Любомор

На горизонте маячила темная точка. Тьяна не сомневалась: судно с отравительницей шло к острову.

– Надо увести оттуда Брога и Трутника, – подала голос Гнев.

– Может, твой друг «О» их спугнет?

– Ты так и не понял, братец? – у Гнев сверкнули глаза. – Ему опасно показываться тем, кто здесь работает. Тогда его будут искать и не успокоятся, пока не перевернут вверх дном всю академию. А если гипотеза о заговоре верна, «О» просто сживут со свету.

– Она права, – Тьяна легонько толкнула Мару в плечо. – «О» знает то же, что знал Старик. Записи мы не нашли, но у нас есть кое-что получше. Кое-кто. Свидетель.

– Он – тень, – Медович обернулся и внимательно посмотрел на неё. – Ненастоящий человек. Ненастоящий свидетель.

– Зато, похоже, настоящий друг для твоей сестры, – Тьяна понизила голос. – Он спас ей жизнь, помог в учёбе. Мы не можем судить, кто он или что он, пока сами не увидим.

Окинув её непонятным взглядом, Мару отвернулся. История с тенью по какой-то причине тревожила его. Вероятно, он волновался за Гнев. Думал, что сестра напрасно связалась с порождением яда и тьмы. О тенях, созданных с помощью «Ксемокве хен», не говорили ничего хорошего. Сводить с ума прежних хозяев – таким был их удел, если судить по скудным записям. Возможно, «О» исполнил бы своё предназначение, да вот незадача: его владелец умер и доводить до безумия стало некого.

– Где он сейчас, твой «О»? – сухо бросил Мару.

Гнев посмотрела на него, глубоко вдохнула и вдруг сказала:

– Не бойся. Они свои. Друзья.

Обращалась она не к брату, а к спинке кресла. Так, по крайней мере, вначале показалось Тьяне. А стоило чуть напрячь зрение, как дрожь пронеслась по телу. Еникай делил укрытие с Ликой, сама Тьяна – с Мару, а рядом с Гнев сидела густая тень. Будто на статного мужчину вылили дёготь, а сверху присыпали углём. Крупный, длинноногий, он прижимал колени к выдающемуся подбородку.

– Они заняли моё место, – негромко прогудел «О».

Тьяна узнала голос. Именно его она слышала у стены цуньгского павильона.

Развернувшись, Тьяна крепко прижалась к Мару, но не от страха: ей хотелось получше рассмотреть тень. «О» не выглядел как Старик, но также не был предметом или явлением. Тьяна, несомненно, видела перед собой кого-то, а не что-то. Действие «Ксемокве хен» было истинным чудом: из неживого яд создавал живое.

Любопытство горячо заворочалось в груди. Тьяна невольно подалась вперёд, к тени, но Мару обхватил её и подтянул к себе. Она чувствовала, как колотится его сердце, но сама не ощущала опасности. Теперь, когда она видела «О», ей хотелось лишь одного: исследовать его. Рассмотреть хорошенько. Дотронуться. Поговорить.

Да, «О» выглядел как тень, но хранил воспоминания и знания основателя академии. Самого Остора Ястребога. Вот бы расспросить его обо всём!

Перехватив Тьянин взгляд, Гнев понимающе ухмыльнулась.

– Они заняли моё место, – повторил «О».

– Что он имеет в виду? – процедил Мару. – Он про нас?

– Ты забыл правила приличия? Невежливо говорить о человеке так, будто его нет рядом.

– О человеке, – акцентировал Медович.

Гнев фыркнула, но спорить не стала.

– «О» ворчит не на вас, а на Брога и Трутника. Они заняли его место на причале. Так что будем делать с ними?

– Я мог бы увести их, но не хочу оставлять Тьяну с…

– Всё в порядке, – оборвала она. – Я не боюсь. Только объясни, что собираешься делать? – меньше всего ей хотелось, чтобы Мару рисковал собой.

– Всё просто: скажу, что Зорич прислал меня на смену. Он вполне мог бы подключить кого-то из студентов, чтобы дать преподавателям отдохнуть час-другой.

– Дежурят по двое, – заметила Тьяна. – Возьми с собой Еникая.

– Да, но тогда, – шёпот согрел кожу, – тебя совсем некому будет защитить.

Сжав руку Мару, Тьяна заглянула ему в глаза.

– Почему ты не веришь Гнев? Почему считаешь, что «О» опасен?

