Сжигая запреты

Его язык вторгается в мой рот, будто то самое чудовище. Беснуется там, пока я не перехватываю инициативу, кусаю, обвожу своим, жадно посасываю и снова кусаю. Потом и вовсе выталкиваю, чтобы нырнуть вместе с ним в его рот. Там так много моего любимого вкуса, моего опиатического наркотика… Я тотчас получаю передозировку. Захлебываясь эйфорией, теряюсь в пространстве и времени, взлетаю и падаю, и снова взлетаю… Вместе с сумасшедшим головокружением по моему телу расходится пронизывающее насквозь яростное покалывание.

Что это? Болевые спазмы? Ледяные шпоры? Смертельный жар? Электрические разряды?

Что, Господи?

Наверное, все вместе.

А потом… Даня вдруг отстраняется.

Шумно вздыхаю, сцепляю зубы и старательно гашу бурную волну разочарования. Я настолько занята тем, чтобы вернуть себе толику какого-то контроля, что даже не реагирую, когда над кроватью вспыхивает мягкий желтый свет. Шатохин же, едва наши взгляды встречаются, откидывает одеяло и, дергая меня за руки, заставляет принять сидячее положение.

Я собираюсь разразиться привычной и столь необходимой сейчас руганью. Иначе не знаю, как справиться с пульсирующим комом эмоций, который рванул вверх и перекрыл мне гортань.

Только не успеваю ничего придумать, как оказываюсь сверху на Дане. Лицом к лицу, грудь к груди, плоть к плоти – очень-очень близко, удушающе неловко и невероятно волнующе. Все то возбуждение, что я успела накопить за вечер и в особенности последние минуты, пока мы целовались, становится чрезвычайно очевидным и начинает бешеными скачками увеличиваться. Его каменный член, елозя между моих половых губ, буквально утопает в вязких соках моего возбуждения.

Я не из скромниц, но сейчас, когда вижу в глазах Шатохина нечто слишком чувственное и чересчур интенсивное, меня вдруг окатывает жгучим стыдом.

– Я устала… – пытаюсь выкрутиться.

Он не отвечает. Запускает в мои волосы ладони и так нежно прочесывает между прядями пальцами, что я вся сжимаюсь и содрогаюсь.

– Даня…

Его губы касаются моих, но не целуют. Сливается лишь наше сбивчивое высокое дыхание. Сцепляются взгляды. Спаивается перегретая плоть.

«Пункт первый: Красавица и Чудовище. Энергетический обмен…»

В мозгу всплывает информация по тантрическому сексу, который я когда-то пыталась изучать, чтобы покорить сверхсложную натуру Шатохина. То положение, которое мы сейчас занимаем, используют в тантре чаще всего. Именно оно наиболее точно отражает гендерную полярность женской и мужской энергии.

– Я… Я не хочу ничем с тобой обмениваться… Хватит, Дань! Дообменивались!

«Настолько, что я теперь от тебя беременная, а ты, придурок, даже не в курсе!» – заканчиваю, как обычно, у себя в голове.

И едва я начинаю осознавать, что мозг мой уже вовсю пашет и накручивает весь тот вал информации, как отчетливо вижу гиф-изображение из своих кошмаров – Шатохин трахает сгорбленную над раковинами шлюшку.

Это видение взрывается во мне, словно динамит.

Трескаю его по щеке и резко соскальзываю на свободную часть кровати. В суматохе проползаю не больше метра. Даня ловит меня у края в коленно-локтевой позе. Обхватывая руками поперек тела, прижимается сзади. И вот тогда меня захлестывают совсем другие, не менее сильные чувства.

– Даня… Даня?!

– Блядь, Марина… Не проси отпустить!

– Это ты… Ты…

– Что я, Марин?

– Ты… Ты… – последний выдох уже ему в лицо совершаю, когда разворачивает.

Расширяя глаза, всматриваюсь и фокусируюсь на том, что вижу.

