Соизволением твоим. Избранное
И только слова разбросались
ветрянкой по пустоши,
в которых ещё что-то теплится, греет нутро.
Зима не приходит одна,
и не кончится в пятницу,
и мечется ведьмой любовь, исчезая в мирах
полынь
Пропах полынью дом твой тихийв часы луны ущербной, властной,где твёрдость слов, когда-то милых,толчёным льдом валилась навзничь,и каждонощно – вдох, как выдох,питался горечью помятойсухих бутонов эстрагона —так одинокость уст дрожала.Стучали аквилоны в спину,босые ноги мчались к водам,и чёрный карлик в жёлтых точкахслепил глаза своим приходом.Целуя дно ручья живого,слезами воду отравляя,смывала слой полынной тиши —застывших дней, где света мало…твоя полынь – моя отраваувечье
новорождение ночей душевной практики деталь но каждый раз сухой глоток её прохладен к увечью лирика широт и россыпь ветреных смешков пересыщение тоски в закат упавшей извне тринадцатых удач тотально прошлой ерунды пылает пятый элемент горчащей боли в изменах воздуха торчит перегостившая оса очей поблекшее стекло хрусталь тончайший
под фантом
Неугомонные чувствительные сны, когда в них не прощаются обиды,а в шорох новостей ненужных истинстучатся вновьзаплаканные дни.В бокале виден горизонт без солнца, в бургундский цветокрашены мечты,в углах холодных комнат нету бога, и сердце изнывает от тоски.Бежать из тьмы во тьму, скрывая страхи,нелепо так же, как рыдать без слёз.Изнеженные чувстваумирали,закрашивая суриком порок.Пропахли горечьюослепшие желанья,и время спуталосьс кривою бытия,доверье враг искусственному счастью,когда любовьпод фантомиз стеклаутро
На тысячи снов разбросалось двуглазое утро
в туманной слюде под моргающим веком моим,
здесь каждая вещь на асфальте вчерашнего блуда
куда-то спешит исчезать, пряча тени в изыск
ещё недоспелого инея в сонме деревьев,
в изнанке домов, в неуклюжем движении ног,
в стучащих по рельсам, усатых и старых трамваях,
и в душах простых слабостойких электростолбов.
Здесь звёзды пропахли полынью шаманских угодий,
здесь осень шныряет обычно в лиловом пальто,
отсутствует юг и пришибленный вдох несвободы,
здесь птицы клюют пустоту с одиночества рук.
А мне через взгляд бледнолицего солнца в наколках,
мерещится счастье у пяток морского пупка,
но тянет тоска за рукав черепашьего бога,
который меня потерял на родных островах
одинакоко морозно
Как стать хоть немного заметнее жизни,
чуть больше травы, разбросанной в степях,
чуть меньше теней проползающих туч,
как имя своё называть, если негде
его говорить?
Преломляется слух
в неволе ощущение свободы,
как плюс бессмысленный.
Внутри иммунитета нет.
Полно людей, из них две трети – мифы.
Вещей не счесть, как и пророчеств
реинкарнации души.
Глаза небесных одиночеств постыло
жертвенно красны.
Всё невпопад.
И обречённость ожиданий,
на дне послушная глубокость,
а дно ветрами вознеслось.
И сны на ощупь моря холоднее,
как кровь у жителей прибрежных хуторов,
постскриптумы камланий и творений,
да ижицы обвёрнуты в метель.
Ещё невосхищённой простотою
ужалена кандальная земля,
передаются мысли какатоний
от птиц, недолетевших до тепла.
Затягивая прошлого петлю
на пульсе растревоженного мира,
сквозь жёлтое искрятся холода
и тянется безгранная долина,
из многодневных звуков мостовых,
тончатся неигральные аккорды,
по будущему ходят сторожа
и белотолстохвостая особа:
мне имя с ней своё произносить,
а звать нас одинаково морозно
живые
Кто ты? Моя минорная тень, скользящая рядом и спотыкающаяся вместе со мной, артистически кривляющееся пятно, в котором нет непроглядности и правильных очертаний, всегда беззвучное и изредка исчезающее под прямыми лучами света.
Кто я? Твоё перевоплощение, которому ты поклоняешься и благодаришь за своё существование, позволяя любить и играть воображением без рельефных оттенков, твоя временнАя синхронизация в ароматах моногамии.
Кто мы? Субстанции вселенной, в которой все равны, но разные – по линиям рук, рисункам на лицах, по лабиринтам, где прячутся желания… Мы те, которым снятся сны, происходящие от былого и состоящие из будущего, но мало что значащие для того, чтобы дышать свободно.
Не хочу рожать умирающие мысли – зачатки от «ничего», не сумею быть матерью «не своих детей», не буду четвёртым состоянием сознания и плакать, тыкаясь в рваные жилеты потому, что это бесполезное действие, приводящее к никчёмности. Ты будешь умирать счастливо и возрождаться вновь, чтобы быть моим повторением, позволять себе ползти со мной для того, чтобы другим снились сны с содержимым настоящего.
