Любомор
Слова кольнули сердце, но Тьяна не позволила им попасть в голову.
– Прошу вас, – твёрдо произнесла она, – отпустите её.
– Кого предложишь взамен?
– Вам не нужен заложник, – вступил Мару. – Это отягощающее обстоятельство. Вас казнят.
– Чтобы казнить, надо вначале поймать.
– Корний, послушайте, ваша заложница – не только настоятельница Девы, но и мать Млады Требух. Вы говорили, что сожалеете о её смерти. Если это действительно так…
– Мать Млады, – повторил Крабух; приблизившись к Устии, он заглянул ей в лицо и снова посмотрел на Тьяну. – Так, так. Интересно. А не она ли отравила тебя?
Соображал мастер быстро, этого было не отнять. Тьяна замялась, взвешивая, соврать или сказать правду – и в следующее мгновение поняла, что замешательство стало для Крабуха ответом.
– Значит, она, – мастер покивал с задумчивым видом. – В идеале её должны приговорить к отравлению, но есть несколько «но». Статус настоятельницы. Личная трагедия. Набожность. Смертная казнь ей вряд ли светит, да и в тюрьму может не сесть. Защитники продавят невменяемость, положат в Арку, а оттуда не так уж сложно выйти.
Нехорошее предчувствие, будто капля горячего воска, обожгло Тьяну.
– Возможно, господин Медович прав, – Крабух взглянул на пузырек с «Кровобегом» в своей руке, – нам не следует брать заложников.
– Не надо! – у Тьяны сдавило горло.
Всё произошло быстро. Раздвинув пальцами губы Устии, Крабух сунул ей в рот горлышко флакона. Настоятельница зажмурилась, но покорно запрокинула голову и сделала глоток. Шея задёргалась, принимая новые порции яда. Опустив нож, Некос скользнул в сторону.
– Ааа! Аааа! – Ликин прерывистый вопль полетел над побережьем.
– Закрой ей глаза! – бросила Тьяна Еникаю, и сама, оттолкнув Мару, метнулась к сокружнице.
Крик оборвался. Младшая Требух обмякла, но осталась в сознании. На белом лице, перекошенном гримасой ужаса и боли, метались воспаленные глаза. Еникай мягко опустил её на землю, Тьяна села рядом. Положив голову сокружницы на колени, она склонилась над ней и зашептала: «Не смотри, не смотри, нельзя смотреть», а потом с губ сами собой посыпались имена ликов: «Светлая Олонь, Старая Рода, Синеокая Дарка». Им поклонялись родители.
До слуха долетели бульканье и хрип. Тьяна зажала Лике уши.
Можно было догадаться. Нужно было догадаться! Крабух жил и действовал по своим правилам. Запросто пускал в ход яды. Вершил правосудие по-сектантски. Тьяна продолжала шептать, прижимаясь к Лике: «Светлая Олонь, Старая Рода, Синеокая Дарка. Услышьте мольбу, будьте милостивы да примите в сонм новую душу, несмотря на грехи».
Загудел мотор, отдалился, заплескались и стихли волны. Подняв взгляд, Тьяна увидела Мару, Гнев и Еникая. Они сидели рядом и молча смотрели на неё. Боковое зрение уловило черную фигуру, лежащую в блестящей темно-багряной луже. Луна плескалась в крови.
– Отведу Лику в Погреб, – встряхнувшись, сказала Тьяна, – побуду с ней до утра, а когда откроется врачевальня, провожу туда.
– Я с тобой, – вызвался Еникай. – Вряд ли Лика сможет идти. Я понесу её.
– А нас с братцем, – Гнев покосилась на Мару, – ждёт самая грязная работёнка.
– Вы хотите спрятать тело? – Тьяна нахмурилась.
– Нет, хуже. – Револьвер поднялся над головой. – Объяснить всё Зоричу.
