Властию Его, мне данною… - читать онлайн бесплатно, автор Елена Владеева, ЛитПортал
bannerbanner
На страницу:
2 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Хоть самый простой – вот Кузьминична предупредила, что священник обязательно спросит, делала ли она аборты? Детоубийство – грех, с этим не поспоришь. Но случаются же безвыходные ситуации. Если бы Стас не достал ей хинный порошок – как бы выкручивалась? Тогда о ребенке нельзя было и думать. В той ситуации… Хотя она не стопроцентно была уверена, что залетела, но ждать не рискнула. Хотя при таком шоке и серьезный сбой мог случиться. Как во время войны у бабушки, когда она, двадцатилетней вдовой, оказалась в чужом городе одна с маленькой дочкой. Но если Неля тогда не ошиблась, сейчас их ребенку шел бы седьмой год, будущей осенью в школу…

А спрашивают ли мужчин на исповеди – они когда-нибудь вынуждали своих женщин идти на аборт? Что-то сомнительно… Как несправедливо устроено в мире, как мучительно женщины должны расплачиваться за похотливость мужчин, во всех смыслах – и телом, и душой. Да еще полностью социально зависеть от них. От того же графа Толстого его Софья Андреевна родила двенадцать или тринадцать детей, и кажется, пятерых похоронила. Какую психику надо иметь, чтобы пережить, когда на твоих руках умирает ребенок, а ты ничем не можешь ему помочь, в "скорую помощь" не позвонишь.

Когда-то в журнале прочитала о жизни воздушной красавицы Струйской, что на известном портрете Рокотова – так она родила от полубезумного мужа чуть ли не восемнадцать детей! А жена кого-то из восточных правителей, в память которой построен мавзолей Тадж-Махал, умерла, рожая четырнадцатого ребенка. И кто-то имел наглость назвать женщину "сосудом греха" и веками это повторять!

Помнится, что во время обряда крещения, где рядом за резной загородкой стояли некоторые мамы, священник читал очистительную молитву, положенную женщинам после родов, о необходимости которой в то время почти никто слышал. В смысле "человек зачат в грехе и рожден в мерзости". Матери, значит, осквернены, им сорок дней нельзя посещать храм, а отцы сплошь белые и пушистые? То есть рождение ребенка – благодать и дар Божий, а способ его появления на свет настолько постыден и греховен, что и перед Богом предстать невозможно?

Хотя, если признаться, Нелю коробит при упоминании о многодетных семьях священников. Конечно, она давно не маленькая, не ханжа, и все это дело житейское – "плодитесь и размножайтесь", но просто жены батюшек абортов не делают. А сами они не предохраняются. И как представишь сексуальную невоздержанность того, кто перед алтарем… Глупая мысль, но почему-то неприятно. И такой пастырь еще будет меня вразумлять? Нет, увольте. Хотя и лицемерие католического безбрачия ничуть не лучше.

* * *

Заодно вспомнилось, как мамина знакомая рассказывала о своей попытке исповедаться, тоже в первый раз в жизни. Пожилая смущенная женщина, запинаясь, начала что-то говорить, а молодой священник в джинсах, торчащих из-под рясы, эдакий "ускоренного выпуска", резко прервал ее: "Ограбила? Убила?" Она ошарашенно: "Да Вы что?!!" – "Тогда зачем пришла?" Понятное дело, что в церковь она больше ни ногой.

У самой мамы тоже была ситуация. Однажды в родительскую субботу, но уже после службы, она зашла помянуть бабушку и погибшего в войну отца. А в той церкви была небольшая икона Матроны Московской, нельзя сказать «чудотворная», но очень непростая икона, даже удивительная, она будто отзывалась на обращенную к ней молитву. То на долю секунды почудится, что незрячие глаза Матроны понимающе взглянули на тебя, то неуловимым движением руки она, словно благословляя, утешала.

