Экспозиция чувств
– Теперь наоборот нахмурься. И чуть подними лицо.
– А я смогу посмотреть, что получилось? – проснулся Гордин.
– Нет. Я никогда не показываю клиентам полуфабрикаты.
– А когда будет готово?
– Послезавтра. Или после-послезавтра. Я выложу каточки на Яндекс диск и пришлю ссылку.
***
Закончив съемку, Саша вывела Гордина из студии в прихожую. И тут же распахнулась входная дверь: в квартиру вошла миловидная чуть полноватая женщина с двумя большими продуктовыми пакетами. Увидев Сашу, она расплылась в улыбке:
– Сашенька, здравствуй! Элем предупредил, что ты сегодня работаешь у него в студии.
– Добрый вечер, Ланочка! Дед… Он скинул на меня свой заказ.
– Ну и как поработалось?
Глеб не слишком прислушивался к разговору. Но он заметил, что незнакомая женщина изучает его. Более того, в ее взгляде угадывалась осведомленность. Будто она сравнивала его, настоящего, с уже существовавшим в ее представлении образом. «А ведь она все про меня знает! – вдруг понял Гордин. – Ей Корбус рассказал. И я ей симпатичен, как и ему. Отлично, еще одно очко в мою пользу». Глеб благодарно улыбнулся женщине.
– Сашенька, а ты не познакомишь меня со своим гостем? – спросила та.
– Это не гость, Лана, это клиент, – недовольно буркнула Саша. – И он уже уезжает.
– Но у клиента есть имя?
– Меня зовут Глеб, – поспешил представиться Гордин.
– Приятно познакомиться, Глеб. А я – Светлана. Или просто Лана. Может, останетесь на чашечку чая? У меня есть лимонный пирог. Очень вкусный, сама пекла.
Как же хотелось ответить согласием. Уютный дом. Милая гостеприимная хозяйка. Чай с домашним лимонным пирогом вместо опостылевшей замороженной еды, наскоро разогретой в микроволновке… И возможность поговорить с Сашей в присутствии сдерживающего третьего. Без риска убить или травмировать друг друга. Объясниться, извиниться… Убедить ее, что он – нормальный человек, а не злобный мстительный гоблин. Может, им, наконец, удастся…
Но Глеб не успел даже рта раскрыть. Саша уже решила за него:
– Нет, Ланочка, ему некогда. Он спешит.
И девчонка с вызовом посмотрела на Гордина. На ее лице отчетливо читалось: «Только посмей, урод!». Глеб мог бы проигнорировать предупреждение… Но ему не хотелось рушить хрупкое перемирие, которое, худо-бедно, установилось между ними. У него еще будет шанс. Через два-три дня будут готовы фотографии. Он позвонит Саше, наговорит кучу комплиментов ее таланту, ее вкусу… Ее видению. Поблагодарит за прекрасные портреты. Скажет, что его никто и никогда так не снимал. Что он счастлив быть моделью настоящего мастера. А потом в знак признательности пригласит ее в хороший ресторан… Впрочем, у него еще будет время подумать!
И Глеб с сожалением отказался от заманчивого предложения:
– Спасибо, Светлана, как-нибудь в другой раз.
– Ну, как знаете, – в голосе Ланы послышалось легкое разочарование. Она повернулась к Саше. – Но ты-то поужинаешь со мной? Или ты тоже спешишь?
– Я поужинаю. Сейчас только провожу этого… клиента.
– Надеюсь, мы с Вами еще увидимся, Глеб.
Лана скрылась на кухне, оставив пару наедине. Надо было прощаться и уходить. Глебу мучительно захотелось обнять Сашу. Покрыть поцелуями беззащитную тонкую шейку… И спелые губы… Но нет! Это невозможно. Сейчас невозможно. Пока Саша верит, что ненавидит его…
И все-таки просто уйти Глеб не смог. Он протянул Саше руку. Словно предлагая перечеркнуть неудачный опыт их прежних отношений и начать все заново. Однако упрямая девчонка демонстративно заложила руки за спину и отчеканила:
– Прощайте, Глеб.