Бахнул выстрел. Тьяна вздрогнула, а Лика, обычно пугливая, даже не шевельнулась. Еникай осторожно поднял её и привалил к груди. Краска не тронула девичьи щёки, лицо осталось мёртвенно-бледным. Глядя на сокружницу, Тьяна почувствовала себя размокшей под дождём книгой. Ни твёрдости, ни смысла, и все слова, которые стоило бы сказать, расплылись в голове.
Мару встал и протянул ей руки.
– Мы всё расскажем Зоричу и сразу займёмся твоим спасением, – он сжал Тьянины пальцы. – Гнев нам поможет.
Раздражение поднялось от груди к горлу, и чуть не выплеснулось наружу: «Здесь нет никакого «нам», это твой план, а я по-прежнему ничего не знаю». Тьяна сдержалась. Зачем злиться на того, кто предлагает помощь, хоть и скрывает детали? Тем более, другого шанса на спасение не было. Вернее, он только что уплыл за горизонт.
Кивнув Мару, Тьяна вслед за Еникаем полезла на холм.
Вечеринка заглохла, и к Погребу стекались студенты. У входа заканчивались флиртовые дела: к тебе, ко мне или каждый к себе. Тьяна краем глаза заметила, что «щенки» под предводительством Воржака объединились в одну компанию с Рогоз и её подружками. Когда Еникай прошел мимо, Воржак глянул на безвольно висящую Лику:
– Это сколько ж надо выпить при таком весе, чтоб окосеть? Я думал, толстухи не пьянеют!
Рогоз и её стайка захихикали.
– Заткнись! – Кора пронеслась мимо, пнув сокружника по пути. – Вы где пропадали?
– Я врежу тебе попозже, жди. – Еникай бросил Воржаку многообещающую улыбку и повернулся к Коре. – Долгая история. Пошли с нами, поможешь. Ты говорила, у тебя есть всякие травки: для бодрости и не только. Успокоительные найдутся?
Кивнув, Кора зашагала рядом. Сейчас она напоминала солнце, со всех сторон затянутое тяжелыми тучами: казалось, из глаз вот-вот полетят молнии, а изо рта вырвется гром.
– Что с Ликой? Её кто-то обидел?
– Нет. У неё умерла мама, – без подробностей пояснила Тьяна.
Кора прижала ладонь к губам.
Найдя в Ликином кармане ключ, Тьяна отворила дверь в её комнату. Внутри пахло свежестью недавней уборки: паркет намыт до блеска, нигде ни пылинки. На стене, над кроватью, висели глиняные медальоны с ликами. В кресле у окна сидела вязаная игрушка – розовый заяц.
Еникай опустил младшую Требух на постель, но тотчас поднял снова, чтобы Кора откинула одеяло. Стянув с Лики грязные ботинки, Тьяна укутала её. Дыхание сокружницы было сбивчивым, лицо бескровным и безучастным. Тронув её за руку, Тьяна покачала головой: как ледышка.
Кора сходила за мешочком с травами, а Еникай вскипятил воду. Вместе они принялись за приготовление отвара, и вскоре комнату заполнил запах страстоцвета, тимьяна и липы – сладковатый, с горчинкой. Подув на чашку, Кора села на край постели.
– Лика, милая, выпей.
Та не пошевелилась. Обойдя кровать, Еникай осторожно приподнял Лику. Она не сопротивлялась, а когда Кора поднесла отвар к губам – безвольно приоткрыла рот. Глоток, ещё один. Тьяна содрогнулась, вспомнив, как Крабух поил Устию.
– Тебе надо поспать, – Кора поправила подушку и помогла Лике лечь. – И тебе тоже не помешало бы. – Она бросила взгляд на Тьяну. – Там осталось немного отвара.
Тьяна покачала головой. Единственное, что она позволила себе – забраться в кресло. Взяла зайца в руки, но быстро опустила на пол. Его наверняка связала Устия, а может Млада. Ликины мертвецы. Её семья, которой так быстро не стало.
Время шло, а младшая Требух не засыпала. Смотрела в потолок. Прерывисто дышала.