Мы живые
я зима
Нет меня в тишине,не видна.Я под слоем пергаментной стружки,и вовнутрь унылые ангелывозвращаются,словно с прогулки.Есть вчерашние дни под надгробьем,сверху вмятины две —от следов,и засохшие листья от прошлогообдуваются розой ветров.В пустоте обескровлены стены,тени сущностей что-то бормочут:я для них, как предметсовершенный,едкий ком среди масс одиночек.Сон в проветренных мыслях,сугробы,и предчувствие долгих молчаний.Я зима.И уставшая вьюга.Рассыпаюсь в себе снегом мрачнымсличение
всё сличается со мною рань на небыль наползает бог под инеем щекочет нервы ясеневым снам зга качается дугою от востока уползая инженю ловца на звёзды бубен в солнцевых руках человеческого счастья больше мне уже не надо жить не больно во вчерашнем исчезать в бессонье нег хватает сопряжённых перекрашивая охру на молчания степные не со мною стыни слов обусловленной печали дно под белым глубже зло исчезает праха древность неисполненность предчувствий свет не терпит поражений снег по робкому хрустит
там, где флейта
Как жаль, что тем,
чем стало для меня твоё существование,
не стало моё существованье для тебя (с) И. Бродский
Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование,
не стало моё существованье для тебя.
Под костью рёберной теперь лишь рёв дракона,
и птицы пролетают надо мной, роняя перья.
Цветущие вишнёвые сады в годах остались прошлых,
а в нынешнем – засеян пруд унылой ивой,
в реке луна не омывает свои руки —
она в ладонь уже не ляжет солнцем.
Из слов торчит букет калёных игл,
речь умирает на губах,
и краски гор в закатах стали тусклы —
так происходит при великой смерти,
так происходит при великой жизни.
Я полностью снимаю свою кожу
и оставляю голым естество
в день ветра, в день союзов между небом
и краем неиспорченной земли —
на ней молчат все вековые камни
и море убегает от воды.
Здесь нахожу огонь по дыму,
в нём опаляются мечты,
и пусть —
глупее только сны под утро.
Откуда я пришла – туда уйду,
осталось только вспомнить,
где звучала флейта
под материнской грудью
в местах единственного
подлинного дома…
И книгой недочитанной сгорю
***
Закрыть бы городу глаза
с излишней дозой пустоты,
изъять из времени песок,
в котором дни болеют снами,
где тени бьются в потолок,
и в лихорадке бредят дали,
необнажённое дрожит
под спящим солнцем,
или пьяным,
где облака, касаясь крыш,
перерождаются
в туманы.
Закрыть бы городу глаза —
не позволять
смотреться в окна,
чьи стёкла чувствуют закат
под тихий шелест
звёзд морозных,
и танцевать
в бессонных стенах
под песни ангелов
простывших,
творивших море
в чайной кружке,
в которой
утопают мысли,
где в тишине
не слышен отзвук
от хруста
прогоревшей спички.
Закрыть бы
городу
глаза,
которому
ты был
не нужен
***
Позволь мне думать о тебе, пока со мною шепчут будни,
пока в чужих объятьях цепких не засыпаю пополудни,
позволь любить, скучать и грезить, врезаясь в лето, посекундно,
пока я с богом не ругаюсь за непопытку – рук коснуться …твоих,
и чувствовать свободу в желаньи – быть твоей любимой,
пусть не надолго, а на время узнать, что значит быть счастливой
за щекоткой
в порослях глубокого леса рукотворного
исключённой точкой без вести теряюсь
всё ненастоящее под холодным ворохом
высоты оторванность, перекличка нег
свет уходит сломлено в чёрную посудину
недоговорённости стёрли имена
хладнокровность выдохов больше не оскомины
ходят слухи по ветру, метены края
за щекоткой нежности чёрствая прогалина
времени гранильщики щепетильно лгут
вспыльчивое красное трепетом обвёрнуто
мало необъятного, одиночен стук
ночь разбитая
ночь разбитая бочка дёгтя
ветра щип несинхронный земля
чёрствая росы морозные
упокойная неба возня
одуванчик белой щекоткой
вне событий и моды тоска
раскаталась по тиши тонко
тешит леший молвою леса
истощились размякли дали
об разбитое солнце трёхстах
полюсах одиночеств скомкан
вой в тридевятом царстве пустошь
волчья чахнет в ненавистности
у меня сердце свёрнуто не
в клубочек а повёрнуто на
тебя смотрит стаями птиц как
холодно между звёзд и одной
меня нет среди таинств Бога
меня нет без Него у тебя
живая тишина
Привыкаю к другой тишине,от неё ничего не болит,в ней на ощупь прохладная тьма,неба гель, три колючих звезды,лунный воск, дым курящих комет,вечный хлам, купидоновый чих,два крыла постготических вёсени о смерти один черновик.Привыкаю к живой тишине,А за ней – только Он,только тыроссыпь до ижицы
Всё, что сказано с этой минуты,
обратится в предзимнюю чушь.
Как всегда, выхожу безоружной
с пыла жизни, да в смерть захожу.
Человечески зябко на голом,
снизу скучный бредовый мирок.
Прикурила луна от заката,
вся застыла, как небный сугроб.
Не дышу на присутствие тени,
тень же легче и тоньше ночи,
по привычке считаю мурашки,
да и их не осталось почти.
Истощилась до ижицы радость,
по следам отстучало зверьё,
на просторе одна лишь отрада:
б е л о д и к о е б ы т и ё.
Сны не ходят налево и вправо:
подустал проводник временной,
и мерещится тундра за краем,
а по центру – мой дом островной.
Приходи, будешь гостем, не бойся,
здесь не холодно, здесь ничего,
только я – нулевой миллиметр,
россыпь ломких снежинок ещё
молчание
Знаешь, а мы ведь бессмысленны,потому что короче жизнии короче слов,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
