Делиец

Он не любил смазливых вертихвосток. Не любил говорливых и глупых женщин. А эта, судя по всему, была и той и другой, и третьей одновременно, если вспомнить всех этих мужиков на пляже, скользкими взглядами полирующих ее округлую, лоснящуюся от крема и еле прикрытую трусами купальника задницу. Чувство такое, что она нарочно провоцировала их всех, а потом по-детски удивлялась, почему один из них решил поразвлечься с ней в недостроенном корпусе!

При мысли обо всех этих мужиках, вожделевших ее, у него закипала кровь. Хотелось их всех убить! Хотя при взгляде на ее округлости кровь закипала еще быстрее.

И потом эта ее склонность к самолюбованию. Она приволокла с собой маленький штатив, нанизала на него самую дешевую на свете камеру-мыльницу и прилаживала эту конструкцию на каждую поверхность, чтобы себя сфотографировать.

Что она потом собиралась делать со всем этим архивом однояйцовых фотографий? Ой, смотрите! Вот это я, с видом на залив. А это я с видом на залив, но корабль на заднем плане уже отплыл. А это я с видом на залив, корабль на заднем плане уже отплыл, но приплыл другой. Это так потрясающе!

Можно подумать, кому-то было интересно рассматривать терабайты фотографий никому не нужной тетки из никому не нужной поездки с видом на никому не нужный корабль.

Тем временем она подошла к выпуклому зеркалу, призванному предупреждать водителей об опасности на слепом повороте, и наставила камеру прямо на свое отражение. В блестящей зеркальной поверхности он увидел ее ухмыляющееся лицо и себя позади.

– Эй, что ты делаешь? Убери камеру!

Вне себя от возмущения он подошел к ней и вырвал «мыльницу» из рук. В неравной борьбе мыльница выпала и, упав на натертый шинами асфальт, погибла смертью храбрых.

Рядом раздалось приглушенное всхлипывание.

– Что такого я сделала? Я всего лишь хотела интересную фотографию! А теперь что? Ты разбил мою единственную камеру!

– Я куплю тебе новую. А пока что я сам буду тебя фотографировать, – отозвался он.

После чего поднял с дороги камеру-героиню, вытащил из ее растерзанного тела карточку и пренебрежительно швырнул фотоаппарат в ближайшую мусорку.

– Никогда больше не фотографируй меня через зеркало. Никогда, слышишь? И вообще, если ты хочешь подружиться с госпожой удачей, тебе следовало бы перестать столько фотографироваться. Потом, наверное, ты друзей в социальных сетях осчастливить пытаешься этими снимками, так ведь? Судя по тому, сколько «радостей» навалилось на тебя в последнее время, ты у нее не в фаворе, и уже давно.

Они вновь замолчали и поднимались в полной тишине до тех пор, пока не достигли вершины холма, где возвышались руины старого замка.

Как оказалось, Делияр не только суеверный противник фотографий, но еще и потрясающий экскурсовод. Почти два часа он водил ее вдоль крепостных стен, рассказывая про историю крепости с самого момента ее постройки в 13 веке, про жителей, обосновавшихся за высоченными стенами, про пиратов, прятавшихся в Аланье когда-то, и про Оттоманскую империю, наводившую страх на весь мир.

Некоторые моменты казались ей спорными, например, он утверждал, что в крепости 14 башен, в то время, как табличка, заменявшая часового у входа, обещала целых 140. Они так неподдельно увлеклись разгадыванием загадок старинных руин, что и не заметили, как солнце лениво перекатилось на другой бок и наметило свой путь к западной линии горизонта.

– Не устала? – после осмотра артефактов истории он вновь вернулся к тому по-кошачьи ленивому состоянию, в котором она его впервые и увидела. Казалось, их утренние недоразумения растворились, не оставив на прощанье даже осадка.

Она отрицательно покачала головой.

– Я проголодался. Ни крошки не съел с утра. Смотри, какой-то интересный ресторанчик внизу. Заглянем?

Едва они уселись за столик, как к ним подошел официант. Они взяли по порции чечевичного супа и восхитительного салата кысыр от шеф-повара, а на десерт Наташа заказала шарик фисташкового мороженого.

Ей не давало покоя то, что он сказал ей утром. Раньше бы она назвала это предрассудками, которым столько же лет, сколько древним крепостным стенам, окружавшим их.

Но сейчас она стала отматывать ленту воспоминаний назад и призадумалась. Ведь как странно выходит. Она всегда любила фотографироваться. А когда в моду вошли социальные сети, полюбила вдвойне. Всегда приятно утереть нос бывшим одноклассницам, которые в школе уводили у тебя парней. Когда она вышла замуж за Джона Хоггарта, ей не завидовал только ленивый. И она упивалась своим превосходством, с удовольствием фотографируя себя, беременную, во всех ракурсах. Она вспомнила, как не могла налюбоваться на маленькую Алису, когда только стала матерью. Ей хотелось, чтобы и ее виртуальные друзья тоже порадовались этому маленькому комочку радости, свитому в пеленки и перевязанному бантом, словно подарок.