Увещевать её? Отвлекать болтовнёй? Обещать, что всё будет хорошо? Тьяна не знала, что говорить, остальные тоже, и все молчали. Кора листала учебник, взятый со стола. Еникай смотрел в окно, обхватив себя руками, и хмурился. Тьяна пыталась разобраться в своих мыслях, но они по-прежнему напоминали размокшие и склеенные страницы.
За окном занялся рассвет, и тогда Лика закрыла глаза. Дыхание выровнялось, лицо смягчилось. Тьяна сама не заметила, как подтянула колени к груди, свесила голову и позволила векам опуститься. Всего на мгновение. На один вдох. На один удар сердца.
Из тьмы выглянул Огний. Мёртвый, но живой. С ввалившимися глазами и наглой ухмылочкой на иссохших губах. Поправив мантию, он забормотал:
– Помнишь, как я приснился тебе впервые? Помнишь, как начинался тот сон? Помнишь, помнишь. Обманула всех. Сказала, что ничего не видела. У южной потаскухи – ни совести, ни чести. Вот только себя не проведешь. Знаешь, что будет? Знаешь, знаешь. Сначала я умер, а теперь его черед.
– Всё это сон? – голос, жалобный и хриплый, принадлежал Лике.
Тьяна распахнула глаза и села. Комнату заливал яркий свет нового дня. Еникай дремал на коврике, закинув руки за голову. Кора кошкой свернулась в Ликиных ногах.
– Всё это сон? – младшая Требух не мигая глядела на Тьяну. – Мама не травила тебя, не умирала, и Млада тоже жива?
Кора вздрогнула и подняла всклокоченную макушку. Зашевелился на полу Еникай. Тьяна проглотила шершавый камень, возникший в горле, но так и не смогла ничего сказать. Покачала головой.
– Тогда я ещё посплю. Может, когда проснусь в следующий раз, всё это окажется сном. – Лика закрыла глаза.
В дверь постучали, и Тьяна по звуку поняла: пришел старший мастер.
Встала. Открыла.
Вместе с Зоричем в комнату ввалились врачеватели с носилками. Осмотрев Лику, они переглянулись и подняли её.
– Что вы собираетесь делать? – Тьяна вдруг заволновалась, что младшую Требух отправят в Арку, и преградила врачевателям путь.
– Помыть, накормить и дать выспаться с грелкой под боком, – ответила крепкая женщина, которую Тьяна видела в часовне. – У девочки, по всей видимости, психогенный паралич.
Слова прозвучали достаточно убедительно, и Тьяна уступила врачевателям дорогу.
– Завтра на первом пароме, – заговорил Зорич, – мы с вами, Островски, отправимся в Сыскарное отделение Вельграда и не покинем его, пока вы не расскажете обо всём. Обо всём, – подчеркнул он.
– Завтра? – уточнила Тьяна.
Старший мастер сжал пальцы, обтянутые серой тканью.
– Такова личная просьба Марувия Медовича: дать вам день отдыха после пережитых потрясений. – Тон Зорича выдавал: он не верил, что Тьяна нуждается в передышке. – Я решил оказать ему услугу. Тем более, сегодня я занят.
– Встречаетесь с семьями Морши и Полока? – предположила Тьяна и, судя по поджатым губам старшего мастера, попала в цель.
– Выспитесь, – бросил Зорич. – И постарайтесь не умереть за эти сутки. А вас, Речик и Еллинек, ждёт учебный день. К вашему прискорбию, ни одно занятие не отменилось. Кроме художественного перевода. – И он шагнул за порог.
– Не умереть, – повторила Кора, когда за старшим мастером захлопнулась дверь. – Почему Зорька так сказал? «Постарайтесь не умереть за сутки».
– Всего лишь доброе напутствие, – отмахнулась Тьяна.
– Пусть делает со мной, что хочет, – сокружница потянулась, – а на уроки я сегодня не пойду. Ты как? – она бросила взгляд на Еникая.
– Тоже пас. Засяду за статью, – он выразительно посмотрел на Тьяну.
