Превращение

– Я люблю тебя!

Очередной смешок пришлось подавить. И тут же щелкнули невидимые пружины, запуская небесный механизм. Время побежало вперед, планета, кряхтя, сдвинулась с места, нагоняя упущенные секунды. Задержавшийся ветерок пронесся мимо зазевавшимся сквозняком.

Я с трудом перевела дыхание, хихикнула напоследок и обессиленно опрокинулась навзничь.

– Du mein Wunder[2 - Ты мое чудо (нем.).], – нежно прошептал Макс, склоняясь. – Ты жизнь моя.

– Ну, пойдемте же! – подпрыгивала за его спиной Маринка.

Шарахнула в потолок пробка.

– С Новым годом! – завопил Дракон.

Веселое шампанское полилось через край.

После смеха мышцы живота ныли, и я боялась, что если сейчас напрягу их, то меня переломит. Самой вставать мне не пришлось – Макс подхватил меня на руки и осторожно понес на кухню.

Мимо проплыли лица – вытянутое от удивления Дракона, злое Маринки.

– Пошли праздновать! – позвал Макс всех за собой.

– Макс, Макс, а меня на руки? – повисла на его локте вредная Маринка.

Рука его не дрогнула. Он нес меня, легко удерживая вцепившуюся в него маленькую вампиршу.

И вновь пузырики заискрились в бокалах. Электричество работало еле-еле, поэтому Макс подбросил дрова в печку, мы добавили свечей. Маринка носилась вокруг с брызжущими бенгальскими огнями, трясла ими над моей головой. Вместо себя на стул она усадила мишку. В блестящих черных глазах игрушки отражались всполохи, отчего морда зверя становилась по-человечески осмысленной. Казалось, он все понимает и потому с печалью смотрит на происходящее.

Макс сидел вполоборота к столу и с постоянством робота заряжал все новые и новые огни. Масляный свет гулял по его бледному лицу, тонул в потемневших глазах, награждал демоническими чертами.

Я перевела взгляд на Дракона. Угощение он привез знатное – здесь были и мясо, и салаты, и даже курица-гриль. Наверняка Маринка пригласила его с одной целью – позлить меня, а может быть, даже и выжить. После всего случившегося Диму Сторожева я могла только ненавидеть. Чтобы подыграть Маринке, достаточно прямо сейчас устроить скандал. Задеть Дракона хотелось, угодить Маринке в ее желании – нет. Поэтому я просто улыбнулась.

– Давай выпьем за грядущие неожиданности! – предложила я тост как раз в тот момент, когда Сторожев откусил кусок курицы.

Чтобы ответить мне, ему пришлось спешно жевать, искать, обо что вытереть жирные пальцы, облизывать губы. Все это время я нетерпеливо покачивала бокалом перед его носом.

– О! Точно! – Он забросил салфетку за стол. – С Новым годом! С новым счастьем! С готскими неожиданностями!

Звон наших бокалов потонул в Маринкиной бурной радости.

– А ты разве гот? – Бокалом в воздухе я очертила силуэт Дракона.

В нем не осталось ничего от бывшего могучего властителя дум, тел и чаяний готов. Жиденькие волосы, высокий лоб, курносый нос. Да, была черная водолазка, но джинсы синие, белые, крупной вязки, шерстяные носки. На ногтях и следа нет черного маникюра. Уверена, в сумке не нашлось места для готской косметики – черной подводке для глаз и черным теням. А ночная футболка (или в чем он там спит?) наверняка светлая.

– Если бы все определял внешний вид, – Дракон поднял вилку, словно собрался освятить ею стены, – то наше государство признали бы самым готичным. Таких мрачных людей, одетых в темные цвета, не встретишь нигде. Не в антураже дело. Гот – это мироощущение. Трагичное по своей сути. И неважно, во что человек одет.

– Проповедь закончилась? – Я растянула губы в притворной улыбке.

– Ты спросила, я ответил, – пожал плечами мой собеседник, накладывая себе салат. Аппетит у мальчика был хороший. – У вас здесь такая компания, – он снова поднял вилку, показывая на вампиров, – что самое время провести готскую вечеринку.

