы злость на мне срывать. И потом, едва ли Макс себе позволяет такое поведение.

– Нет, мой Максик не такой, – с ласковой улыбкой произносит она. – У него характер – золото.

Я тяжело вздыхаю, глядя на неё. Чувствую тяжесть в груди. Вспоминаю, каким Вадим был ещё совсем недавно, и слёзы наворачиваются на глазах. Я думаю про себя, что готова была бы на всё: прожить до конца жизни в съёмной однушке с маленькой кухней, батрачить по двенадцать часов шесть дней в неделю за копейки, да хоть в роддом уехать сразу из супермаркета – лишь бы вернуть то время. Вот только это уже не кажется возможным.

Стараюсь концентрироваться на положительных моментах. Езжу постоянно в новый дом, слежу за тем, как идёт ремонт. По периметру сада мы с мамой высаживаем кусты сирени, жимолость и красную смородину. Мне нравится это место. Здесь хорошо. Сразу за изгородью начинаются сенокосы, засеянные летом душистой люцерной и донником. За ними течёт речка, подпитывающая пруд. Над ней растут огромные ивы с гибкими ветвями похожими на лианы. Вдоль крутых берегов, говорят, много малины и ежевики.

Когда приезжаю сюда душа понемногу успокаивается. У меня появляется надежда на то, что скоро этот тяжёлый период пройдёт. Вадим отладит свой бизнес и перестанет мотаться туда-сюда. Наш малыш родится, и мне станет легче. По крайней мере, физически не будет так тяжело. А там, глядишь, ясли и детсад. Я вернусь на работу, и у Вадима не останется ни одного повода, чтобы меня упрекнуть.

– Эх, Янка, наивная душа, – вздыхает мама. – Неужели ты правда думаешь, что Вадим тебя пустит обратно в магазин работать. Нет, жена-продавщица ему теперь не по статусу.

И пусть мне не нравится то, что она говорит, после некоторых раздумий я вынуждена с ней согласиться. Из-за постоянных насмешек Вадима я и сама начинаю чувствовать легкую неполноценность. Не знаю, что мне делать с этим.

– А я тебе говорила, Яна, надо учиться, дипломы получать, – снова заводит старую шарманку мама. – С корочкой-то бы всяко больше было шансов найти поприличнее работу.

Я привычно отмахиваюсь от её ворчания. Но дома, в очередной раз оставшись наедине с собой, начинаю думать, что, может быть, не так уж она и не права. Понимаю, что надо хотя бы колледж закончить, чтобы не позориться перед будущим работодателем со своим аттестатом.

3.2

– Максимова, вы что же думаете, что у нас богадельня какая-то?! – отчитывает меня декан моего факультета. – С начала семестра не появлялись, значит, а теперь резко решили за ум взяться? Или думаете, раз в положении, то вам все предметы автоматом проставят?

– Нет, конечно, – отвечаю, не поднимая глаз. – Но всё же, может быть можно хотя бы прошлую сессию закрыть.

– С вашей посещаемостью всё, что я могу вам посоветовать – написать заявление на академический отпуск. Осенью, если вам это ещё надо будет, придёте и восстановитесь на тот же курс.

Тяжело вздыхаю и киваю смиренно. Секретарь деканата Алёна, с любопытством глядя на меня, даёт бланк заявления и указывает на образец. Что ж, теперь сокрушаться о прошлой своей недальновидности глупо. Надо как-то последствия исправлять. Хотя что-то мне подсказывает, что до осени всё может много раз измениться. Тревога появляется в душе. Гоню дурные мысли прочь. Нет, всё должно быть хорошо. Осенью малышу будет пять месяцев. Смогу его с бабушкой оставлять или с тётками, сёстрами Вадима. Надо настраиваться на позитив.

– Ты, кстати, фамилию менять не думаешь? – вдруг спрашивает меня Алёна. Я даже теряюсь на минуту, не понимая, что она имеет в виду.

– Да нет, вроде, – отвечаю неуверенно. Внутри появляется какое-то гадкое чувство.

– М, понятно, – бросает она снисходительно, а потом косится на мой живот. Ощущаю себя очень странно. И что бы означали эти её взгляды?

В смятении возвращаюсь из колледжа домой и по дороге решаю зайти к маме Вадима. Он в последнее время остаётся в городе на всё более длительный срок. И пусть я доверяю ему, мне всё-таки немного тревожно. Хочется убедиться, что у него всё идёт по плану. Сам-то он мне ничего толком не рассказывает. Как не позвоню, он всё занят.

– Здравствуйте, Валентина Ивановна, – произношу я, робко переступая порог родительского дома.