«Не думать… Не думать… Не думать…», – приказываю я себе.

И упускаю момент, когда мы с Шатохиным вновь оказываемся сидящими в центре кровати.

– Расслабься… – выдыхает он мне в губы.

Я инстинктивно подчиняюсь. Лишь ощутив влажное скольжение его языка, с тихим вздохом прикрываю глаза.

– Даня…

На тот момент его жар, его вкус, его запах – все, что мне нужно. Минуту спустя я и вовсе прошу больше, быстрее, сильнее… Да, я вмещаю эти рваные и примитивные лозунги в каждый короткий отрезок времени, который Шатохин дает мне, чтобы вобрать в легкие кислород.

– Не спеши… Я не так хочу… Я тебя всю хочу, Марин… – припечатывает с жаром. – Раскройся. Доверься. Расслабься.

– Что??? – дергаюсь в его руках. Жаль, ничего толком мое брыкание не дает. Тиски его объятий не ослабевают. – Это ничего не значит, Дань!

– Что «это»?

– Это все!

– Что «это все»?!

– Не пудри мне мозги, Шатохин! Очевидно же, что я больше не поведусь!

Непроизвольно вскрикиваю, когда его член скользит по моей ноющей от возбуждения плоти и тяжело вдавливается в нее.

– Ладно, Марин… – зубами скрипит. – Давай просто поебемся, и все, м? Как тебе такой вариант? – из-за мягких интонаций, которые подонок Шатохин сейчас использует, не сразу распознаю по сути привычную с его стороны брань.

Коварный демон крайне нежно свои мерзости нашептывает. У меня даже возникает соблазн подсунуть все-таки ему свою девственность. Но едва я прокручиваю все, что случилось бы после, тотчас отметаю идиотскую идею. Он ведь убьет меня, если поймет, что я беременная от него! Не приняла контрацепцию, соврала насчет месячных… И этот его одержимый страх против продолжения своего рода… Нет, точно убьет! Прям беременную!

– Пусти, придурок… – шиплю сердито. – Пусти, сказала…

Осознавая, что по-его никак не получается, Шатохин приходит в ответную ярость. Опрокидывает меня на спину, вжимается и принимается жестко целовать мои шею, плечи, грудь… Я не реагирую! Черт, я пытаюсь не реагировать! Отталкиваю, ругаюсь, даже кричу, но он продолжает дарить свои настойчивые ласки, а я ожидаемо на них отзываюсь.

Каждое движение Дани кричит о той же непреодолимой потребности. Он целует, он трогает, он несдержанно кусает и всасывает мою плоть… Его похоть такая неприкрытая, такая бесконтрольная и такая, мать вашу, сексуальная. Никакая боль и злость не перекроет той особой энергетики, что я от него получаю.

Это то, что мне нужно. То, о чем я весь этот месяц мечтала. Но, черт возьми, это одновременно и лучше всех моих фантазий.

Я забываю о своих проблемах… Забываю о своих кошмарах… Забываю обо всех обещаниях, что себе давала… Забываю, кто я.

Даня практически не касается моей промежности. Осыпая ласками только верхнюю часть тела, лишь изредка, будто мимолетно, там задевает. На каждом таком якобы ненарочитом движении я сначала взвизгиваю, а потом и вовсе похотливо стону. Наслаждение во мне растет и жарко пульсирует. Я отчаянно жажду разрядки и вместе с тем до последнего ей сопротивляюсь. Спасение заключается в том, что Шатохин прислушивается к чувственным вибрациям, которые выдает мое тело, а не к моему разуму. Мастерски доводит до пика и сталкивает. Взрываясь, я разбиваю накалившееся пространство громкими протяжными стонами.

Даня почти в тот же миг отстраняется. Замирая на вытянутых руках, тяжело вздыхает. Еще мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Я – одурманенная и податливая. Он – раскаленный и неудовлетворенный.

Секунда, две, три… Разрыв напряжения.

Даня встает и выходит из комнаты.