В своем новом состоянии чувственной наполненности Гордин даже не обиделся. Ну что ж поделаешь, если ему выпало влюбиться в упрямого капризного ребенка! Он должен быть терпеливым. Стать терпеливым…
– До свидания. И большое спасибо, Саша. Я получил огромное удовольствие от твоей работы. Элем Арсеньевич прав, ты – настоящий мастер.
Гордин не понял, почему на подвижном Сашкином лице выражение драчливого вызова вдруг сменилось смущением…
***
– Элем Арсеньевич, вы видели, что она сняла? Да, добрый вечер! Вы видели мои портреты? – захлебываясь, частил Глеб.
– Нет, юноша, признаться, не видел. Барышня сказала, что покажет после обработки. А я закрутился и не спросил. А что там?
– Я сейчас вам ссылку скину. И пароль. Посмотрите… Я перезвоню минут через десять.
Когда через четверть часа, Глеб снова набрал номер Корбуса, он услышал в трубке низкий раскатистый смеховой рык.
– Ну, Сашка, ну, засранка! А ведь она к вам точно неравнодушна!
– По-моему, она меня ненавидит!
– Я бы не делал таких категоричных выводов, юноша.
– Элем Арсеньевич, не называйте меня юношей – а то я словно в детство впадаю. И, пожалуйста, обращайтесь ко мне на ты.
– Ту-ту-ту… Что ж, теперь, пожалуй, это будет уместно. Глеб?
– Да, Глеб.
– Так вот, Глеб, ты даже не представляешь, как это здорово!
– Здорово? – недоверчиво переспросил Гордин. – Вы считаете, что это – здорово?
– Конечно! Замечательные карточки! Сашка столько таланта вложила в то, чтобы снять тебя так… Все, чему я ее учил… Только наоборот! Она учла и выпятила все недостатки лица, скрыла все достоинства. Чистый артхаус. Этакий немецкий экспрессионизм.
Корбус опять зарокотал довольным смехом. Гордин даже обиделся:
– Так вам это понравилось?
– А тебе нет? Тебя никто другой так не снимет! Гордитесь, юноша, ваш портрет сделал лучший фотограф России! И очень талантливо сделал! Хотя и не комплиментарно. Это факт!
– Неужели я на самом деле такой урод?
– Нет, конечно! Любое человеческое лицо по природе своей несимметрично. Твое тоже. А Сашка сделала эту особенность главной фишкой портрета. Отличное видение! Еще и чебэхнуть догадалась!
– Что сделать?
– Перевести в черно-белое изображение. Никакого цвета, только линии, света и тени. А линии какие, просто загляденье! Словно резцом высечены. Тебе когда-нибудь нос ломали?
– Да, было в детстве. На лыжах неудачно с горки съехал. А что?
– Я сначала не заметил, а на портрете это очевидно. И левый глаз у тебя больше, чем правый.
– А что-нибудь нормальное у меня есть? – в отчаянье спросил Глеб.
– Ту-ту-ту… Да ты не обижайся! Сашка намеренно сделала на тебя карикатуру. И причем без всякой там Фотожопы. Умничка девочка! Я бы прям на конкурс отправил!
– Как, опять на конкурс? – всполошился Глеб. – Ну уж нет! С меня хватит! Тем более в таком виде. От меня друзья шарахаться начнут.
– Да, пожалуй… А ты что, не видел, как она тебя снимала? Свет-то снизу был. Неужели не догадался, что может получиться?
– Я не смотрел. На самом деле я… я словно в трансе был…
– Так. Ясно. И наша барышня никаких контролек42 тебе не показала? Даже на дисплее камеры?
– Она сказала, что никогда не показывает клиентам полуфабрикат.
