– Понятно. Уже загорелась. У тебя других дел нету?
Пока Юра меня воспитывал, лаборантка и фотограф одобрительно кивали головами. Я разозлилась.
– А что ты мне предлагаешь? Похоронить и забыть?
– Да ты сама посуди: сколько ты сил угрохаешь на этих дерматологов и все без толку.
– Почему же без толку?
– Потому что тебе это ничего не даст. Ты как собираешься – сама их обходить? Запросы рассылать? Помощников использовать? Тебе армия понадобится.
– Ну хорошо, а что мне делать?
– Ладно, если ты хочешь, – Юра сделал драматическую паузу, чтобы я прочувствовала, как я ему обязана, – можно вызвать дерматолога. Проконсультироваться.
Я прочувствовала, а потом язвительно спросила:
– И это все, что ты можешь мне предложить?
– А что еще? – Юра поднял брови домиком. – Кто тут следователь?
Я сменила тактику и попыталась подлизаться. А что мне еще оставалось, когда мой персональный доктор Ватсон ловит кайф на курсах повышения квалификации за пределами родного города и долго еще будет ловить.
– Юрочка, – я взяла его под руку и прижалась к плечу, – ты же такой опытный доктор… И умный к тому же… Посоветуй мне что-нибудь, у меня полный тупик.
Юра через мою голову кинул взгляд на тело, задержавшись на кистях рук.
– Ну, я подумаю. Кстати, сомневаюсь, что ты получишь качественные отпечатки рук. Уж больно у него кожные покровы поражены.
– Вот именно, – поддакнула я, – на пальцы рассчитывать не приходится. Если это страшилище показать по телевизору, наш питерский канал лишат лицензии. Значит, что?…
– Что? – эхом откликнулся Юра.
– Одна надежда на великую науку – судебную медицину.
Видимо, я вложила столько страсти в эту фразу, что Юра почти замурлыкал.
– Машка, только ради тебя. Приезжай завтра утром, соберем консилиум.
– А сегодня? – пробормотала я, но Юра повел меня куда-то. Я послушно пошла за ним до угла секционной, где на стене над раковиной висело маленькое небьющееся зеркальце. Он подвел меня к зеркалу и легонько встряхнул за плечи, повернув мою голову к отражению.
– Что? – уточнила я, осознав, что у меня заплетается язык.
– Посмотри на себя, Машенька. – Голос Юры доносился как сквозь вату; интересно, почему это, подумала я. – Посмотри, если у тебя еще глазки открываются. Ты же спишь на ходу; сколько ты уже на ногах?
В общем, меня чуть было не погрузили в машину и не повезли домой. Я поддалась бы на провокацию, если бы не стала складывать по порядку листы протокола дополнительного осмотра трупа и не обнаружила, что подписей понятых в протоколе до сих пор нет. Соответственно, я сразу вспомнила (очень своевременно), что пропал криминалист, посланный за «санитаром».
И тут мне стало так нехорошо на душе, что весь сон как рукой сняло. Пока я была уверена, что мы имеем дело с настоящим работником морга, длительное отсутствие криминалиста легко списывалось на его природную нерасторопность, на алкогольное опьянение, на внезапно заболевший желудок, наконец. Но теперь, когда я знала, что по моргу бродит психически больная личность, к тому же надувшаяся коньяку, и что пропавший криминалист был откомандирован как раз к этой личности на свидание, у меня похолодел позвоночник.
Отвергнув ожидающую меня для доставки домой машину, я бросилась к Юре на грудь, умоляя помочь найти криминалиста и ссылаясь на то, что без него я никуда не поеду. Сердобольный Юра отрядил на поиски настоящего санитара – Валеру, который добросовестно прочесал все потаенные закоулки морга, но пропавшего криминалиста не обнаружил.
Щеглов еще некоторое время пытался убедить меня в том, что криминалист – взрослый дяденька и вполне мог без спроса отбыть домой или на работу. Я тут же настояла, чтобы позвонили и туда, и туда, и убедилась, что потеряшки нет ни дома, ни на работе. Прихватив с собой Георгия Георгиевича, покорного судьбе, я таскалась по коридорам морга, заглядывая в каждую секционную, посмотрела даже в холодильнике, под скептической ухмылкой санитара Валеры, но злосчастный криминалист как в воду канул.
И вот, как раз в тот момент, когда мне надоело мотаться взад-вперед, то и дело натыкаясь на каталки с новопреставившимися, осевшими, как в чистилище, между внешним миром и секционными, я поскользнулась на кафельном полу и налетела на одну из стоящих вдоль стены каталок. Если бы меня не придержал за руку Георгий Георгиевич, я плюхнулась бы на покойника плашмя, но благодаря дружеской поддержке эксперта всего лишь врезалась в ноги трупа и испачкала свою одежду. Чертыхнувшись сквозь зубы, я понеслась в кабинет к заведующему отмывать черный мазок с пиджака и терла его губкой до тех пор, пока Юра, заглянув мне через плечо, не заявил авторитетно, что пиджак я могу отправить нуждающимся детям Африки, поскольку мазут никогда с него не отмоется.