Это и был ей подарок, подарок от Бога, который он дарил всем матерям, кому-то перевязывая голубой лентой, а кому-то – розовой. Алисе было всего три месяца, когда она впервые поняла, что что-то пошло не так. Наверное, Делияр прав. Не нужно было так обильно делиться с людьми своей радостью.

Все это время, пока она витала в облаках воспоминаний, Делияр медленно попивал кофе и не сводил с нее глаз. Потом вдруг осторожно взял ее за руку. От неожиданности она вздрогнула.

– Расскажи о себе. Почему ты здесь?

– Я? Мммм…. Я…домохозяйка. У меня двое детей, и нас недавно бросил муж. Просто выставил за дверь и все, ну, знаешь, как это бывает. Поэтому мне пришлось поехать сюда, чтобы заработать денег. Все просто, никакой мистики.

Она нервно хихикнула.

– Зачем ты мне врешь?

– Почему же вру?

Не говоря ни слова, Делияр встал со своего места и подошел к ней, пристроившись за спиной. Он положил ей руку на спину где-то между лопаток и медленно провел вбок. Потом вернулся, сел и заглянул в глаза, хотя ей показалось, что взгляд этот вонзился ей прямо в душу. Затем он снова взял ее ладонь и зажал в своей.

– Ты не домохозяйка. И никогда ей не была. Ты сейчас и вправду нуждаешься в деньгах. Но не потому, что муж ушел. Не поэтому. Кто-то болел у тебя в семье. Смерть. Я вижу смерть. Раньше все было хорошо, а потом удача отвернулась от тебя.

Она резко выдернула руку, взяла с соседнего стула сумочку, рывком вскочила и выбежала вон. В розетке с недоеденным фисташковым мороженым осталась плавать вафельная трубочка.

Он подозвал официанта и расплатился, а затем побежал догонять свою спутницу.

Нагнав ее уже у спуска, он вновь схватил ее, не давая пройти.

– Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе незачем носить это все в себе. Говорят, облегчи душу, и пройдет. Ну же! Разве после всего, что я для тебя сделал, я все еще не заслужил права называться твоим другом?

Она всхлипывала какое-то время, а потом всхлипывания усилились, пока не превратились в рыдания. На них стали оглядываться люди.

Поняв, что признания сегодня он так и не добьется, он обнял ее, прижав к себе.

– Слушай, а пойдем-ка сходим в Кызыл Куле[4 - Красная крепость. Достопримечательность города Аланья. (прим. авт.)]? Она же совсем рядом.

И не дожидаясь ответа, потянул ее за собой.

Купив билеты, они прошли в укутанную в полумрак башню.

– Как здесь красиво! – вымолвила она почти шепотом.

Они гуляли внутри, поднимались по крутым лестницам, ходили вдоль стен, любовались красотами старого города, пока неожиданно не полил сильный дождь.

Дождь был удивительно редким посетителем в этих краях, и, как и подобает столь долгожданному гостю, пришел с кучей подарков в виде острозубых молний и громогласных раскатов, а также ушата воды, которым щедро окатил незадачливых посетителей крепости.

Пока Делияр и Наташа спустились с крутой лестницы и добежали до ближайшей укрытой кирпичом бойницы, они промокли до нитки.

Бойница оказалась слабым утешением, и продрогшая Наташа, ускользая от мелко бившей ее дрожи, инстинктивно подалась вперед.

Делияр, не силах больше сопротивляться нахлынувшему на него безумию, обнял ее и ласково прижал к себе, легонько касаясь губами ее промокших волос.

И это было именно безумие, о чем он прекрасно знал. Несмотря на все видимые нестыковки, его сильно тянуло к своей спутнице, сильнее, чем он мог предположить. И это было не только то, о чем обычно думает любой мужчина, прижимая к себе красивую женщину. С ней он чувствовал себя очень спокойно и как-то уютно, что ли. Как будто вновь вернулся в свой дом, не видевший его десятки лет.

Все жизненные бури были ему нипочем, пока он вот так стоял, держа ее за плечи. Он уже переживал похожее чувство однажды. С другой Наташей и в другой жизни, но переживал. Еще до того, как жизнь продала ему билеты на свой спектакль из дерьма и грязи, определив в нем роль не зрителя, а самого активного участника.

И это объятие означало лишь одно: если он не остановится прямо сейчас, он вываляет ее в этой грязи вслед за собой.

– Мы должны немедленно убираться отсюда, – глухо пробубнил он, – иначе мы окончательно замерзнем и простудимся. Вот, глотни это, оно поддержит твои силы до горячего душа.