И вдруг мама видит, что любимой иконы нет на своем месте. Она очень расстроилась, и поставив свечки за упокой родителей, обратилась к женщине в свечной лавке. Та немного замялась, а потом сказала, что икону убрал настоятель, вроде не по канону была написана – блаженные должны изображаться только в профиль. Хотя мама сама видела в монастыре Переславля-Залесского такую икону с фронтальным изображением, причем большую – к ней подходишь, как будто к человеку в натуральную величину. Вдруг сбоку вышел священник, мама к нему – куда, мол, делась икона Матроны? А то поговорить с кем… Он посмотрел насмешливо: "А вы что, с иконами разговариваете?" И мама вконец оторопела…

Но самое большое недоумение это невозможность помолиться Богу-Творцу. В православных церквях не существует таких икон, если не считать Троицы. Конечно, это красиво по композиции, но ведь чистая придумка людей – "единосущного" Бога разделить на трех ангелов. Неля даже расспросила Анну Кузьминичну, и та сказала, что в старину были иконы Бога-Отца с Младенцем Христом, но их запретили при патриархе Никоне, и если они где-то сохранились, то лишь у старообрядцев. А Христу, насколько можно понять, посвящены иконы двух видов – сидящего в полный рост с книгой, как здесь; и лик Спаса, изображенный как бы на куске полотняной ткани. И еще есть иконы, которые выносят в дни церковных праздников.

Зато повсюду множество икон Богородицы – молись на все случаи жизни! К ним люди в основном и обращаются. Все-таки Богородица была земной женщиной, и кажется, что она человечней и добрее, лучше поймет наши печали и не будет осуждать слишком строго. А сколько посвященных ей храмов построено за века! И даже в честь икон: Казанской, Иверской, Донской, Тихвинской. И еще в честь многих святых, мучеников, праведников – но все же реальных земных людей. А храма Богу-Творцу нигде не встретишь.

* * *

Отца Николая все нет и нет… Неужели что-то случилось, и ее старания дойти до исповеди были напрасны? Вдруг выйдет и скажет, что у него непредвиденные обстоятельства и всех принять не успеет. А она-то, как примерная отличница, купила молитвослов, три дня реально постилась, читала утренние, вечерние и несколько раз все положенные перед исповедью молитвы.

И непременный Псалом 50 – "Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня. Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешил я, и лукавое пред очами твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре твоем и чист в суде Твоем. Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя. Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица твоего, и Духа Твоего Святого не отними от меня." Хотя, по правде говоря, против этого самобичевание душа восставала. Наверно, у царя Давида были причины так расстилаться в словах, не согрешивший правитель – большая редкость, недаром он поминает свои беззакония… Только при чем здесь она, Неля? Но раз отец Николай велел, значит, надо приготовиться по всем правилам, кого обманывать?

После той первой службы Анна Кузьминична крепко взяла ее за локоть, подтолкнула к скамье у стены, и уходя, просительно сказала: "Только ты не убегай, обязательно дождись отца Николая! Сначала поговори с ним, он подскажет, что нужно сделать и когда прийти." Неля послушно досидела и с дрожью в коленках подошла ближе вместе с другими женщинами, когда священник появился из боковой дверцы возле алтаря. Строгим взглядом отец Николай обвел всех исповедников, и взглянув на Нелю, безошибочно подозвал ее властным жестом: "Первый раз на исповеди?" Она проблеяла "Да-а…"

* * *

Неожиданно отворилась та же боковая дверца, и появился отец Николай. Но не один – следом вышел второй священник, кажется, довольно молодой. Правда, он смотрел вниз, как будто смущенно, и в полутьме лицо трудно различить, но у Нели жгучим спазмом перехватило дыхание – не может быть! Черти-что уже мерещится… Отец Николай обернулся к молодому, тихо ему что-то сказал, поцеловал в щеку и широко перекрестил, благословляя. Тот склонил голову и почтительно приложился к его руке. А отец Николай, ни на кого не взглянув, сразу пошел к выходу – неотвратимо оставляя их всех, ждавших его… Неле почудилось общее, еле слышное "а-ах…", грустно повеяло разочарованием.

А священник, встав перед иконой, уже произносил молитву перед началом исповеди, тихий голос был едва слышен. Неужели и он, судя по очевидной неуверенности, делает это первый раз в жизни? Какое непоправимое, печальное совпадение… Вернее, горькая подмена, ведь она шла к отцу Николаю. Или это коварный, на все случаи употребимый "враг" очередной раз ей вредит? Одна из женщин встала, и сокрушенно качая головой, поплелась к двери. Значит, и она со своей проблемой приходила не к Богу, а просто к человеку. Хотя предполагается, что люди здесь должны не советов просить, а каяться перед Богом. Но тогда зачем требуется откровение со священником? Ведь каждый мог бы напрямую обратиться к Творцу, который всех видит, надо лишь не прятаться за своей гордыней. Разве не верно?