– Мазут? – ужаснулась я и теперь уже вместе с Юрой побежала к каталке, на которой лежал труп в обуви, запачканной мазутом.
Запыхавшись, я затормозила в паре метров от каталки, поскольку глаз мой зацепился за чуждый в этой обстановке предмет, свисавший с металлической ручки. Вообще-то сюда стараются не привозить усопших вместе с принадлежавшими им ценными вещами, поскольку ценные вещи имеют обыкновение пропадать, а родственники усопших имеют обыкновение их требовать с работников морга. Поэтому все, что возможно, оставляют родным, следователям, на худой конец, бросают на месте происшествия. А дорогой японский фотоаппарат, висящий на ручке каталки, я уже видела – в руках у пропавшего криминалиста. И ботинки на ногах у этого тела были испачканы мазутом, и я даже знала, где они испачкались…
Юра за руку подтащил меня к каталке, и я с ужасом вгляделась в лицо лежащего на ней. Сколько лет работаю следователем, а до сих пор не представляю, как люди опознают трупы своих близких, – это ведь надо подойти, хладнокровно всмотреться в мертвое лицо, уму непостижимо!
Отвернувшись к Юре, я даже зажмурилась. Конечно, это был наш криминалист Витя, тихий и незаметный, в компании которого мы провели почти половину суток. В ушах у меня зазвенело, и я оперлась на Юрину руку. Никогда раньше я не теряла сознания при виде трупа, а вот теперь перед глазами запрыгали звездочки и поплыл на меня потолок.
– Маша, ты уверена? – донесся до меня далекий Юрин голос. Щеглов ласково похлопывал меня по щекам, приводя в чувство. – Это он, ваш криминалист?
– И ты еще говоришь, что этот ваш самозванец – безвредный?! – праведное негодование придало мне сил.
– Да понял я, что был не прав, давно надо было им заняться, – бормотал Юра, прислонив меня к стеночке и проделывая с лежащим на каталке телом всякие докторские манипуляции: зачем-то брал его за руку, клал пальцы на шею, там где сонная артерия.
Я превозмогла себя, наклонилась, чтобы лучше рассмотреть бледное лицо, и вздрогнула: на фоне восковой кожи шеи темнели четыре пятнышка, четыре засохших капельки крови, такие же, как на жертвах вампира, найденных нами раньше.
Потянув Юру за рукав, я пальцем показала на эти пятнышки, и Юра нахмурился:
– Укус?
У меня в ушах опять зазвенело.
– Знаешь, Юра, пойду я, пожалуй. – Я нерешительно отделилась от стеночки и черепашьим шагом двинулась по коридору, моля Бога, чтобы он не дал мне упасть на кафельные плитки.
– Маша, крикни там кого-нибудь мне на помощь, – попросил Юра мою спину, – похоже, что парень живой еще.
Только дойдя до кабинетов руководства морга, когда противный звон в ушах прекратился, я осознала, что криминалисту еще можно помочь. Но и без моих призывов сбежавшиеся эксперты уже вовсю реанимировали Витю.
Я без сил опустилась на диванчик в Юрином кабинете. Из коридора доносились гул голосов, озабоченные выкрики, отрывистые команды. Потом все стихло, и я с замиранием сердца слушала приближавшиеся шаги. Щеглов вошел в свой кабинет и присел рядом со мной на диванчик.
– Отправили его через забор, – поделился он, вытягивая ноги и откидываясь на спинку дивана. – В Мечникова, даст бог, выкарабкается.
– Господи, Юра, что с ним сделали? – в ужасе спросила я, вспомнив четыре темных пятнышка на шее криминалиста. То, что сказал Юра, меня не успокоило.
– У него серьезная потеря крови, литра три. Хорошо, что ты его нашла; пролежи он еще чуть-чуть, никто бы уже не помог.
– Послушай, а от чего кровопотеря? Если человек так быстро истек кровью, значит, где-то должна быть громадная рана?
– Ты понимаешь, – Юра поднял голову со спинки дивана, – нет на нем никаких ран.
– А четыре пятнышка на шее?
– Да, пятнышки были. На них мы обратили внимание. Но даже если его не вилкой ударили, а укусили в шею, – от Юриной интонации у меня мороз пошел по коже, – от этого повреждения он не мог потерять столько крови. Ты же видела, там засохшие капельки на проколах кожи.