Кора немного сникла – ей явно хотелось прогуливать занятия в компании Еникая, – но тут же на лице появилось азартное выражение.
– А ты правда врежешь Воржаку за его поганый язык?
– Конечно. Только не сегодня. Пусть ходит и оглядывается. Ничто так не усиливает удар, как его ожидание.
Кора задорно хохотнула, и Тьяна почувствовала, как губы тронула улыбка.
Оставаться в Ликиной комнате больше не имело смысла, и все трое засобирались: Кора застелила постель, Еникай сполоснул чашку, а Тьяна усадила на место вязаного зайца. Выйдя за порог, они заперли дверь, попрощались и разошлись в разные стороны. Ключ решено было оставить у Тьяны.
Вернувшись к себе, она какое-то время бесцельно кружила по комнате. Хотелось спать и бежать со всех ног к Мару – одновременно. Тьяна посмотрела на влекущую подушку, но перед глазами тотчас всплыл Огний. Его ухмылка. Его намёки. Тьяна меньше всего хотела погрузиться в сон и увидеть Медовича с протянутым ножом. В памяти прозвучало: «Ты должна убить меня. Это единственный выход». По телу пронеслись колючие мурашки.
Где он сейчас? Чем занимается? Наверное, поглощен своим планом. Хорошо хоть взял в напарники Гнев – мозги у неё что надо.
Мысли постепенно приходили в порядок. Оттолкнувшись от Мару, они полетели к Крабуху. Как же он хотел нейтрализовать действие «Любомора»? Мастер не лгал, он точно о чём-то догадался. Думай, думай, Тьяна. Она потёрла пальцами виски.
Чем занимались культисты? Меняли рецептуры, пытаясь создать полезные бесуны – и даже не подозревали, что не изобретают ничего нового. Так уж совпало, что в их компании лишь Огний был представителем древнего рода, но его семейство либо не входило в «совет», либо не посвятило отпрыска в тайну. Поэтому Крабух и его подручные опирались только на свой опыт. Варили, заговаривали и устраивали поединки…
Поединки.
Тьяна остановилась посреди комнаты и чуть не задохнулась от озарения.
Она думала об этом раньше – о поединках между ядами. Может ли «Кровобег» победить «Любомор»? Всякий раз Тьяна приходила к выводу, что умрёт быстрее, чем один бесун поглотит другой. Мару считал так же.
А если принять полезный яд? Вероятно, он схлестнётся с «Любомором», одолеет его, но самой Тьяне не навредит. Да, да, это вполне может сработать! Тьяна резко глотнула воздух и зажмурилась. Она не сомневалась: к такому же выводу пришёл мастер переводов.
Губы растянула шальная улыбка.
Крабух не нужен ей, чтобы победить.
И Мару тоже не нужен. Для другого – да. Для этого – нет.
Ей надо расспросить «О», а если он не раскроет пару подходящих рецептур, обратиться к Луке. Рассказать всё как есть: про Велимира, Младу, Устию. Тогда правнучка Ястребога не откажет в помощи.
Энергия растеклась по телу: заколола в затылке, запульсировала в ногах. Тьяна опять зашагала по комнате. Голова немного кружилась, грохотало сердце, но это не мешало продумывать план. Свой план.
Лишь бы «Любомор» не почуял, что у неё появился шанс избавиться от него.
Тьяна остановилась. Опёрлась о стол. Приказала: не гори так ярко, не выдавай себя. «Пэстра, пэстра», – беззвучно шевельнулись губы. Надо успокоиться: поесть, или подышать свежим воздухом, или прочитать главу-другую учебника. Взгляд скользнул по книгам, разложенным по столешнице, и замер на серой обложке.
«Расширенное пособие о ядовитых основах».
Тьяна сразу вспомнила, где видела этот учебник: в комнате Мару. Сейчас между желтых страниц торчал белый уголок. Пальцы пробежали по тисненому названию и ухватили вложенный листок.
«В полночь, в оранжерее, ММ», – прочла Тьяна.