Вконец опустошенная Неля стала прикидывать, как бы поприличней ускользнуть, пройдя мимо всех. Но тут, дочитав молитву, священник повернулся к исповедникам, и свет упал ему на лицо… Стас!!! Ударной волной боли Нелю отшвырнуло в незабытую осень, в ту семилетней давности пытку, искалечившую ее навсегда. В черный омут, что до сих пор затягивал в свою бездонность радости сегодняшнего дня и все никак не мог насытиться. Оледеневшие ноги приросли к полу. Такое с ней однажды было… Когда, не решаясь сказать прямо, Стас раздраженно петлял, словно отводя от заветной норы и ускользая от Нелиных молящих глаз. А сам безжалостно подталкивал ее к пропасти, и окончательно добив, избавившись от обузы, неловко потупился, не желая видеть – что там внизу от нее осталось…

Неля отшатнулась за спасительную колонну и в полуобмороке, тряпичной куклой рухнула на колени, бессильно ткнувшись лбом о каменный пол. "Господи, спаси и помилуй! Не дай сойти с ума…" Вонзившись иглой в сердце, прошила резкая боль. Неля охнула и, закусив губы, с трудом поднялась на ноги. Сердце удушающе колотится в горле, и голова кружится, но опереться не на что. А сзади тихое шарканье… Невесть откуда взявшаяся церковная старушка ходит между подсвечниками и тушит свечки, собирая их в картонную коробку. Подойдя к ней, дрожащим голосом спросила: "Простите, как зовут этого священника?" – "Отец Алексей." Ох-х… Слава Богу, это не Стас. Бывает же такое убийственно сходство! Почти сознание потеряла…

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы унять колотящее сердце, она с опаской выглянула из-за колонны, на всякий случай прищурив веки, чтобы снизить четкость зрения. Отец Алексей стоял боком к ней, и чуть склонив голову, слушал женщину, утиравшую глаза скомканным платком. Нет, это явно другой человек, он и выглядит на несколько лет старше, ближе к сорока. Хотя даже короткая борода всегда прибавляет возраст. Но ведь имя совсем не его – Алексей. И слава Богу…

Осторожно ступая, едва дыша и глядя лишь под ноги, она почти прошла мимо священника, как вдруг он сдержанно кашлянул. Неля невольно вскинула голову. Этот звук, этот жест и руку, прикрывшую рот, с сильно отогнутым большим пальцем, невозможно спутать ни чьей на свете – Стас! Превратившийся в отца Алексея… Почему она не теряет сознание? Удар хлыстом… Но ни обморока, ни ватных ног – только видит его мгновенно оцепеневшее лицо. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, и Неля все еще была жива. Стас как-то судорожно дернул щекой и опустил взгляд.

* * *

Как в туманной, вязкой одури вышла из церкви в промозглую темень переулка. Ни пятнышка цвета, только чернота и серость растекшейся тушью… Слезная морось с неба, снежный кисель под ногами. Пропали сапоги, жалко… Хоть не новые, еще в Лужниках на ваучерные деньги купленные, но "родные" немецкие. Еще и под дождь угораздило попасть. Декабрь, называется. Все одно к одному, такой день… И погода плачет. Господи, о чем я? Курица с отрубленной головой еще вполне резва… Будь она мужчиной, просто сказала бы себе: теперь я совершенно свободен. Но она женщина и значит – абсолютно одинока.

Брела, опустошенная до тоннельной гулкости… До наркозной оледенелости. Спасительно пригвожденная к обрывку мысли "значит, вот так… вот так…" Еще не способная осознать, додумать до конечного, решающего предела. Спасительная кромка дамбы, сохраняющая рассудок. И какая везде тоска… Три чахлых фонаря на весь переулок, тусклые стекла убогих магазинчиков, каких-то забегаловок. И глупая, жалкая претензия "новых русских" – давать английские названия своим балаганчикам. Примитивный обман, потуги выпрыгнуть из самопальных штанов. И всем хочется бесплатного сыра, и все верят в чудеса – от МММ до Кашпировского. Суетливая мышиная жизнь кипит вовсю, хотя и пристрелить могут легко.