– Потому что копия человека – это не человек, – голос Мару выдавал тревогу, но Тьяна никак не могла определить её источник. «О» сидел смирно, не проявлял агрессию и был чудом, а Медович отчего-то испытывал к нему сильную неприязнь. Неужели и тут – какая-то тайна?

– Во дурак, – скрипнула Гнев. – Ничего не случится, если Тэ немного пообщаться с «О». Это может быть даже полезно. Увидеть, что он почти как Остор. – На лице у Гнев появилось странное выражение: она будто между слов пыталась донести что-то до Мару. – Катер приближается, пора действовать.

Тьяна пригляделась к заливу: за время разговора точка заметно выросла. Силуэт моторного бота чётко вырисовывался на лунной дорожке. Заострённый приподнятый нос бодро разрезал волны.

Глубоко вдохнув, Медович не миг зажмурился, быстро глянул на Тьяну из-под ресниц и пополз к Еникаю. Вдвоём они спустились с холма и направились к причалу.

– Хороший план. Простой, но хороший, – прокомментировала Гнев. – Трутник точно купится.

– Да? Я ничего не знаю о мастере ботаники, но Мару, кажется, недолюбливает его. – Тьяна кинула на неё вопросительный взгляд.

– Их чувства не взаимны, так бывает, – Гнев хохотнула. – Трутник неровно дышит ко всем родовитым студентам и обучает, собственно, только их. То есть нас. – Она показала зубы. – На остальных ему плевать. Как говорится: плывите, барбариски. Поэтому братец его на дух не переносит.

В груди разлилось тепло, и Тьяна посмотрела в спину Мару. Чем больше она узнавала его, тем сильнее влюблялась. Он имел свои принципы и взгляды, был заботлив, решителен, умён и достаточно находчив. Жаль только, что скрывал от неё свой план…

Тьяна не слышала, о чём с Брогом и Трутником говорил Мару. Судя по жестам, он объяснял, что мужчины могут покинуть пост и пойти отдохнуть. Мастер ботаники активно кивал и чуть ли не заглядывал Медовичу в рот. Поза настоятеля выражала вялое сомнение.

– Тэ, пока у нас есть минутка-другая, – Гнев оценивающе поглядела на катер, – введи О в курс дела.

– Ты об Устии? – уточнила Тьяна.

– Чтобы рассказать об Устии, хватит десяти секунд. – Гнев фыркнула. – Я о заговоре. Послушай её, пожалуйста. – Она коснулась тени, и пальцы по фалангу утонули в чёрном маслянистом плече.

Тьяне захотелось повторить движение Гнев, но она сдержалась. Если всё пройдёт гладко, у неё будет время: и потрогать, и расспросить. А сейчас надо спешить. Быстро перебрав варианты – с чего бы начать? – Тьяна остановилась на личной теме:

– Меня зовут Тьяна Островски, и я знакома с вашей дочерью. С Яблонькой.

Словно камень, брошенный в тёмную воду, прозвище вызвало дрожь на поверхности «О». Его силуэт расплылся, но вскоре сгустился вновь, обретя куда более чёткие человеческие черты. Глазницы налились белым и серо-голубым. Прорезался рот, похожий на длинное тире, и две морщины взяли его в скобки. Непослушная седая прядь легла на высокий исчёрканный лоб.

Перед Тьяной возник Остор Ястребог.

– Яблонька. Моя Яблонька, – прогудел он натужно. – Она жива?

Тьяна сглотнула. То, что «О» сразу вступил в диалог, стало для неё неожиданностью. Казалось, тень не захочет общаться с незнакомкой.

– Жива, – Тьяна старалась, чтобы голос звучал мягко. – А ещё у вас есть правнучка. Лукарья. Все зовут её Лука.

Холодные глаза наполнились теплом и светом, но тотчас потухли. «О» медленно кивнул. В движении угадывались старость и усталость.

– Чем она занимается? – каждое слово давалось ему с трудом; Тьяна не знала, всегда ли он разговаривал так, или выбранная тема оказалась слишком тяжела.

– Лука помогает людям. Всем, кто нуждается. – Пора было переходить к главному. – Для этого ваша правнучка использует полезные бесуны.

Стариковское лицо вытянулось, и брови сошлись на переносице. Казалось, он не сразу поверил Тьяниным словам. Подавшись вперёд, «О» вгляделся ей в глаза и с трудом вытолкнул:

– Откуда ты знаешь?

