За границами легенд

До самого того обрывка тряпицы и ленты той эльфийской.

Я не раз, возвращаясь в дом отца явно или тайком, пробирался сюда. Я подолгу сидел у обрывка ткани и ленты, осторожно трепля их между пальцев руки уже человеческой или между затянутой чешуёй лапы, почему-то обычно убрав когти. Я часами мог так сидеть. То неясное чувство грусти, беспокойства и… нежности, что ли?..

И почему-то я каждый раз, учуяв или подметив, или услышав ушами эльфийскими появление кого-то, отступал, норовил в сторону отсюда уйти. Как будто мне просто нравился этот утёс. Как будто я просто любил сидеть тут, читать или бродить, обнимаясь с соснами.

Эта бескрайняя даль огромной горной долины, зеркальная гладь впечатляющего размера озера, иногда с водою причудливых цветов или с радугою обычною или золотой над ней… за озером находилась школа первой ступени для молодых драконов. Меня обещали туда позвать, как я «вести себя научусь». Но почему-то не злость брала меня, когда я туда смотрел со стороны. А… грусть. Или теплота. Как будто можно стоять так, замереть, прижавшись лбом к шершавым стволам сосен, да слушать шуршание за спиной. Как будто оттуда кто-то мог выползть. Мне даже снилось место то иногда во сне, и я, маленький почему-то совсем – года два или три – стоял там, прикрыв глаза, да слушал шлепки по камням босых ступней.

Приходящий во сне ребёнок был каким-то пятном мятным, мутным. Но, по очертаниям с нижней части туловища, я мог предположить, что там юбка была и, следовательно, ко мне тихо кралась девочка. Но никогда – ни разу вообще – я не видел, чтоб она во сне подошла ко мне. Я ждал её… наверное, её я во сне ждал с такою надеждою?.. Видел чуть разметавшие кудряшки каштановых волос… но она никогда близко ко мне не подходила. Всё обрывалось вмиг. Чернотой. И я просыпался обычно в ужасе. Я… ненавидел тот сон и почему-то я его очень любил. Тот самый, заветный миг, когда я стоял и слушал, как тихо поют, скрипя на ветру корявые сосны, как хвоинки от ветра шуршат на ветру. И как она подходит ко мне, ногами босыми ступая беззвучно. Но я почему-то её всегда появление слышал…

– Думаешь, Матарна из-за этого всего нарекут Забытым?

Забытые… как ножом по сердцу это слово, проклятие это, каждый раз, когда я его внезапно из уст остроухих или крылатых услышу!..

Арлика и ещё драконка, из немолодых, с лицом слегка уже обезображенным морщинами, прошли мимо меня, в стороне, то ли не заметив, то ли притворившись, будто меня не увидели.

– Не знаю. Не известно, чем это всё закончится!

Дом Матарна был не слишком большим, заваленным стопками бумаг, как и года три назад. Свитки валялись на балконе, свитки скатившиеся или комки листов смятых валялись в трещинах под его скалой. Свитков было ещё больше, в десятки раз больше, чем прежде. И почти не истлевших под солнцем, снегом и дождём. Свитки в этот раз все почти белели, свежие и выпавшие. И будто крови разводы на смятых комках.

Матарн сидел у своей постели, с бутылью вина. Взлохмаченный и несколько дней не спавший. Во время Долгой молодости не должны крылатые стареть, но общий вид его…

– Чё случилось-то? – я переместился, возле него на край кровати высокой присел, ногами болтая в воздухе. Комок бумаги зацепив. Вот тут уже ощутимо воняло кровью. Человеческой. И с примесью эльфийской.

Но молодой Наал Тан предпочитал не говорить, кто из отчаявшихся обратился в раз очередной к нему за помощью. Хотя случаи выживших он дотошно записывал.

– А ты чего пришёл? – проворчал он, снова вина отхлебнув.

– Мне б книженцию. Пустышку. Под основу заметок.

– За шкафом смотри. Если там ещё остались.

– Ага.

Я накопал там тетрадей три. Под кроватью – ещё девять. Трое были из партии одной. Забракованные видно.

– Хоть три, – он снова затянулся вином.

– Агась, – я подхватил три, к порогу прошёл. Не выдержав, остановился: – А помощь не нужна?

– Уже поздно, – проворчал он.

Я вышел почти. Нет, сердито вернулся.