Жизнь… Зачем? Еще раз головой о стену? У нее что, на лбу крупно написано "здесь приголубят любого подонка"? В церкви была последняя надежда утопающей… Но неужели Богу угоден такой служитель? Даже имя сменил, будто следы заметал. Седая женщина там перед ним плачет, ее он тоже презирает или снизошел к возрасту? Домой! Скорей домой! К маме, на их маленькую теплую кухню. И горячего чаю, и мурлычущую Мусю на колени… Я выживу, еще раз выживу.

А если вконец обнаглеть, как Стас, и возомнить, что Бог специально подвел ее к сегодняшней встрече? Без всякой исповеди решил выпустить на волю из клетки? Сквозь мрак отчаяния в мозгу запульсировал эмбрион невероятной, дикой мысли – теперь я свободна от ВСЕГО. В невыносимой муке двойного предательства рождаюсь заново… Я обретаю власть над своей жизнью. И свободу – беспредельную!

Если бы еще голова была пуста от мыслей! Но разве это возможно? Как она, дура, всю себя тогда изгрызла, сокрушаясь, что недостаточно хороша для него стала. Не настолько порядочна и горда, чтобы Стас мог назвать ее женой. Всем ведь хочется похвастать перед друзьями своим удачным выбором. Эта неведомая дочь священника добродетельна и чиста, а я развратная, допустила секс до свадьбы. Поэтому не будет тебе никакой свадьбы. Или он только из-за беременности от нее отказался? Кому из мужчин нужны эти постоянно вопящие и писающие кульки? Когда маленькая Неля вертелась около отца, он раздраженно говорил маме: "Забери своего ребенка!" Вот так… Он хотел сына, и маме – по форме живота и сердцебиению – до последнего дня и даже в роддоме все предсказывали мальчика. А родилась девочка.

* * *

Не сказать, чтобы отец относился к ней с ненавистью, но с явным пренебрежением. А свое недовольство претворял в демонстративно пацанское воспитание. Научил Нелю плавать в семь лет, за руку-за ногу зашвырнув в море с волнореза и посмеивался, глядя на ее барахтанье: "Больше пены!" Зато на следующий год она уже свободно плавала до буйков и подолгу лежала там на спине, глядя в небо или на прибрежные горы, изредка помахивая маме, привставшей с песка на пляже. Глубины совсем не боялась, пугала только уходящая вниз, поросшая скользкими водорослями цепь буйка.

А еще раньше отец ставил ее на маленьких лыжах между своих лыж, и они мчались вниз по крутой горе с небольшим трамплином, резко – вжжик! – сворачивая на укатанном снегу перед незамерзающим ручьем. Неля однажды видела неудачливого лыжника, окунувшегося там в ледяную воду. И просто на лыжах в лесопарке она ходила наравне со взрослыми. И одна съезжала с горы в овраг, называемый "люлькой", взлетая по инерции на противоположную сторону до половины высоты. Осталась фотография, где она лихо рассекает по склону – все как положено: ноги пружинисто полусогнуты, палки опущены сзади. А лет в восемь-десять вполне прилично играла в шахматы – тоже отцова выучка.

Конечно, Неле очень не хватало любящего отца, но мечтать о теплых чувствах этого, реально существующего себялюбца, и голову не приходило. Она вообще предпочла бы никогда не быть с ним знакомой. А в последние годы испытывала настоящую, неутолимую злость, четко осознав, что будь у нее другой отец – жизнь могла повернуться совсем иначе. И долго, уже совсем взрослая, все не могла поверить, что мужчины способны любить своих детей. Лишь когда услышала рассказы некоторых подруг о своих заботливых отцах, а потом мужьях, с удивлением поняла, что отчасти ошибалась.

Вообще, Неля в детстве не была удушаема ничьей безрассудной любовью – ни маминой, ни бабушкиной, им других житейских забот хватало, а бабушку слишком рано стало мучить сердце. Зато не было раздражающей опеки, мама вполне полагалась на Нелино благоразумие. Оно и не подводило, до той зимы… А в общем, наивная была девочка, поскольку дома никогда ни о ком не сплетничали, не было наглядных запоминающихся уроков. И мудрых, путеводных разговоров тоже. Если Неля что-то и знала о жизни, то меньше всего от близких, а в основном от сверстников или из книг. Одно время ей очень хотелось быть мальчиком, прям завидки брали, до чего им проще во многих смыслах.