Я быстро отпила из бокала, прогоняя подкативший к горлу комок. Нам тут только вечеринки не хватает… Спасибо, была уже одна, последствия до сих пор половником разгребаем. Где Грегор? Что с Ириной? Как там дела у Антона? Ничего не известно.

– Обойдемся без вечеринки, – хрипло отозвалась я. – Зачем ты все-таки приехал?

Шампанское в бокале закончилось. Я демонстративно громко поставила его на стол. Макс не обратил на это внимания, продолжая уничтожать запас бенгальских огней. Дракон опять занялся курицей.

– Зачем? – склонилась я к нему.

– Ну чего ты! – с куском поджаренной кожицы в зубах прошамкал Дима. – Приехать, что ли, нельзя было?

Я выпрямилась, оглядела стол. От шампанского гудело в голове, но хотелось пить еще и еще. Мне необходимо выключить мозг, который был не в состоянии понять, что происходит.

– Макс, налей мне! – Я не узнала свой голос – такой капризный тон.

У любимого взгляд патологоанатома, только что совершившего вскрытие моего тела. Внутренне я начала напрягаться, готовясь к маленькой лекции о вреде алкоголя вообще и о его влиянии на неокрепшие мозги. Но Макс вдруг улыбнулся, сунул пробегающей мимо Маринке оставшийся пучок бенгальских палочек и вопросительно посмотрел на Дракона.

– В сумке, – замахал вилкой Сторожев, продолжая бороться с курицей.

– Как там у вас, русских? – У Макса в руке уже была бутылка. Он похлопал ладонью по зеленому донышку. – Гулять так гулять?

– Любить так любить! – Остановиться я не могла. Мысли без моего ведома соскальзывали на язык, и я не соображала, что говорю. – Стрелять так стрелять.

– Длинно. – Макс осторожно освобождал горлышко от фольги. – Остановимся на любви.

Пробка вышла беззвучно, оставшись в его тонких белых пальцах. Я на секунду зависла взглядом на его руках. Кисти пианиста. Изящные, красивые. Захотелось, чтобы сейчас же все исчезли, а я могла взять его за эти тонкие пальцы и…

– За любовь! – Макс поднял вверх бутылку.

О Великие боги! Как он сейчас был хорош!

– За любовь! – Бокал выскальзывал у Дракона из жирных после курицы пальцев, так что ему пришлось держать его двумя руками.

– За любовь, – встала я, с неудовольствием заметив, что фужер в моей руке совершает подозрительный танец. Но я приказала ему замереть. И, выдернув из-под золотой струи, потребовала: – До дна!

– Димка!

Маринка прыгнула на Дракона. Скользкие пальцы выпустили тонкую ножку. Шампанское плеснулось на черный свитер, запузырилось, недовольное таким обращением, быстро впиталось в податливый материал. Бокал шваркнул о джинсы и полетел на пол.

Перед глазами встала похожая картинка – падающий бокал и выливающееся из него красное вино, в моем затуманенном воображении быстренько превратившееся в кровь…

Я успела ахнуть, а Макс уже крутил в руках заляпанный куриным жиром бокал. Поймал.

– Не считается, – усмехнулся он и снова наполнил его до краев.

Я сверлила взглядом Маринку. Чего она хотела? Чтобы бокал разбился? Чтобы кто-то порезался и здесь случилась ночь «длинных ножей»? Силенок у нее на такое маловато. Ничего девочка пока не умеет. Макс ее учит, следит за каждым шагом, но Маринка до сих пор беспомощный, неоперившийся птенец. Даже если тут и прольется кровь, ничего, кроме бешенства, в ней это не вызовет. Не пьет она человеческую кровь. Не приучена.

– А взрывать петарды? – Маринка строила из себя обиженную. Ей зачем-то очень надо было что-нибудь грохнуть. Или кого-нибудь убить. – Пойдем на улицу! – Она оправдывала свой неожиданный прыжок.

Я посмотрела на шампанское в своем бокале, и мне поплохело. Желудок неприятно сжался. Может, от мысли о необходимости идти на улицу?