– Ерунда, должна была показать. Это она тебе отомстила за все. И за укус, и за письма, и за арестованную карточку. И еще за наш с тобой… преступный сговор… Ту-ту-ту… Между прочим, мне, старому дураку, тоже от нее досталось! За предательство, как барышня изволили выразиться…
***
Три дня Глеб протомился в ожидании портретов. Фантазировал, каким увидит его Александра Корбус. Он привык к тому, как выглядит его лицо на фотографиях, хотя в зеркале видел себя немного иначе: сказывалась легкая асимметрия черт. Собственная внешность Глебу не слишком нравилась. Он предпочел бы иметь нос чуть поменьше, а губы чуть полнее. Но в целом ничего, нормальное лицо. Даже так: «аскетичное мужественное лицо».
Но то, что Глеб увидел, раскрыв присланную Сашей ссылку, напоминало пощечину. Особенно больно было потому, что Глеб больше не хотел сражаться. Он отказался от самозащиты. А Корбус, оказывается, не забыла ни одной из нанесенных им обид. Девчонка выразила все, что думала о нем, только вместо грубых слов использовала изображение. Она била Глеба тем оружием, которым владела лучше всего.
Фотографий оказалось совсем немного – двенадцать. Они были стилизованы под старое немое кино про вампиров. Глеб однажды видел что-то подобное на канале «Культура». С портретов смотрело чудище Франкенштейна. Гордин сам испугался бы, если б встретил на улице такого гоблина. В том лице (Глеб просто не мог признать его своим!) не было ни одной привлекательной или хотя бы просто нормальной черты: искривленный горбатый нос, низкий лоб с выступающими надбровными дугами питекантропа, разновеликие глаза под набрякшими веками, проваленные щеки. Губы монстра растягивала кривая плотоядная ухмылка, обнажавшая края клыков. Это была та самая полуулыбка, которая на Сашином лице смотрелась соблазнительным сексуальным призывом… А на Глебовом – угрозой загрызть насмерть. Упырь!
Неужели Саша видит его таким: физическим и душевным уродом? Неужели у Глеба нет никаких шансов заслужить ее прощение? Понравиться ей? Значит, посетившее Глеба во время фотосессии предощущение будущей любви – не более чем обманка?
Странно только, что старший Корбус продолжал разговаривать с Глебом, как ни в чем ни бывало. На его месте Гордин пришел бы в ужас от того, что любимая внучка общается с чудовищем. А Элем смеялся, успокаивал… И даже пошутил на тему Сашкиного неравнодушия. Может, просто издевался?
***
– Хочешь, я сам тебя пересниму для поправки твоей самооценки, – продолжал утешать Глеба Корбус. – Можешь не сомневаться, будешь у меня красивым, как Ален Делон.
– Ален Делон? Это который в «Астериксе и Обеликсе»? Он же старый пень! Ой, – опомнился Гордин. – Прошу прощения!
Тут Элем Арсеньевич закатился рычащим хохотом:
– Не смущайтесь, юноша! Молодость вообще жестока. Ту-ту-ту… Вот что значит другое поколение! Ты не поверишь, Глеб, но Ален Делон в свое время был самым красивым парнем на свете. До неприличия красивым! Неужели ни разу не видел?
– Не видел. А вы можете попросить Сашу переснять?
– Сашку? Ох, нравятся мне эти мазохисты!
– Ведь я, как клиент, могу предъявить претензию? А вы скажите ей, что я разозлился и пригрозил написать негативный отзыв в Интернете. Договор-то у меня был как бы с вами… И что это может повредить вашей репутации.
– Ту-ту-ту… Теперь, значит, докатились до шантажа… Вы все никак не уйметесь, юноша?
– Глеб.
– Упорный ты парень, Глеб. Ты что, серьезно напишешь?
– Нет, конечно! Я просто ищу повод снова встретиться с Сашей.
– Да, упорный. Ты, кстати, чем по жизни-то занимаешься? Не коллектор, случаем?
– Я? Нет, не коллектор. У меня треть компьютерной фирмы. Небольшой… И я там директор по продажам.