А у мамы после развода еще дважды намечалось замужество, но один кавалер – прямым текстом, а другой – смущенно замявшись и потея, сказали, что с чужим ребенком не возьмут. Потом мама стороной слышала, что у первого десятилетний сын погиб, играя с ребятами на стройке, а у второго дети вообще не родились, как жена ни старалась, сколько ни ходила по врачам. Интересно, у Стаса с его поповной есть дети? Может, семеро по лавкам уже верещат…

Глава 4.

А тогда Неле недавно исполнилось девятнадцать, она новенькая в бухгалтерии. Стасу двадцать пять, он уже три года работал в конструкторском бюро и вовсю крутился в профкоме по части добывания для их НИИ хороших книг, страшно в то время дефицитных, был у него какой-то подход к книжной базе. По всем отделам составляли списки и потом раздавали книги в помещении профкома. Вот там, среди многоголосой неразберихи, шуршания крафтовой бумаги, путаницы пересчетов и упаковочных бечевок, они со Стасом и познакомились. Их встреча произошла в конце того лета, когда Неля крестилась. В умиленном восприятии всего вокруг, она решила, что это ей подарено вполне заслуженное счастье.

Через несколько дней, когда они в бухгалтерии пили чай, Стас зашел, вроде спросить что-то задним числом про свои отпускные. Но Неля безошибочно поняла – он пришел к ней! Сидела спиной и реально чувствовала, как взглядом он целует ее затылок и шею, аж мурашки под блузкой пробежали… А вопрос у него был ерундовый, и он даже не знал, кто рассчитывает их КБ – значит, не из склочных завсегдатаев бухгалтерии, даже скорей всего, раньше здесь не был. И ликовала душой, впервые в жизни чувствуя свою женскую власть. И сама изумлялась этой непривычной, пьянящей самоуверенности.

Да, в то время она была хороша. Не до восхищения, конечно, но встречалась с собой в зеркале с удовольствием. Недаром, заглянувший недавно в их комнату богемного вида человек с мефистофельской бородкой, удивленно протянул:" И откуда же, позвольте спросить, такая лань в этом курятнике?" Неля уже замечала, что нравится мужчинам именно художнического типа, а саму ее больше привлекали технари, но с юмором. Как Стас.

Он уверенный, надежный и при этом обаятельный, магнитом притягивающий к себе людей. С ним хотелось всегда быть рядом – просто смотреть, лаская взглядом, его лицо и разговаривать о любых пустяках, держа за руку. Теплую и крепкую мужскую руку. И удивительно чуткую, ласковую. Таким рукам можно довериться, не раздумывая. А когда представлялось большее – совсем взрослые отношения, от смущения невольно пылали щеки. На трезвую голову даже трудно вообразить эту немыслимую близость двоих, еще недавно чужих друг другу людей. Но как запретишь себе мечтать о любви, о семье?

Так же в свое время и мама накололась с Нелиным отцом. Умилила их большая семья, которой сама она была лишена – в наличие оба родителя, и еще младшие брат и сестра. Хотя при коротком приближении все оказалось почти с точностью до наоборот. Особенно свекровь с любимым старшим сынком оказались себе на уме. Всякое было, вплоть до денежного обмана и присвоения вещей. Вот и Стас, такой надежный на первый взгляд, больше всего ценил свое удобство и покой. Поэтому и в медицинский, как родители, не пошел. Сказал, что насмотрелся в детстве, каким усталым отец возвращался с ночных дежурств, особенно после экстренных операций. По той же причине никогда не стал бы военным – "я свободу люблю." Оказывается, даже суета с книгами была для него в тягость, зато его узнал весь институт, и общее внимание Стасу очень льстило. Но тогда все в нем вызывало ее восхищение.

Много позже Неля услышала в передаче по психологии, что мы влюбляемся не в других людей, а в улучшенный образ самих себя – рядом с ними. Какими всегда хотели стать, но почему-то не решились, детские комплексы или обстоятельства не позволили. А теперь надеемся, что избранник поможет воплотиться нашей скрытой сути, неосуществленной мечте, примерно так… Но тогда получается, что чем закомплексованней человек, чем острее он чувствует себя недолюбленным ребенком – тем больше у него потребность влюбляться? А избалованные всем семейством чада настолько самодостаточны и упоены собой, что ни в ком не нуждаются и лишь по-королевски принимают любовь к себе, как должное. Конечно, люди тянутся к тем, кто полон жизненной силой, чтобы напитаться от них бодрящими соками. А если человек благороден, отзывчив, талантлив, но энергетически слаб, видимо, ему не найти отклика в других, он будет обделен любовью и дружбой.