Взгляд метнулся к часам – девять утра, – и изо рта вылетело недовольное: «Хм-м». Нет, Тьяна не могла и не хотела так долго ждать. Что бы там ни задумал Медович, ей необязательно сидеть без дела аж до полуночи.
Наспех умывшись, Тьяна достала из шкафа остатки орехов и сухофруктов. Закинула в рот курагу, арахис, инжир – и поперхнулась, вспомнив, кто собрал для неё кулёк. С трудом проглотив, Тьяна надела «таблетку», повесила сумочку на плечо и покинула Погреб.
Академия оживала, готовясь к новому учебному дню. Двор заполонили студенты: одни зевали, другие сутулились над кружками с бодрящим отваром, третьи плелись к столовой в надежде восстановить силы. Мастера тоже не отличались свежестью и резвостью – ночь и для них выдалась бурной, хоть и по другой причине.
Зайдя в Склеп, Тьяна поднялась на верхний этаж и постучала в комнату Мару. Потом ещё раз, и ещё, но ответа не последовало. Прижавшись к двери, она обратилась в слух, но не уловила ни единого звука. Значит, Медовича там нет. Может, он у сестры? Вспомнив, где находится комната Гнев, Тьяна устремилась туда. Постучала. Второй раз. Третий. За дверью висела тишина.
Где же они?
Тьяна нахмурилась, а следом подумала: тем лучше. Медовичи не захотели посвящать её в свой план, и она тоже может обойтись без них. Надо только отыскать «О» и поговорить с ним. Покинув Склеп, Тьяна направилась в цуньгский павильон.
В пальцах покалывало от нетерпения: если она получит от тени рецептуры, то сама сварит и заговорит бесуны. Главное, чтобы на территории академии нашлись ингредиенты, а уж с мистерианским она как-нибудь совладает, не зря привезла с собой три словаря. Может, «Расширенное пособие о ядовитых основах» тоже пригодится.
Павильон встретил Тьяну неуютной тишиной. Без жаза, гомона и смеха он вновь превратился в унылое, покинутое место, медленно поглощаемое парком. Эл и Эм, вероятно, прибрались здесь после вечеринки, но её следы проступали то тут то там: бокал в траве, засохшие пятна можжевеловки на столе, чья-то забытая брошь, поблёскивающая в утреннем свете.
На входе в подсобку по-прежнему висел замок. Обойдя павильон, Тьяна остановилась у щели и тихо окликнула:
– «О», вы здесь?
Тень не отозвалась. Прикинув, сможет ли залезть на крышу, Тьяна быстро отмела этот вариант: её ловкости хватало лишь на то, чтобы не порезаться страницей учебника или убежать от злого петуха. Впрочем, второе удавалось не всегда.
Рисковать шеей и хребтом точно не следовало: крыша совсем прогнила, а в подсобке, скорее всего, никого не было. «О» вряд ли стал бы таиться от новой знакомой. На всякий случай Тьяна добавила:
– Мне нужно с вами поговорить. Это важно.
Прислушалась, пригляделась. Шелестели поредевшие за ночь кроны, луч солнца скользил по разорванному бумажному фонарику. Тьяна подумала, что слишком мало знает о порождениях «Ксемокве хен». Возможно, они живут лишь под покровом ночи и растворяются в рассветной дымке?
Тронув шляпку, Тьяна подождала немного и пошла к причалу. Оставался ещё один вариант: съездить в Вельград и поискать Луку. Где, как? Из груди вырвался тяжелый вздох. Где-то и как-то. Сперва, конечно, надо сунуться в «Аромат ночи»: сейчас клуб закрыт для посетителей, но персонал наверняка готовится к вечеру. А потом, если постигнет неудача…
Потом можно завернуть к дядюшке Рукокрюку за фокусом-предсказанием. Ну а что? Губы тронула улыбка. Два предыдущих, между прочим, сбылись: Тьяна увидела звёзды на земле – последних светлячков в году, а также убедилась, что добро можно найти во зле. Не будь у неё «Любомора», не было бы и первой в жизни любви. Вернее – Тьяна осеклась – влюблённости.