– Директор? Су-ри-озно! Работа нравится?
– Если б не нравилась, я бы ей не занимался.
– Что ж, слышу речь не мальчика, но мужа… А годиков тебе сколько?
– Скоро тридцать три.
– И возраст хороший, вменяемый. Ту-ту-ту… Ладно, уговорил. Я Александру Федоровну сподвигну еще на одну фотосессию. Пусть переснимет. Но ты меня на старости лет сводником заделал!
В душе Глеба зашевелилась угасшая было надежда и благодарность к человеку, который взялся помогать ему… Хотя, честно говоря, он не заслужил помощи…
– Не сводником, а…этим… Миротворцем.
– Это такие в голубых касках и с оружием?
– Нет, это такие с крыльями и оливковыми ветвями в руках.
– Ангелы что ли? В ангелы мне пока рановато. Я еще пожить хочу!
– Живите долго-долго, Элем Арсеньевич!
– Подлизываетесь, юноша? Ладно, я сегодня добрый, прощаю. Но ты уж Сашку особенно не раздражай. Найди к ней подход, она у меня славная девочка.
– Я знаю, Элем Арсеньевич… хм-м-м…Вы сказали, что Саша ко мне неравнодушна…
– Ту-ту-ту… Ну, возможно, и сболтнул какую-то глупость…
– Я… я… В общем, я к ней тоже неравнодушен. Очень…
Глава 18
– Глеб? М-м-м… Это Александра. Александра Корбус.
Как будто бы Глеб нуждался в уточнении фамилии! Организм среагировал на виолончельный тембр быстрой мурашкой по всему телу.
Все-таки она позвонила! Все-таки всемогущему Элему удалось сподвигнуть Александру Федоровну! Хвала святому Корбусу! Определенно, это счастье – иметь такого заступника. Особенно, когда у самого дела идут хуже некуда. И ты ничего не можешь с этим поделать…
Сашины «артхаусные» портреты нанесли чудовищный удар по самолюбию Гордина. Ведь он всегда считал себя добрым порядочным малым. Его ценили на работе. Он был любящим сыном. Может, и не самым лучшим из сыновей, но, очевидно, не худшим. У него были друзья… И никто, кроме Корбус, не считал его ублюдком и подонком. А Саша считала… И, самое ужасное, что она была права… С ней Глеб будто бы становился другим человеком. Она провоцировала его на позорные поступки. Совсем несвойственные Глебу. Или свойственные? Может, Корбус разглядела в нем то, что не замечают другие? И внутри Глеба действительно живет страшный оскаленный монстр?
Если б Саша ничего для него не значила! Глеб удалил бы файлы с адскими карикатурами, убедил бы себя в том, что девчонка – злобная мстительная дрянь. И постарался бы поскорее выкинуть из головы всю эту мутную историю. Забыть даже фамилию «Корбус».
Но это было невозможно. Гордин был влюблен. И Сашино мнение о нем было важным. Самым важным. А она Глеба ненавидела… И, к сожалению, имела для этого все основания!
Может, не стоило настаивать на повторной фотосессии? Лучше было оставить все, как есть? Смириться с поражением, извлечь уроки… И затем в одиночестве залечивать больные чувства… Муть в Глебовой душе была похожа на брожение в кишках при расстройстве желудка. Жаль, что не существовало таблетки от душевных колик.
А тут еще, как назло, прицепилась бессонница! Глеб, по привычке, ложился в постель около полуночи, закрывал глаза… Но сон не шел. Мозг бесконечно прокручивал закольцованную пленку. Фильм про любовь. Его несчастную любовь. Вот первая встреча. Девчонка в короткой куртке защитного цвета. Глаза цвета кофе с молоком под крылатыми бровями. Растаявший снег в волосах. И поцелуй… Горький и невозможно сладостный. Поцелуй, изменивший Глебову жизнь. Вот незадачливая шпионка за рулем «косметички на колесиках». Съехавший набок парик, черные круглые очки в пол-лица. Смешной писклявый голос: «меня зовут Ал… Алла». А вот – студия Корбуса. Саша, занятая любимым делом. Ее завораживающий магический танец приближений, кружений, отступлений. Касания прохладных пальцев. И в итоге – голубая ссылочка, присланная в письме… А там – оскорбительное объяснение в нелюбви. Он нелюбим!
