Полюса притяжения

– Дичь, простите!

Ксению разрывают эмоции.

– Это же немыслимо! Хорошо, что ты к нам приехала, – останавливается она и тормозит Яну, чтобы обнять.

– А давай так! – выпаливает Ксюша, отстраняясь и заглядывая ей в глаза с каким-то шальным азартом. – Я делаю шаг к Осееву, а ты – к своему. Кстати, расскажи мне, кто он. Кто-то из наших?

Лицо Шахиной заливает горячий и яркий румянец.

– Нет. Он знакомый моей сестры.

– Значит, он старше нас?

– Да.

Увлеченные разговором, не замечают, что стоят на середине подземного перехода, и всем прочим пешеходам приходится их обходить.

– Девочки, уберитесь с дороги, – выкрикивает одна из женщин.

Янка тут же бросается извиняться, только той нет до этого дела – она уже шагает дальше. А Ксения оттягивает подругу в сторону и требует продолжения.

– Я его один раз видела. Шесть дней прошло. А до сих пор в груди дребезжит, словно при девятибалльном землетрясении, едва позволю себе вспомнить.

– Вот это да… – впечатляется Луценко. Но все смазывает, неуместно проявляя свой интеллект: – Кстати, ученые считают, что землетрясения более сильные, чем с магнитудой 9.0, произойти на Земле не могут, – и, ойкнув, затыкается.

Выдохнув с весомым облегчением, Янка смеется. Обняв подругу за плечи, кружит ее и нескладно напевает:

– Так-то на Земле-е-е! А у меня-я-я-я в душ-е-е – мож-е-е-ет!

3

Яна входит в «Aaron Blanc» и сразу же, вопреки многочасовым внутренним проработкам, ищет Рагнарина глазами. Ей становится перед самой собой стыдно. Но это стеснение гаснет практически мгновенно. Его затапливает разочарование.

Дениса среди уже хорошо знакомых Шахиной лиц нет.

Сегодня рядовая суббота, и их компания занимает меньший стол – низкий и широкий у углового дивана. Девушка подходит, улыбается и здоровается со всеми, прежде чем опуститься на диванчик рядом с Мариной.

– Привет, – шепчет та. – Как дела?

– Отлично. Много нового и интересного.

Старшая сестра слегка щурится и улыбается, оглядывая наряд Яны.

– Ты не заходила. Я ждала.

– Ты много работаешь. Не хотела отвлекать.

– Глупости, – отмахивается Савелян. – На этой неделе проходит выставка в галерее одного офигенного художника. Моего знакомого. Давай, сходим?

– А в какой день? – уточняет младшая, стараясь, чтобы ее незаинтересованность не выглядела слишком очевидно.

– Среда.

– Ну, давай.

– Мы, конечно, можем и в кино пойти, – понимающе улыбается Марина. – Но я считаю, нужно развиваться. Не настраивайся заранее скептически. Думаю, тебе понравится.

Яна кивает, как обычно, доверяя сестре. И тоже улыбается.

– Кстати, ты могла бы у меня погостить. Папа в Дублин улетел. Я одна буду целую неделю.

– Не очень хочется, – говорит прямо Шахина. – От Барвихи трудно добираться. Да и мне у вас не совсем уютно. Одна эта Нина Родионовна чего стоит, – морщится и передергивает плечами.

Савелян хохочет, откидываясь на спинку дивана.

– Я ей на эту неделю дам отгул. И буду тебя как мажорку на отцовском Гелендвагене подвозить в институт. А ты мне – пироги ваши печь.

Яна тоже заходиться смехом, но тут же давится воздухом, когда Никита ненароком выплескивает ей на колени коктейль. Липкая холодная жидкость быстро сбегает по внутренней стороне бедер, шустро ныряя под платье, и девушка вскакивает, чтобы она не добралась до белья.

– Прости, малыш. Хрен пойми, как так получилось… – басит Бардин, подавая ей салфетки.

– Все нормально. Не беспокойся, – промокает влагу на коленях.

– Ну, ты, Никитос, сам себя переплюнул, – возмущается Марина.

– Ничего страшного, правда. Я сейчас, – бросает Шахина на ходу, направляясь в сторону уборных.

Никаких критических последствий действительно нет. Чтобы убрать липкий стягивающий слой с бедер, она слегка смачивает бумажные полотенца под краном и осторожно протирает ими кожу. Проделывает так несколько раз, прежде чем удовлетворяется результатом.

Выбросив остатки бумаги в урну, машинально взбивает пальцами пышные волосы. Без укладки, которую Яна не стала делать из рациональных соображений по причине сырой дождливой погоды, они подскочили и свернулись естественными мелкими кудрями.

«Aaron Blank» – цивилизованное и культурное заведение, в котором следят за порядком и безопасностью. За два месяца Шахина привыкла к этому месту, узнает персонал в лицо и чувствует себя здесь вполне комфортно. Но, возвращаясь в зал, она старается ни с кем не устанавливать зрительный контакт.

Добравшись до стола, совершает глубокий шумный вдох, когда замечает в кругу приятелей Марины Рагнарина. Улыбается, безнадежно выказывая радость.

– Привет.

Все остальные люди в это мгновение теряют важность, и даже отделяющие их от интерьера краски, формы и выпуклости.

Смотрит и смотрит на Рагнарина. Впервые настолько зачарованная другим человеком, не находит сил оторваться.

Внутри нее начинается та самая волшебная девятибалльная тряска. Воздуха становится мало, его не принимают, выталкивают обратно эмоции. Тяжело надышаться. Трудно элементарно функционировать. Осязается простое безмятежное счастье и транслируется обществу именно это ощущение.

Рагнарин молча прослеживает ее мягкое приземление на диван.

Его взгляд – это не откровенный флирт. Он не улыбается и не подмигивает, как часто делают сокурсники Яны. Он, в принципе, не совершает никаких лишних жестов и движений. Интерес Рагнарина очевиден без всего этого. Его взгляд – это головокружительная стихия. Она захватывает. Гипнотизирует. Не отпускает. Охватывает тело жаром. Спускается по коже волнительным ознобом.

Шахиной банально трудно оставаться в рамках своего естественного поведения, чтобы на эмоциях не сорваться в переигрывание, либо же, испугавшись, на инстинктах не закрыться, как в первый вечер.