– Что значит, что ты можешь стать Забытым?

– Ничего, – шумный вздох и, чуть помедлив: – Почти.

– Ну, ты обращайся, если чего, – подойдя, волосы ему растрепал ещё больше. – Даже, если станешь Забытым, – И вышел.

Как обычно меня не посвящали ни во что почти.

Вздохнул.

– Да что станет родственнику Старейшины? – тихо проворчал позади он, различив мой вздох.

И я уныло вышел.

Неделю корпел, заперевшись в чернореченском трактире, над своим трудом, вспоминая всё мне известное с уроков драконьей и эльфийской алхимии – насколько меня посвящали и насколько я сам подсмотрел. Человеческими учебниками по алхимии обложившись, с печатями школы близ Связьгорода и с печатями столицы Тайноземья. Не сразу на ум нашли подходящие цепи и их последствия… ага, и дней шесть, чтобы мой магический след с готовых трёх копий вытереть.

Пару деньков, дабы прикинуть, где бы копии забыть, на виду. Два городка в Тайноземье.

И… ничего не вышло. Опять никакой шумихи и возни! Книги в оплоте алхимии, с подписью имени алхимика неизвестного – сам его выдумал, да с видимыми нарушениями известных и признанных основ и веществ, фактов истории развития алхимии, каких не было среди человеческой, обыкновенной алхимии…

И ничего вообще людишки поганые не заметили! Никто ничего не повторил из придуманного мною! Тьфу!

Я сидел на берёзе, в стороне от небольшой реки. И рыбу ловил, самодельным удилом из искусственной нити. Она отталкивалась от ветвей деревьев, кустов и камышов, но веса рыбы небольшой хватало, чтобы порвалась и груз тонул. Я издалека пытался ловить рыбу. Ну, безумие. Ну, неудобно. Но скучно было. И другого я ничего не смог придумать.

По дороге, нет, чуть в стороне, шла бодрым шагом девушка в мужской одежде, с короткою стрижкою. Пониже лопаток немного волосы. Лет эдак семнадцати или восемнадцати на вид. Рыжая. Шла бесшумно и грациозно так, как будто просачиваясь сквозь магический слой.

Я подался слегка вперёд.

Как будто бы из людей, но края верхние ушей спрятаны под растрёпанной причёской. И грация, то, как принимал её Лес, хотя и для неё Лес чужой, но, судя по внимательной тишине, внимание на неё обративший. Эльфийка?.. Но что нужно сделать с девушкою из остроухих, чтобы шла в такой потрёпанной одежде, не мытой давно, потом пропахшей? Да ещё и прикидываясь простолюдинкой.

Я только раз подвинулся, а она чуть вздрогнула. Иначе посох свой перехватила, пошла прихрамывая вдруг. Но не слишком искусно. Поддельно. Да и посох… ствол дерева был слишком гладкий, сучки как-то слишком ровнёхонько обрезаны. Ага, внизу расщеплён и обмотан грязною ниткою, под цвет грязного подножия. А в щели слегка блеснул… хм, копьё.

Она уже прилично отошла, как затрещали кусты в стороне. Ага, там семеро простолюдинов, с дороги устав, дремали. Нет, похватав мечи и ножи, вывалились из-под кустов и ямы. Тьфу, намеренно вскопанной.

– Опять шляются нищие! – проворчал один.

– Да не, сегодня, гляди, красивая. Повеселимся.

Я выпустил удило и встал в полный рост на ветке, чуть захватывая магический слой, намечая складку между ног девушки и их. Но…

– А что, Мстислав не всех ещё мародёров перебил? – вопросила путница серьёзно.

– Я те поговорю…

– Волк, это… …, Светлана же ж!

Светлана? Та девица, что бродит по Черноречью, никому ничего не говоря о родине и без родни? Которая, как любят трындеть местные мужики, баб предпочитающие семейственных да послушных, не щадит никого, если рвался кто обокрасть или ей нахамить?

– Кому зубы надоели первому? – осведомилась дева неспешно, продолжая держать копьё будто посох.

– Твои? – попытался пошутить кто-то.

– Твои, – очаровательная улыбочка.

Характер горячий и хамка. Смелая. Бродит в рванье, пытаясь мужиком подделаться. А слух как у эльфийки. Это… полукровка! У остроухих совсем другие характеры в почёте, да и что мужики, что женщины брезгливые.