Выдержав сверлящий взгляд, Тьяна сказала:

– Догадалась.

– А другие? Знают?

– Не все. И в этом проблема. Ваш секрет раскрыли, но им обладают только избранные…

Слова полетели, точно выпущенные из клеток птицы. Тьяна рассказала о раскопанной могиле, встрече с Лукой и чудесном исцелении маленького Мару. Она опустила много деталей ради скорости, но рассказ вроде получился связным. Гнев не вмешивалась, хотя Тьяна чувствовала: молчание давалось ей нелегко. Когда поток слов иссяк, обе уставились на тень. Внутри у Тьяны всё трепетало.

«О» по-стариковски пожевал бескровными губами.

– Радомир. Предал. – Тело утратило чёткие границы, и по нему пошла рябь. – Забрал. Дневник.

Тьяна кивнула. Её догадка подтвердилась.

– Я говорил, – «О» делал длинные паузы, из-за чего каждое слово обретало тяжесть, – открыть, когда будут готовы. Рассказать всем, не только высокородным. Хранить секрет, пока оссы не прекратят гонения на мистерианцев.

Глазницы «О» заволокло чёрным туманом, и черты Старика поплыли под натиском внутренней тьмы. Тень вновь стала тенью. Оттуда, где раньше был рот, прогудело:

– Зачем ты рассказала мне всё это, Тьяна Островски?

– Потому что мы нуждаемся в вашей помощи, – прямо ответила она. – Полезными бесунами уже пользуются, этого не откатить назад, но баланс нарушен. Одни владеют всем, другие ничем. Ваша правнучка пытается что-то делать, но силы неравны. Есть секреты, которые надо хранить. А есть те, которые приходится открывать. Нам нужна огласка. Нужен свидетель. Нужен Остор Ястребог.

«О» опустил голову и погрузился в молчание.

– Что ж, дружище, – Гнев сдвинула шляпу на затылок и потерла лоб, – у тебя будет время, чтобы подумать над нашим предложением. А сейчас окажи, пожалуйста, услугу. Тэ у нас вообще-то отравлена «Любомором»…

Тень Старика вскинула подбородок.

– Да-да, так и не скажешь, правда? – Гнев царапнула Тьяну взглядом; похоже, сердилась, что та не обратилась за помощью. – Сейчас к острову прибудет её убийца. В смысле, несостоявшаяся. Надо бы её припугнуть. Так, чтобы побежала от катера к скале. Там мы её примем. – И она быстро добавила несколько важных деталей.

«О» кивнул и вмиг утратил телесный объём: прилип к спинке кресла, стёк на траву и чёрным маслянистым пятном хлынул к обрыву. Исчез.

– Лика, – позвала Гнев. – Пора спускаться.

Разговаривая с «О», Тьяна совсем забыла о младшей Требух. Увы, вид говорящей тени поверг сокружницу в ужас. Она выпученными глазами следила за краем смотровой площадки, ловила воздух ртом и истово осеняла себя знамением ликов. Тьяна помогла ей подняться и, в попытке взбодрить, напомнила:

– Внизу нас ждут Еникай и Мару. Надо поспешить. Мы не можем их подвести.

Лика встряхнулась и кое-как зашагала рядом.

Они заранее решили, что укроются в гроте – все, кроме младшей Требух. Встретив мать, она попытается вытянуть из неё признание, потом в игру вступит «О», и только в конце – остальные.

Убедившись, что Лика не упадет в обморок и не повернет назад, Тьяна догнала Гнев.

– Это же ты уничтожила записи о «Теневике»? – мозг твердо решил, что даже самая маленькая тайна не должна остаться без ответа. – Я видела тебя в тот день в ядотеке.

– Паф, там толкалась уйма народу, – картинно отмахнулась Гнев.

– Да, но только у тебя был мотив. «Теневик» никому не нужен. Кроме той, кто столкнулся с его действием. «О» страдает. Он заперт здесь. Обречён на вечную жизнь тени, хотя осознаёт себя человеком. Ты уничтожила сведения о «Теневике», чтобы никто больше не создавал своих копий.

Гнев скосила глаза и, издав типичное медовичевское: «М-м», призналась:

– За то время, что мы знакомы, «О» двадцать два раз просил убить его. Ты права: он страдает. Но дорог мне. Слишком дорог, чтобы его лишиться.

– А это возможно? – Тьяна вскинула брови. – Убить тень?

