Пелагея

– Я собрался на Дарье жениться. Мне все равно, кто она.

–Ты пойми, сынок, что неравный брак в нашей семье быть не может.

– Отец, выслушай меня…

– Не о чем разговаривать!

Но когда Егор начал настаивать, разговор перешел в ссору.

– Делай со мной, что хочешь, – кричал Егор, – а я все равно женюсь на Дарье.

– Что хош говоришь? Что хош? – вскипел отец.

После этих слов отец схватил сына за шиворот, вытащил на улицу и потащил волоком в амбар. Там снял с крючка вожжи и так «отходил» ими сына за непослушание, что Егор еле жив остался. Сутки он лежал в амбаре обиженный, раздавленный и плачущий, кляня судьбу свою напроклин. Мать постоянно прибегала в амбар к сыну проведать, как он там себя чувствует после отцовской взбучки. Она плакала и просила Егора повиноваться и смириться. Егор молчал, стиснув зубы, чтобы еще и матери не наговорить лишнего. Он ел, принесенную матерью еду, но так и не проронил ни одного слова. На следующий день отец зашел в амбар и приказал Егору идти работать. Так и закончился первый бунт неудавшегося жениха. Через месяц, ничего не говоря Егору, отец сосватал ему в жены дочку своего друга Феклу. Она была не из красавиц. Ее огненно-рыжие волосы пугали народ, а веснушки, которыми было усыпано не только все лицо, но и все тело, служили предметом насмешек над ней. Егора чуть не хватил удар, когда он узнал, на ком ему предстояло жениться. Он даже подумывал о том, чтобы разорвать с семьей все связи, тайно сбежать с Дарьей в город, затеряться там среди толпы, жить так, как они мечтали. Но их план провалился. Дарье было 16 лет, ее такая страшная перспектива пугала. К тому же она была очень набожна. Сбежать с мужчиной и жить с ним без венчания она считала великим грехом. Егора поженили. Он несколько месяцев не подходил к своей жене вообще. Спали молодожены в разных постелях, пока об этом не узнал его отец. Он снова устроил сыну такой скандал, что Егор в эту же ночь пришел к Фекле и остался с ней. Они прожили пятнадцать лет пусть не очень счастливо, но терпимо. Фекла оказалась очень заботливой, услужливой и с чувством юмора. Егору нравилось обсуждать с ней и личные планы, и деревенские новости. Для себя он сделал вывод, что внешняя красота не самое главное для жены и смирился. У них родилось семеро детей, но в первую эпидемию тифа Фекла умерла. Егор горевал абсолютно без притворства. Смотреть несколько лет ни на кого в деревне не мог. Однажды к ним в село зашли «ходоки». «Ходоками» называли погорельцев, которым в то время не предоставляли жилье после пожарищ, не давали денег, не собирали средства на восстановление дома всем миром. Им оставалось только сниматься с места и ходить по окружным деревням в поисках еды, работы и, если повезет, жилья.

Таисия была одной из этих несчастных. Красавица и умница, купеческая дочка, потеряла в пожаре семью и дом. Никого спасти не удалось. Сама девушка в тот момент была на посиделках у подруг. Так она осталась одна, без близких и без крова. Ей пришлось присоединиться к людям, которых постигла та же участь. Она постучала в дом Шаховых и попросила немного еды или денег. Егор увидел ее и проникся чувством жалости. Позже к этому чувству прибавилась еще и симпатия. Таисия осталась в его доме сначала на правах кухарки, а уж потом на правах жены.

Егор знал, что сын не уймется, но разрешить ему жениться на крестьянке он не мог. Он с грустью вздохнул, вспомнив свою историю и выругался.

Аннушка расчесывала Поле волосы и приговаривала: – Какие же у тебя косы! Я тебе завидую. У меня не такие длинные и густые. – Зато ты очень красивая! – Это ты у нас красавица. Поля, а если отказаться? Я слышала, что Аксинья, соседка наша, отказала сватам. – И что? Теперь вся деревня на нее пальцами тычет! И родителям позор. Нет, сестричка, я маме обещала, покорюсь я воле родителей. Не буду смуту сеять. Бабушка вон как болеет. – Бабушка нас никогда не любила. Ты ей ничего не должна. – Революционерка ты моя, как же я рада, что ты у меня есть. – И я рада, только грустно мне. Уведет этот противный Митька тебя от меня. Одна я останусь совсем.