– Привет, Яна, – бросает та, выглядывая из кухни. – Случилось чего, или так, гуляешь просто?

– Гуляю, – отвечаю с улыбкой. – Хотела узнать, вам Вадим не говорил, когда вернётся?

Она смотрит на меня с какой-то даже жалостью. Потом приглашает меня жестом на кухню и придвигает табурет. Наливает чай в большую кружку, ставит на стол корзинку с булками. Мне становится неспокойно от этой её молчаливой любезности. Она меня никогда особо не привечала. Даже когда про ребёнка узнала не сказать, что сильно смягчилась. А тут вдруг мы с ней как будто даже родственницы стали.

– Вадим мне нечасто звонит, – наконец произносит она. – В основном с отцом общается. Советуется по разным вопросам.

– Ясно, – тяжело вздыхаю я и отвожу взгляд. И что я вообще надеялась от неё услышать?

Я некоторое время ещё остаюсь для приличия, а потом собираюсь домой. Уже в дверях Валентина Ивановна останавливает и с серьёзным видом говорит:

– Ян, ты если хочешь жить с Вадимом, тебе придётся проявить нечеловеческое терпение.

Не знаю почему, но в этот момент мой мозг не воспринимает её слова как предупреждение. Скорее как угрозу от злой свекрови. Ещё и взгляд этот её сердитый и холодность. Она ведь даже не спросила, как я себя чувствую или когда на УЗИ пойду опять, как малыш растёт и развивается – все эти простые и понятные любой женщине вещи. Мне обидно, что ей совсем не интересно. Кажется, будто она не воспринимает меня ни как сноху, ни как мать её будущего внука.

В расстройстве прихожу домой и, чтобы хоть как-то самоутвердиться, берусь убирать с пола брызги шпаклёвки в одной из только что отремонтированных комнат. Неудобно – живот мешает. Воды много в ведро не наберёшь, чтоб отмыть как следует. Приходится елозить шваброй по одному и тому же месту бесконечно и то и дело менять грязную воду. Употев и умаявшись, мне всё же удаётся закончить. Надо ли говорить, на кого я похожа?

К моей неудаче именно в этот момент Вадим заходит в дом и окликает меня. Я бегу к нему со всех ног. Хочу обнять, но он уворачивается.

– Ян, ты мне костюм испортишь, – замечает чуть раздражённо. Потом смотрит на меня напряжённо пару минут и спрашивает с подозрением: – Ты чем это занималась?

Меня его вопрос ставит в тупик ненадолго. Вроде же очевидно – в данный момент в этом доме есть два занятия: ремонтировать и убираться.

– Да так, – отвечаю в смятении. – Полы мыла просто.

– А, – кивает Вадим. – Ну, иди тогда приведи себя в порядок.

Становится неприятно и горько. И не только от того, что Вадим отнёсся ко мне брезгливо, но и потому, что он воспринимает абсолютно все перемены к лучшему в этом доме как должное, не замечая или не желая замечать, сколько усилий было вложено, чтобы эти перемены осуществились. В моменте это кажется мне чудовищно несправедливым. Вот только я зачем-то проглатываю обиду и иду отмываться и переодеваться. Пытаюсь мысленно убедить себя, что он тоже участвует в ремонте. Только я физически, а он материально. И вообще, если бы не Вадим, то никакого бы дома вообще не было.

– Завтра утром поедем к Лерке с Максом, – говорит он, когда я вновь выхожу к нему после душа. – Они расписаться решили.

«А мы когда решим?» – хочется спросить мне.

Но едва я открываю рот у Вадима звонит рабочий телефон. Он ослабляет галстук и уходит в гостиную. Я же остаюсь с его дорогим пиджаком на кухне. Аккуратно беру его в руки с намерением отнести в гардероб, но тут во внутреннем кармане начинает вибрировать второй телефон. Я прислушиваюсь к голосу Вадима и понимаю, что он скорее всего не слышит. Вижу на экране имя контакта «Милана» и замираю в нерешительности. Среди наших общих знакомых точно нет никого с таким именем. Значит, это кто-то с его работы. Но почему тогда звонит на личный? Я набираю воздуха в лёгкие и принимаю вызов.

– Кто это? – спрашивает нагловатый женский голос. Я теряю дар речи от такого напора.

– Это жена Вадима, – отвечаю опомнившись, чтобы эта хамка не думала о себе много.

– Жена? – искренне удивляется девушка. – Что-то я не замечала кольца у него на пальце.

У меня холодная дрожь проходит по телу. Почему уже второй раз за день какая-то лахудра пытается мне намекнуть, что наши с Вадимом отношения ненастоящие?! Меня охватывают обида и злость.