На причале ждал неприятный сюрприз. Паром как раз подходил к острову, несколько студентов толкались на побережье, но мускулистый мужчина в спортивной фиолетовой форме не пускал их за ограждение. Подойдя ближе, Тьяна услышала сердитый рокот:
– …последний раз повторяю: распоряжение старшего мастера. Покинуть остров можно только с его личного разрешения. Бланк, подпись, печать. Иначе не пущу.
Зорич неплохо подстраховался. Тьяна не сомневалась: новое правило введено специально для них с Мару – чтобы не вздумали сбежать и затеряться в Вельграде.
– Идите на занятия, нечего тут ошиваться! – прикрикнул тренер.
Студенты развернулись и, негодующе переглядываясь, побрели прочь.
– Тебя тоже касается, юная особа, – мужчина сурово посмотрел на Тьяну и, подтверждая догадку, добавил: – Я бы даже сказал, что тебя – в первую очередь. Наслышан о переводчице-первокружнице, сующей нос не в свои дела. Ступай с ликами.
Ничего не оставалось, как повернуть назад.
Бесцельное шатание по академии порядком утомило Тьяну. Присев на скамью, она с тоской подумала: не пойти ли на занятия? Сейчас Зойчек рассказывает сокружникам о произношении редких двойных согласных или ещё что-нибудь интересное. Вздохнув, Тьяна покачала головой: нет, сегодня ей всё-таки не до учёбы.
Тогда, может, навестить Лику?
Так Тьяна и поступила: пришла во вречевальню и, встретив знакомую женщину, попросила провести к младшей Требух. Врачевательница поупиралась немного, но слово за слово – и вот они уже сидели возле Ликиной койки. Для сокружницы выделили отдельный угол за ширмой. На тумбу поставили благовония, на грудь и под бока положили мешочки с горячим песком и травами, на левую руку намотали веревочку с глиняными ликами, а на правую надели мистерианский браслет из вулканического стекла и клыков диких кошек. По поверьям, он не давал умереть от горя.
– Мы тут, конечно, за науку, – вздохнула врачевательница. – Но когда повреждено не тело, а дух, любые средства хороши. Через полчаса у нас согревающий массаж. Можете остаться и помочь. Рук всегда не хватает.
Тьяна кивнула.
– Меня, кстати, Голуба зовут, а вас?
– Тьяна.
– Ну смотрите, чем можно помочь…
До позднего вечера Тьяна провозилась с Ликой и другими пациентами. Лучшая академия империи не щадила своих студентов. Большинство травилось в ядоварне, некоторые – во время собственных экспериментов. Во врачевальне, и правда, хватало дел и не хватало рук.
Младшая Требух в основном пребывала в полудреме. А когда приходила в себя, неизменно спрашивала: «Всё это сон?». Голуба велела не отвечать – лишь ласково улыбаться и поглаживать Лику по голове. Так Тьяна и делала. Изнутри кололо чувство вины.
– Идите, Тьяночка, – сказала врачевательница, когда за окнами сгустилась тьма, – измотались совсем. А завтра, будет желание, приходите снова.
Голуба говорила таким тоном, что ослушаться было невозможно: голос, как теплая мягкая лапа, поднял Тьяну и вынес из врачевальни. Собрав последние силы, она ещё раз прошла по утреннему маршруту: комната Мару, комната Гнев, цуньгский павильон. Всюду Тьяну встречала мертвенная тишина.
День, казавшийся бесконечным, песком протёк сквозь пальцы. Вернувшись в свою комнату, Тьяна с удивлением поняла, что до встречи с Мару осталось всего два часа. Есть не хотелось – её силком накормили во врачевальне, а вот сон по-звериному крался за ней и готовился напасть. Тьяна гнала его: очень уж не хотелось снова увидеть Огния.
Покинув комнату за полчаса до полуночи, она прошла мимо могилы Остора Ястребога, обогнула дом настоятеля и ступила на тропу, выстланную деревянными дощечками и украшенную с двух сторон пампасной травой. Пушистые кисти мягко касались рукавов кителя. До того, как выйти, Тьяна переоделась в студенческую форму.