– Почему ты так говоришь? Братья есть, скоро еще один ребеночек появится. Мама то опять ляльку ждет.

– Откуда знаешь?

– Она сама мне сказала вчера.

– Хоть бы девочку родила. Играть мне не с кем. Мальчишки одни.

– А если и девочка, то что? Когда она подрастет, тебе уже замуж будет пора выходить, а не в игрушки играть. Помогать будешь. Совсем маме трудно будет. Отца нет – целый день в колхозе, бабушка слегла совсем. Мама говорит, что и до свадьбы моей не доживет. Боится она очень. Мальчики, конечно, старшие помогают, но им тоже твердая рука нужна. Вот ты и будешь у них главная.

– Заболтались мы, сваты уже приехали. Слышишь?

– А что? Мне все равно никуда выходить, слава Богу, не надо. Договорятся, значит через пару дней только смотрины.

– Что такое смотрины?

– Жених невесту рассматривать будет.

Сестры посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом Поля обхватила голову руками и расплакалась. «Горе мне, горе, как же я буду жить? Как? Аннушка, сестричка моя любимая, одна я там буду совсем, помру я, точно помру», – думала Поля.

Войдя в избу и перекрестившись на образа, сваты остановились у порога входной двери. По обычаю ожидали, пока хозяин дома не скажет: “Милости просим, садитесь на лавку, вам честь и место”. Когда услышали голос отца Поли, ответил старший сват: “Я приехал не садиться, а породниться. У вас есть пшеница да красная девица, а у нас есть рожь да молодец хорош. Так не можно ли раньше, чем сесть, их в одно место свесть?” После этих слов гостей пригласили сесть за стол. Сватов непременно нужно было угостить. Мама и Поля наготовили много разной еды. Родители жениха привезли огромный пирог. По традиции, если все прошло гладко, пирог разрезали и ели все вместе, если сватовство не получилось, пирог не разрезали, а сваты его уносили с собой. Сначала за столом разговор шёл на посторонние темы, а уже потом стали говорить по существу. Когда договорились о главном, стали обсуждать свадебные приготовления.

Пока сваты сидели в доме невесты, Полины подружки собрались у окон и дверей ее избы и подслушивали, что говорят; когда услышали, что дано согласие, разошлись по домам.

Жених был хорошо знаком семье невесты, поэтому на второй день после сватовства назначили смотрины. Дмитрий так в сенях и просидел весь обед, ругая себя, зачем поехал с родителями. Сидел бы дома сейчас и ждал, что расскажут о сватовстве. Настроение у него было отвратительное. Настя плакала, укоряла его. А что он мог сделать? Родители решили, значит и все тут.

Пелагея, одетая в своё самое лучшее платье, вышла на середину избы. Дмитрий взял ее за руку, и они прошли по комнате, чтобы присутствующие ими полюбовались. После этого мать жениха подошла к сундуку и стала перебирать приданое Поли, чтобы оценить её рукоделие. Посмотрев ее вышивки и шитье, она улыбнулась и кивнула в знак согласия головой. Дед взял гармошку и запел веселую песню. Это означало, что сговор состоялся, и свадьбе быть. Пока за столом сидели, обо всем договорились: о дне проведения свадьбы, размерах приданого, количестве гостей. Затем все присутствующие стали перед иконами на общую молитву. Бабушка вышла из своей комнатки и встала на колени вместе со всеми. Ее лицо выражало благодать. После молитвы молодожёнов благословили родители, Поля и Дмитрий трижды поцеловались. Затем бабушка подошла к Поле и закрыла ей лицо платком, который символизировал её отделение от прежней, девичьей жизни. Платок очень скоро стал мокрый от слез, но этого никто не заметил.

После того, как о дне венчания договорились, снова песни петь начали. Вдруг в избу ввалился Митяй и закричал: «Бабы, замолчите, горе у нас! Настя в амбаре мертвая лежит. Сама убилась. Горе-то какое!». Гармошка стихла, в избе тоже стало тихо. Дмитрий опустился на лавку и сжал кулаки. Еле слышно он произнес: «Не прощу, никому не прощу, слышите? Никогда не прощу». Потом он встал с лавки и ринулся к двери.

– Куда? – прогремел голос его отца. – А ну сядь! Без тебя разберутся. В дом к Настасьи не ходить. Запрещаю!

– Ох, плохой знак, – запричитали бабы. Они постоянно крестились и охали.