И снова все по кругу…
Забывался Глеб только под утро, в коротком тяжелом сне без сновидений. Утром, разбуженный будильником, – злой, раздраженный, с красными от недосыпа глазами он ехал в офис. И целый день ходил с таким выражением лица, что коллеги предпочитали не заговаривать с ним. Без лишней надобности. На фирме шушукались, что у коммерческого кризис. И только Злобный Червь точно знал, что происходило с боссом.
Они столкнулись возле места, что посещали все без исключения мужчины.
– Ого! У тебя, Мегабосс, такой вид, как у Волана-де-Морта. Проблемы с твоей папарацци?
– Ты видел? – мрачно спросил Глеб.
– Чо видел? – намеренно протупил Леха.
– Червячок, не прикидывайся идиотом! Ты ведь видел…
– Ну, видел… Я же все равно уже вовлекся…
– Согласен. И как? Похоже?
– По форме или по сути?
– И так, и так.
– По форме круть. Я ржал, как конь! А по сути бабские обидки. Не парься, чувачок, – утешил Глеба Леха. – Ты – самый пушистый из всех знакомых мне белых пушистиков!
***
И вот теперь Саша Корбус, сподвигнутая Корбусом, звонила ему.
– Да, – прохрипел в трубку Глеб. Голос снова изменил ему.
– Я… Я хотела… Я могу переснять. Если хочешь… Или дед может…
– Ты. Хочу, чтобы ты.
– Завтра нормально будет?
– Нормально. Там же?
– Нет, в этот раз у меня. У деда студия будет занята. Я тебе сейчас сброшу адрес…
– Не надо, я знаю.
– Ну, конечно, – тут же съязвила Саша. – Я и забыла, что ты про меня все знаешь.
По интонации Гордин понял, что война продолжается. Тогда почему Саша пригласила его к себе в квартиру? Неужели Корбус заставил? Нет, пожалуй, даже для его благотворительности это было бы слишком! Может, девчонка приготовила какой-то очередной подвох? Но одно было совершенно ясно – Саша его не боялась. Уже кое-что!
***
В назначенный час Глеб, наглаженный и начищенный, гладко выбритый, в костюме с галстуком, с букетом белых роз – вылитый жених – стоял на пороге Сашиной квартиры. Он нервничал до дрожи. Сегодня или никогда! Сегодня последний шанс. Глеб уже больше не мог рассчитывать на заступничество Корбуса. Если Глебу сегодня не удастся объясниться с Сашей и заслужить ее прощение – значит, все, конец! Но все внутри восставало против такого финала! Так не должно быть! У этой истории просто обязан быть хэппи энд!
Дверь распахнулась, едва Глеб дотронулся до кнопки звонка. Сердце сжалось от радости вперемешку со страхом.
Саша, прелестное длинношее, смотрела на Гордина с немым вопросом. Словно хотела понять, чего от него ждать? Возможно, она уже жалела, что пригласила его к себе. Страха не показывала. Но Глеб отметил и чуть плотнее, чем обычно, сжатые губы и упрямый, «бодающийся», наклон головы. Ему захотелось успокоить Сашу. Погладить по голове, сказать, что он пришел просить прощения. За все, что натворил…
Глеб растянул губы в улыбку и протянул примирительный букет. Лицо Саши на мгновение просияло. И тут же, к досаде Глеба, погасло.
– Зачем? Это же не свидание. Ты заплатил деньги, и я должна тебе портрет. В прошлый раз я… м-м-м… немного увлеклась экспериментами.
– Я заметил. Кстати, твой дед сказал, что ты сделала крутой артхаус.
