Она удрученно промолчала.
– Ты не молчи, Сим, ты рассказывай, что за человек такой, откуда взялся? Кто познакомил-то вас?
– Ромка, – выдавила она из себя, и вдруг ее как прорвало: – Его Леней зовут, правда, красивое имя? И знаешь, он такой высокий, сильный, а глаза голубые-голубые. Вот только рыжеват малость. Но это ничего, не страшно, а так симпатичный очень. Он мне туалетную воду подарил, французскую, в такой красивой коробочке, дорогая!
– А работает он кем?
– Не знаю, – беззаботно пожала она плечами.
– Ну вот, самого главного ты и не знаешь. А замуж он тебя звал?
Симка порозовела и потупилась.
– Не звал, но намекал.
Бабулька моя обычно по утрам редко бывает разговорчивая, а нынче и вовсе как воды в рот набрала. И на расспросы не отвечает, вон губы-то как поджала. Господи, твоя воля! Ведь сегодня же день рождения моей мамки! Как же это я забыла? Теперь мне понятно стало, с чего это бабка так пристально мою физиономию рассматривала.
– Ну, уразумела, наконец?
– Ой, вспомнила, баб, вспомнила. И что делать мне теперь, а?
– Ну вот! – опять осерчала бабка. – Твоя мать – твоя и забота, думай.
– Так разве я отказываюсь от нее, баб? Конечно, она моя мать, и я люблю ее, ты же знаешь. Эх, кабы она одна была, или хоть с другим кем, то я бы уж побежала сразу, но ведь в доме этот гад обретается, как же мне идти-то туда?
– Если бы да кабы, то росли бы во рту грибы, – проворчала в ответ бабка и вздохнула, отвернувшись. – Так не пойдешь, что ли? Не то я пирог испекла бы, а ты снесла бы ей, ведь мать она тебе все же.
Я силилась удержать подкатившие слезы, потому только головой покачала.
– Ну ладно, ладно, – услышав мое подозрительное шмыганье, пошла бабка на попятный. – Истинная твоя правда, хоть и притих он немного, только напьется ведь сегодня, зверь-то из него наружу и полезет, тогда уж беда, коли под руку ему подвернешься. – Бабка закончила свои показательные выступления, подняла крышку большой желтой кастрюли и потянула носом. Кастрюлю эту она использовала всегда как квашню, и я выпучила глаза, увидев в ней уже подошедшее тесто.
– Чего это у тебя, бабуль?
– Тесто, – спокойно пояснила та.
– Да я и сама вижу, что тесто. Зачем ты его завела-то? Я же сказала, что не пойду, значит, не пойду!
– И что же, теперь выбросить его прикажешь или как? Пробросаешься! Пирогов напечем, сами натрескаемся, да оглашенной своей снесешь. Ее мать уж сколько годов не пекла, некогда ей, все скандалы скандалит.
Бабка начала возню с тестом, а я ушла белье полоскать. Когда же вернулась, в зале на столе стояла большая миска пирогов с картошкой и грибами, изрядно сдобренных жареным луком, самые мои любимые! Но все же что-то не так уж их было много, я ожидала больше. Любопытствуя, заглянула в кухню и увидела, как бабка ставит в печурку аккуратный круглый пирог. Заморгала глазами и немедленно смылась. Ох, горе горькое, что делать? Хоть надвое разорвись! С бабулькой мы больше ни о чем таком не говорили, занятые домашними делами, но вечером занесло меня на кухню водички попить, с обеда во рту все горело, и я увидела пирог. Он гордо красовался на лучшем бабкином блюде, обмазанный земляничным вареньем и сверху еще обсыпанный крошкой. Просто загляденье, а не пирог! Поглазев на это чудо кулинарии, я глубоко вздохнула и пошла переодеваться. Переодевшись, накрыла пирог чистой марлицей и направилась к выходу.