Непобедимый. Право на семью

– Люблю.

Завершив вызов, выдыхаю с облегчением.

«Сорри, папа. Сорри, мама. Принцесса выросла».

Минуя раздевалки, иду прямо в зал, потому что тренироваться я сегодня не собираюсь. Перед тем, как войти, подтягиваю сползающий с груди топ. Надо ж было додуматься именно сегодня выгулять новую вещь. Не самое удачное решение, конечно. Оказывается, без бретелей эта ткань нон-стоп устремляется вниз.

«Блин, как же бесит…»

Но стоит мне шагнуть в зал и очутиться в мире Михаила «Непобедимого» Тихомирова – в атмосфере несокрушимой силы, абсолютного контроля и захватывающей власти – обо всем на свете забываю.

Тихомиров находится на ринге. Вспотевший до лоска и напряженный до предела – под руководством дяди Тимура, которого я замечаю фоном, отрабатывает какую-то связку. Я буквально ощущаю энергию, что в нем сейчас кипит. Дыхание спирает, и по коже озноб бежит, но я улыбаюсь, едва Миша поворачивается в мою сторону.

Очень быстро и, я бы сказала, профессионально, как в процессе поединка, он за секунду оценивает меня. С головы до ног ведет взглядом и с той же внушительной оперативностью фокусируется на глазах. И мне вдруг кажется, что я вся из какого-то хлипкого желе состою, без костей и мышечной ткани. Такое волнение сотрясает, что даже притормаживаю и не сразу решаюсь дальше шагнуть. Опасаюсь, что ноги и правда не выдержат. Мне хуже, чем после шампанского на Мирином восемнадцатилетии.

«Что ж… Если упаду, тогда Миша понесет меня на руках…»

Шагаю.

– Аве, Непобедимый! – звеню на весь зал. Хорошо, что улыбаться и быть громкой – моя натура. Выезжаю на инстинктах. – Я раньше пришла, потому что позже меня бы просто не выпустили. Дома ажиотаж! Пришлось бежать до того, как папа опомнится. Он и опомнился! Уже звонил, представляешь! Ой, прости, я сходу заболталась. Ты работай, окей? Я подожду, сколько нужно, – тараторю просто без продыху. Тихомирову следует знать, что ждать готова я только его. В остальном терпением бог обделил. – Ой, – восклицаю повторно. Ужасно неловко, что только к концу своей трескотни вспоминаю: в зале мы не одни. – Доброе утро, дядя Тимур!

Мой будущий свекор.

«Боже…»

Мало жара моим щекам. Больше жара богине жара! Ведь я ни с того ни с сего думаю о том, что совсем скоро мне придется раздеться перед Мишей догола. Вот теперь я точно готова лишиться сознания.

– Здравствуй, принцесса, – улыбается дядя Тимур.

Мне еще хуже становится.

И Миша молчит. Смотрит так пронзительно, будто мысли мои способен прочитать.

«Не дай Бог!»

– Я присяду там, – неопределенно махнув рукой, торопливым шагом направляюсь в угол с гимнастическими снарядами.

В зале, очевидно, недавно проводили уборку, и маты, на которых мы обычно с Мирой валяемся, сложены стопкой у стены. Слишком высокой стопкой. Я, несмотря на свою отличную спортивную подготовку, не рискую на эту гору сейчас взбираться. Просто потому что тело все еще сковывает дискомфорт, и я как будто себе не доверяю.

Упираюсь в дубовую стопку спиной и задницей, закидываю локти на верхний мат и якобы свободно скрещиваю ноги. Склоняя взгляд, необычайно придирчиво оцениваю длину и гладкость. На мой взгляд – все идеально. С шортами точно не прогадала. Незаметно подтягиваю сбегающий топ и тихо перевожу дыхание.

Готовлюсь ждать, но, метнув взгляд на ринг, к своему удивлению вижу,  как Миша сходит с помоста, а дядя Тимур, махнув мне на прощание, покидает зал.

«Черт возьми…»

Я еще не успела расслабиться, а Тихомиров уже идет ко мне. Не получается даже улыбнуться. Он же… Он без промедления сокращает расстояние. Не останавливается, пока не подходит критически близко – наши ноги соприкасаются. Жесткие волоски щекочут ту самую гладкую, идеальную кожу, что я минуту назад рассматривала. Лишь это рождает во мне какую-то незнакомую чувствительность и вызывает странное и одуряющее желание чесаться.

В остальном мы вроде как не контактируем физически. Миша ничего не говорит. Упирается ладонями в мат по обеим сторонам от моих локтей и склоняет голову к моей шее. Я вздрагиваю, резко выдыхаю и инстинктивно откидываюсь назад, тем самым неосознанно предоставляя ему еще лучший доступ.

Замираем на мгновение. Потом он слегка ведет носом по моей коже, я же остаюсь неподвижной, пока за легкими, невесомыми, как бы мимолетными касаниями губ не следует его выразительный вдох. Дергаюсь неосознанно и как будто на частички рассыпаюсь.

«Он меня нюхает, что ли?»

«Пахнешь, как женщина…»

По коже несутся миллионы мурашек, и с губ срывается уже не вздох, а какой-то более глубокий хриплый звук.

«Я стону, что ли?»

Определиться не успеваю. Миша поднимает голову. Пристальному вниманию подвергается мое лицо. Расстояние между нами попросту ничтожное, я к такому не привыкла. Чересчур сильное волнение этот контакт вызывает. Скручивает до дискомфорта. Но и отвернуться я не могу. Возможность есть, Тихомиров ведь не держит и даже не прикасается. Кажется расслабленным. Исследует и попутно будто приручает к себе.

– Мне понравился твой ответ, принцесса Аравина.

С трудом соображаю, что он имеет в виду то, как я вчера отразила его предложение. Воскрешаю в памяти свои слова и взволнованно заверяю:

– Он был самым искренним.

– Вот и проверим.

– Интересно, как? – выдыхаю, не успевая подумать.

Миша, вскидывая брови, морщит лоб, а потом и вовсе улыбается. Улыбается с таким видом, словно знает что-то такое, чего не знаю я.

– Ты, как всегда, Полина. Все тебе интересно. А если интересно, даже не пытаешься скрывать.

Наконец, и я могу улыбнуться.

– На самом деле, пытаюсь. Но не могу.

– И не надо, – изрекает Тихомиров уже серьезно. Отходит, но глазами еще не отпускает. Мне должно стать легче, но я до сих пор нахожусь под воздействием его энергетики. Похоже, так быстро это непривычное напряжение не отпускает. Напротив, тело начинает мелко-мелко потряхивать. – Приму душ, и пойдем. Я сделал бронь в «Олимпии». Там безопасно, можно свободно говорить.

– Хорошо, – киваю. – Жду.

Миша разворачивается и направляется в сторону раздевалки. Я, кусая губы, наблюдаю за ним. Глушу свое любопытство. Давлю. Но в итоге проигрываю.

– Ты подходил, чтобы понюхать меня? – кричу через весь зал.

Тихомиров оборачивается. Если и удивляется, ничем своих эмоций не выдает. В отличие от меня, совсем-совсем не смущается.

– Да, – уверенно выдает.

И уходит, оставляя меня пылать.

4

Полина

– Ты как обычно? Или все-таки что-то существенное будешь?