– Но клиенту не понравилось.
– Да, я бы предпочел что-нибудь более… традиционное. Да, я хотел… – начал, было, Глеб. Но Саша перебила его:
– Ты проходи, осваивайся… А я поставлю цветы в воду.
И Саша скрылась за дверью на кухню. Ну, вот. Глеб пропустил удобный момент. Ладно, можно и подождать. Даже лучше подождать, настроиться… Глеб вошел в комнату.
Она была совсем не похожа на студию Корбуса. Здесь в одном помещении уживались гостиная, спальня, рабочий кабинет и студия. От гостиной представительствовали диван, кресло, книжные полки на стене. Плюс стеклянный журнальный столик. На спальню намекал тот же диван, шкаф и тумбочка, где стояла ночная лампа и валялась разная личная мелочь. От рабочего кабинета затесался стол с компьютером и огромным монитором. А студия лепилась у пустой белой стены слева от двери. Там примостился штатив с серым фоновым экраном и две стойки со светильниками. К одной из них был прикреплен черный фотозонт с золотистой внутренней поверхностью. По сравнению с размахом мастерской Корбуса, все здесь выглядело… «бюджетно». И, тем не менее, это была настоящая рабочая студия.
Глеб осмотрелся. Ему было все любопытно. Значит, здесь Саша живет. Спит на этом колченогом диване. Интересно, как? На боку или на спине? И сопит ли во сне? А за столом работает со своими фотографиями. Странно, что в комнате – голые стены. И ни одной Сашиной работы. Нет даже знаменитой «Осени нашей любви». Фотографии, благодаря которой Глеб сейчас оказался в этой комнате… А было бы приятно, если б Саша каждый день смотрела на его изображение. Хотя в «Осени» он обнимает Анну… Нет, «Осень» не годится… И уж точно не годятся «артхаусные» портреты… Каким же Саша снимет его сегодня?
На полках стояло несколько книг, и Глеб не удержался от соблазна просмотреть их. В основном это были дорогие фотоальбомы в подарочном исполнении: Нахтвей, Эрвитт, Алекс Вебб. Книга какого-то Лапина43 про фотографию. Три-четыре каталога фотовыставок… А вот и «Best of Russia», где на обложке красовалась все та же «Осень»…
Звук приближающихся шагов заставил Глеба отпрянуть от полок. А вдруг Саше придет в голову обвинить его, что он опять что-то выискивает, вынюхивает?.. Лучше не рисковать!
Саша внесла вазу с подаренными розами. Постояв несколько секунд в задумчивости, она пристроила букет на журнальный столик.
– Я хотел сказать… – снова начал Глеб. Но Саша, словно предчувствуя неприятный разговор, прервала его:
– Давай потом? Мне надо сделать свою работу…
И Глеб снова уступил. Может, после съемок Саша будет спокойней. И мягче…
– Ну, клиент, как будем сниматься?
– В прошлый раз ты не спрашивала.
– Так в прошлый раз тебе и не понравилось!
– А должно было? – не удержался от колкости Глеб.
– Ой, только не жди, что я буду извиняться!
– Я понял, что извинения – это вообще не твой стиль.
– И не твой тоже! – огрызнулась Саша. – Ладно, проехали. Возьми на кухне табурет и садись у стенки. Я пока свет выставлю. У меня свет не такой, как у Элема – постоянный, а не пыхи.
– Не что?
– Не вспышки.
– Это лучше или хуже?
– Для меня лучше, я все время готовую картинку вижу. А для тебя хуже – глаза могут устать. Ну, и немного жарко будет… Лампы накаляются… Если хочешь, можешь снять пиджак. Тебе музыку включить?
– Включи, если сама хочешь.
Саша запустила на компьютере что-то медитативное, расслабляющее. Но Глебу не хотелось расслабляться. Как в прошлый раз… Он должен сохранять контроль.
– Под эту музыку я засну. Или ты как раз этого и добиваешься?