В душе она не слишком уверена в себе, и детские страхи по-прежнему при ней. Пугается всего, выходящего за грань реальности: темноты, покойников, сумасшедших, цыганок, слепых, пьяных. Никогда не смотрит ужастики и кровавые триллеры. В последние годы поневоле пришлось нарастить кожу потолще, но все равно многое очень больно видеть. Жестокие сцены из телевизора долго всплывают потом перед глазами. И конечно она уверена, что существует порча, сглаз и недобрый взгляд в спину с печальными последствиями. Чутко ощущает, если кто-то подумает о ней плохо.

А в вечную жизнь и воскресение во плоти нисколько не верит. Да и зачем? Наверняка воскреснешь со своими старыми заморочками. Нет, не выйдет из нее истинной христианки. Ну и ладно. В конце концов, она могла родиться буддисткой или мусульманкой. Или остаться некрещеной – что изменилось бы в ее душе? Неужели стала хуже, недостойней? Во всех религиях свой ад и рай, куда-нибудь в любом случае приткнут…

А Стаса религия нисколько не интересовала. Когда Неля рассказывала о своем крещении, он иронично улыбался и только спросил: "И что, совсем голышом окунали?" Женщина простыней отгораживала. Но сам факт таинства его нисколько не впечатлил. Возможно ли, что он вдруг серьезно уверовал? Или просто размечтался, как прихожане будут ему руки целовать, и раскрыв рот, слушать его наставления? К тому ж не надо мучиться, ища новую работу, когда в стране полный развал. Сам же говорил, что таких инженеров и инженеришек в Москве – как собак…

А может, внезапно накатила умопомрачительная любовь? Хотя безудержных страстей она за Стасом не замечала, и о юности он ничего такого бурного не рассказывал. Правда однажды упомянул, что от невинности его избавила тридцатилетняя женщина, но и только. И в их романе настоящего безумства не было. Той восхитительной сумасшедшинки, когда способен учудить вираж, о котором потом вспоминаешь с изумлением – неужели это я? Неле только сейчас эта мысль пришла в голову. Что даже в ее самозабвенной любви было слишком много почтительности.

Стас никогда не пытался поцеловать ее в подъезде, когда провожал вечером. Казалось, что целоваться в подъезде было бы пошло и оскорбительно для него самого. Он так не говорил, но Неля поняла это однажды по его взгляду, скользнувшему вдоль обшарпанных стен. И домой к ним заходить сначала отказывался, вроде как смущенно, уже потом она поняла, из-за чего… Чтобы преждевременно себя не связывать. Даже когда познакомился наконец с мамой, не старался уединиться с Нелей, а предпочитал вместе попить чайку на кухне. И Неле было неловко прикрыть дверь в свою комнату, словно намекая ему на что-то интимное.

Они встречались уже полгода, хотя и нечасто, к огорчению Нели. И знакомить ее со своими родителями не торопился. В основном по выходным, они гуляли в парке Царицыно или в Коломенском, по дороге чем-то перекусывали, где придется. Или ходили в кино, когда наступила зима и гулять стало холодно. И уже близился Новый год… С извечными ожиданиями призрачных чудес, волшебным образом появившихся подарков и "нового счастья"…

Неожиданно Стас пригласил ее встречать праздник в их прежнюю студенческую компанию, и Неля носилась, как на крыльях, от радости и надежд! Надо купить новое платье и туфли – на Измайловский рвануть или еще куда-то? Подумать, что лучше сделать с волосами – просто завить или, может, слегка укоротить? Пудра и тени у нее хорошие, французские, подруга где-то достала. Вот тушь оставляет желать лучшего, но ничего не поделаешь… Что еще? Маникюр, как всегда – сама, никому нельзя доверить. И любимое мельхиоровое колечко с перламутром к этому платью чудесно подойдет. Вроде все готово.

* * *

И настал тот день. Мама уехала встречать к своим друзьям, а она со Стасом, гордясь приглашением и лихорадочно волнуясь, отправилась к совершенно незнакомым людям. Собралось там десять человек, все парами, имен она почти не запомнила. После шумных приветствий, взаимных разглядываний, подтруниваний, расспросов и беготни на кухню, уселись провожать старый год. Потом, слегка разомлев, потанцевали…

На страницу:
2 из 3