Через несколько секунд раздаются звуки торопливых шагов, которые не способен заглушить даже ковер и в коридоре появляются двое мужчин в форме охраны.
Увидев меня они резко тормозят, но я, наконец, прихожу в себя и ору им:
– Он за этой дверью.
Один из них остается со мной, а второй открывает дверь, за которой скрылся незнакомец и громко матерится. Я подхожу ближе и вижу, что в небольшом санузле открыто окно. Наверняка мужчина в маске успел улизнуть через него.
Охранники переводят взгляд с окна на меня и почти хором приказывают:
– Рассказывай.
Глава 4
– Камилла Вячеславовна, – устало вздыхает следователь, представившийся Алексеем Григорьевичем, – напомните, пожалуйста как вы оказались в этом коридоре?
Очень хочется съязвить насчет того, что чтобы “напомнить” мне нужно было изначально об этом рассказать, а он же сам потребовал чтобы я начала свое повествование со встречи с грабителем. Понятия не имею украл ли что-то тот мужчина в маске, но про себя я его называла именно так.
– Я просто заблудилась, – беззастенчиво вру, – ресторан новый, я там до этого ни разу не была.
– Заблудились? – уточняет полицейский. – Судя по камерам, вы в коридоре провели около трех минут. Все это время вы пытались найти обратную дорогу?
– Нет, все это время я рассматривала картины. – В самом коридоре камер не было, я бы заметила. Значит они видели только как я выходила из зала. Хотя, вполне возможно, что Суворов установил скрытые камеры и сейчас они проверяют скажу ли я правду или солгу. Надо будет уточнить у Влады, она должна быть в курсе.
– И как? – спрашивает следователь. – Рассмотрели?
– Да, – киваю с воодушевлением, всеми силами пытаясь скрыть разочарование, что собственной работы я там так и не увидела. Делаю себе пометку об этом тоже спросить у подруги. Ох, чувствую, нас ждет долгий разговор. Главное, чтобы меня отсюда выпустили для начала. А то запишут еще в сообщники и все, небо в клеточку, форма в полосочку и буду вместо картин на заказ тюремные стены облагораживать выцарапывая морские пейзажи ржавым гвоздем.
– Ладно, – машет он рукой, – мы с вами еще свяжемся. Из города просьба не уезжать, будьте на связи.
И мне бы радоваться, что свобода замаячила на горизонте, но вместо этого я ляпнула:
– Подождите! А как же фоторобот?
– Прошу прощения? – Алексей Григорьевич уже успел снять очки с переносицы и теперь забавно щурится, протирая их краем рубашки.
– Фоторобот, – повторяю я. – Вы же у меня не спросили ничего о его внешности.
– Камилла Вячеславовна, вы же сами сказали, что преступник был в маске. Да и на видео из кабинета Суворова это тоже видно.
– Да, в маске. Но глаза и рот-то были видны.
– Хорошо, – неохотно соглашается следователь. – Наши спецы уже составили словесный портрет по записи с камеры, но может вы сможете что-то добавить. Пройдемте.
Мы выходим из кабинета и быстрым шагом направляемся дальше по коридору. Алексей Григорьевич открывает синюю деревянную дверь и с порога, не здороваясь, заявляет: – У нас тут свидетельница хочет фоторобот составить.
Все трое молодых мужчин переводят глаза на меня и один из них кивает на стул рядом со своим столом.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Игорь.
– Камилла, – представляюсь я.
Алексей Григорьевич не спешит покидать кабинет. Тоже подходит к столу, берет листок и зачитывает вслух: мужчина, рост метр восемьдесят, спортивное телосложение, глаза зеленые.
Я заглядываю в листок и вижу фотографию, сделанную с видеозаписи. Изображение, на удивление, цветное, хотя я привыкла, что камеры наблюдения обычно записывают в черно-белом формате.
– Рост скорее метр восемьдесят пять, – уточняю я. – Телосложение, действительно, спортивное, массивная шея. Над правым глазом небольшой шрам. Старый. Только небольшая белая точка осталась, как будто от ветрянки. Брови темные, кустистые, он явно брюнет. Нос длинный, греческий.
– Секундочку, – прерывает мой монолог следователь. – Преступник был в маске. Какой нос?
– Длинный, – повторяю я. – Маска была, да. Но она же обтягивала лицо, то есть можно легко догадаться о форме носа.
– Камилла Вячеславовна, мы тут серьезными делами занимаемся, а не догадки строим.
Я вздыхаю, но сдаваться не собираюсь. Беру со стола молчаливого Игоря чистый лист, вытаскиваю карандаш из пластикового стакана и начинаю рисовать.
Форма головы мне дается легко, маска плотно прилегала, значит объемная шевелюра сразу отпадает. Возможно, наш преступник вообще лысый. Глаза, нос, губы – это тоже легко. А вот над формой скул я застываю, пытаюсь вспомнить каждую мелочь, насколько плотно прилегал материал маски, а где, наоборот, топорщился. В итоге рисую острые скулы и мощный подбородок.
В какой-то момент Игорь встает со стула и пристроившись за моей спиной, тщательно следит за прогрессом. В глазах интерес. А вот Алексей Григорьевич всем своим видом излучает скепсис и когда я заканчиваю, выдает:
– Отличные художественные способности, не спорю, как и воображение. Но к нашему преступнику ваш портрет вряд ли относится. Мужчина был в маске! Как вы нам предлагаете ориентировку разослать? Со словами “возможно”?
– Почему бы и нет, – не хочу отступать. – Можете вообще ничего не рассылать, а оставить для себя. Если, конечно, планируете его ловить.
– Повешу над столом рядом с портретом президента, – язвит он.
– В любом случае, это лучше чем ничего, – вступается за меня Игорь. – Спасибо за помощь, Камилла Вячеславовна.
Следователь бормочет что-то про бестолковую молодежь и махнув на нас рукой выходит из кабинета.
– Не обращайте на него внимания, – говорит другой мужчина. – Григорьич мужик серьезный, ему голые факты подавай, догадки он не любит.
– Ну и зря, – обиженно соплю, забирая листик со своим художеством. Пусть сами ищут преступника, раз такие умные. Вот же зануда, воображение мое ему не понравилось. Всегда так… пытаешься искренне помочь, а в итоге еще и виноватой остаешься. – Я, пожалуй, пойду.
Не то чтобы у меня до этого было приподнятое настроение, но Алексей Григорьевич его испортил окончательно.
– Я вас провожу, – вызывается Игорь.
Можно подумать, я без него сверну не туда в прямом, как кишка, коридоре. Но вслух я ничего не говорю, только благодарно улыбаюсь.
– Вы художник? – интересуется по дороге мой провожатый. – Где учились?
Я сообщаю ему название художественной школы, куда я ходила еще будучи подростком и даже говорю про незаконченную учебу на архитектора. Вряд ли он слышал о нашем вузе, тем более об обычной художественной школе в провинциальном северном городке, но раз спросил – мне не жалко.
– А сейчас рисуете?
– Рисую. На заказ в основном.
– Здорово! И много нынче платят художникам?