Оранжерея с ядовитыми растениями располагалась на южной окраине академии. Стеклянная, трехъярусная, она просматривалась издалека и, подсвеченная газовыми фонарями, казалась волшебным дворцом. Конечно, на ночь оранжерею запирали, но Тьяна не сомневалась: Мару пустил в ход свои отмычки.
Прозрачная дверь легко поддалась, и она вошла внутрь. Аромат растений тотчас взял в плен: залез в нос, поселился в лёгких, осел на одежде и коже. Контраст с ночным воздухом оказался слишком велик, и у Тьяны закружилась голова. Пришлось какое-то время постоять у входа. Чуть пообвыкнув, она пошла вперёд по узкой дорожке.
В оранжерее висел полумрак, однако наружного фонарного света хватало, чтобы различать растения: вот фиолетовые цветы и смоляные ягоды красавки, вот трепетный белый олеандр, а вот густые заросли кричаще-розового рододендрона.
Мару нигде не было. Озираясь по сторонам, Тьяна дошла до центра оранжереи. Здесь располагался небольшой пруд с тёмной водой, поверхность которого покрывали крупные кувшинки. Вокруг росли плотоядные: мухоловки и непентесы.
– Тьяна, – донеслось в спину.
Кажется, он впервые назвал её по имени. А то всё «Островски, Островски».
Губ коснулась улыбка, в груди потеплело. Тьяна обернулась и увидела, что Мару стоит за разросшимся кустом дурмана. Достигший размеров средней яблони, он укрывал Медовича густой листвой и крупными бледными колокольцами. Тьяна глубоко вдохнула и немедленно различила любимый аромат среди плотного потока цветочно-травяных запахов. Пошла к дурману. К Мару.
– Что ты…
Медович вынырнул навстречу, и Тьяна пошатнулась: в руке он держал нож с чёрным лезвием. Как во сне. Как в проклятом, ненавистном, Хитвиком сне! В голове пролетело: «Этого не может быть», – потому что этого не могло быть. Тьяна, не моргая, уставилась на руку Мару. Пульс оборвался, разогнался и оборвался вновь. Схватив ртом тяжелый воздух, Тьяна попыталась вытолкнуть из себя хоть фразу, но вышла хриплая невнятица. Влажное сладко-горькое месиво ароматов запечатало горло.
– Послушай, Тьяна, – твёрдо произнес Мару.
Она знала каждое слово, которое прозвучит дальше.
– Ты должна убить меня. Это единственный выход.
Медович сделал шаг вперёд, Тьяна – назад. Он будто нападал, а она отступала.
– Я ошибся, нет никакого другого решения, только это.
Траурное лезвие не сияло – напротив, словно поглощало весь свет. В глазах у Тьяны темнело, и внутри разворачивалась чёрная бездна. Мару перехватил нож: теперь вперёд смотрело не острие, а рукоять.
– Убей меня, чтобы выжить. Я готов.
Всё вокруг померкло, кроме его лица. Оно приближалось, бледное, с горящими глазами и невыносимо-красивое. Приближался и нож, хотя Тьяна больше не видела его.
– Нет. Нет! – Слова наконец протиснулись наружу. – Я нашла другой способ. Надо сделать полезный бесун. Мы сможем!
Медович остановился, задумался на мгновение и сказал то, чего Тьяна не слышала в провидческом сне:
– Времени больше нет. – Свободной рукой он сжал переносицу, но не зажмурился и не отвёл взгляда. – Сейчас я всё чувствую иначе. Острее, чётче. И любовь к тебе, и твой яд. – Мару пристально смотрел на Тьяну. – Если не покончим с «Любомором» прямо сейчас, через несколько минут у тебя начнется приступ.
– Ты не знаешь, – просипела она. – Не можешь знать.
– Я же сказал, – возразил он, – сейчас я всё чувствую немного иначе. По-новому.