– Не гони ерунды, – обрезала Саша. Но музыку выключила.
В наступившей тишине стало отчетливо слышно Сашино учащенное дыхание. Сегодня она вела себя как-то странно. Явно нервничала, как и сам Глеб. Но не возмущалась, не нападала… И даже ни разу не обозвала Гордина придурком. К чему бы это?
Глеб вспомнил, как святой Корбус убеждал его, что Саша к нему неравнодушна. Может, старикан и не шутил?
Глеб устроился на табурете и стал наблюдать за Сашиной работой. Сегодня она не приближалась – сохраняла дистанцию. Командовала издалека: «разверни корпус чуть больше на меня, подними подбородок, посмотри на мое правое плечо». А ведь в прошлый раз и подходила, и даже лицо трогала… Глеб был разочарован. Он решил приманить Сашу. Делал вид, что не понимает, чего она от него хочет. То опустил лицо слишком низко, то отвернулся от света…
Раздраженная его бестолковостью Саша двинулась к нему… Но Глеб прокололся: не смог скрыть довольный блеск глаз. И Саша надулась:
– Или ты делаешь так, как я говорю. Или до свидания. И нечего тратить мое время!
– А ты покажи, как надо. Иди и поправь…
– Я тебе уже сказала: смотри на мое правое плечо… Неужели это так сложно?
Стало понятно: Саша не подойдет! Упрямая девчонка! Глебу оставалось только смотреть на нее издали. И фантазировать о том, что не получилось… Как он обнимает Сашу и ощущает собственным телом все ее соблазнительные выпуклости… Как пьет горчащее от никотина дыхание. До конца, пока не оба задохнутся…
Отщелкав длинную серию снимков, Саша вдруг спросила:
– А ты можешь снять с шеи свою офисную удавку? И расстегнуть рубашку?
– Как? Совсем? – смутился Глеб. Он представил себе, как запрятанная под сорочку дикая растительность вырвется на волю.
– Нет, три пуговицы.
– Не надо, волосы на груди будут видны.
– Тогда расстегни четыре.
Вот, паршивка! – обиделся Глеб. – Она же меня дразнит! Специально выводит из себя! А ведь он обещал Корбусу вести себя прилично, по-джентльменски. Только где взять сил на джентльменство, когда девчонка провоцирует его? А Глебу так хочется притянуть Сашу к себе, завладеть ее губами, и… будь что будет! Что она сделает, если он на нее набросится? Расцарапает лицо? Или со всей дури саданет коленом в пах? От нее всего можно ожидать!
Тем не менее, Глеб сделал то, о чем просила Саша. И порозовел, когда она в упор уставилась на курчавые черные волосы, щедро покрывавшие его грудь.
– Отлично! А руки тоже волосатые?
Глеб обреченно кивнул.
– Ши-кар-дос! Так. Теперь развернись в пол-оборота и начни закатывать рукава рубашки. Только очень медленно. И как только я скажу тебе «ап!» – быстро вскинь глаза на меня. Понятно?
Еще бы не понятно! «Ап!» Так обращаются с лохматыми дрессированными животными, когда больше не боятся, что они укусят. Глеб принялся яростно закатывать рукав. Глаза его метали молнии. Прядь, выпавшая из аккуратной прически, повисла над вспотевшим лбом. И когда раздалась команда «ап!», Глеб резко поднял голову и бросил на Сашку взгляд, в котором гнев мешался с обожанием.
– Класс! – воскликнула она. – Теперь еще раз то же самое.
Глеб пробормотал себе под нос ругательство, но повторил еще раз и еще, и еще… От кадра к кадру он все больше накалялся. А Саша казалась все более довольной.
– Вот! Круто! Темперамент так прет! Еще раз. И правое плечо немного опусти.
Когда Глеб последний раз вскинул голову по команде «ап!», девчонка удовлетворенно улыбнулась и сделала шаг назад. При этом она неловко переступила ногами, зацепилась за змеившийся по полу провод, и потянула его за собой.