– Да. Есть способ. Справится любой человек, кроме хозяина. Ну и сама тень тоже не может наложить на себя руки. – Гнев выдержала паузу и ухмыльнулась краем рта. – Об этом было написано в тех карточках, на которые я капнула «Праховеем». Не знаю точно, зачем я это сделала. Чтобы «О» никто никогда не убил? Или по той причине, которую озвучила ты?

– Может, и то и другое? – предположила Тьяна.

Гнев хмыкнула и пожала одним плечом. Сделав порывистый шаг вперед, Тьяна обернулась и посмотрела ей в глаза. Скороговоркой спросила:

– Мару открыл тебе план моего спасения?

Прямой взгляд. Наклон головы. Улыбка – чуть грустная, без иронии.

Вопрос не застал Гнев врасплох, и она спокойно ответила:

– Частично.

– Расскажешь?

– Я редко бываю согласна с братцем, но в данном случае, – она посмотрела на луну, – поверь, тебе лучше не знать.

– Почему?

– М-м. Я неверно выразилась. Тебе нельзя знать, – отрезала Гнев.

– Хцорвету оцелова, – с горечью пробормотала Тьяна.

– Научилась правильно произносить. Молодец, Тэ, – на плечо обрушился дружеский удар.

Продолжать разговор не имело смысла. Отстав от Гнев, Тьяна подождала Лику и помогла ей спуститься с крутого уступа.

Мару и Еникай нашлись в просторной расселине, прикрытой кустом сумаха – одна его сторона уже покраснела, а другая ещё сопротивлялась осени. Нырнув в грот, Тьяна тотчас угодила в объятия Медовича. Вглядевшись ей в лицо, он спросил:

– Как всё прошло?

– Непонятно. С Устией «О» поможет. С заговором – не знаю.

– Причаливает. Пора, – объявила Гнев.

Лика побледнела и схватилась за каменную стену. Тьяна и Мару попытались приободрить её: сказали, что она не одна, поблагодарили за помощь, вспомнили Младу и её несправедливую смерть. Слова не были ложью, но звучали неповоротливо и скупо. Еникай поступил мудрее: просто обнял Лику за плечи, поделился теплом, и оно придало ей немного сил. Щеки тронула краска, но смущение быстро прошло. Выйдя из грота, Лика направилась к причалу.

Звук мотора приблизился и затих. Волны захлестали по доскам, будто наказывая за что-то. Заскрипели сырые сваи. Осторожно выглянув из-за куста, Тьяна увидела, как на берег сходит настоятельница Девы.

Чёрное блестящее платье обтягивало круглые бока, на плечах топорщилась шкурка какого-то животного, на шляпке трепетала вуаль в горошек. Траур отдавал неуместным кокетством: возможно, Устия втиснулась в старый наряд, оставшийся после похорон мужа. Тогда она ещё была молода.

Жёлтый причальный фонарь заглянул настоятельнице в лицо, высветив сжатые губы, впалые щеки и темные круги под глазами. Было видно: смерть Млады придавила её, точно упавшее с неба надгробье, но Тьяна не чувствовала жалости к Устии. Только к её дочерям.

Лика остановилась, ссутулилась, чуть попятилась, но потом – медленно, медленно – пошла навстречу матери. Её кулаки были сжаты. Волосы подкидывал ветер.

– Где твоя шляпа? – неестественно-высоким голосом спросила Устия. – Где твои вещи?

Лика ответила что-то, но Тьяна не разобрала ни слова.

Настоятельница застыла. Покачнулась. И, будто нарочно для Тьяны, произнесла:

– Повтори, что ты сказала.

– Я не поеду с тобой, мама, – прозвенела Лика.

– У тебя истерика, – заключила Устия. – Поднимайся на борт, я дам тебе успокаивающий отвар. А вещи… вещи заберем позже. Пойдем.

– Нет, это не истерика.

Устия порывисто шагнула вперед. Тьяна подумала: схватит, поволочёт за собой, но настоятельница лишь прижала ладонь к Ликиному лбу, а потом нежно провела пальцами по щеке. Жест тревоги и заботы. Устия, похоже, была неплохой матерью. Не тянула Лику силком, не грозила и не замахивалась. Пыталась найти объяснение поведению дочери.

– Температуры нет, но тебя всю трясет, и румянец нездоровый.

Лика отступила назад.

– У меня не истерика, не лихорадка, не краснуха и не золотуха. Ни одна из хворей, от которых ты лечила меня всё детство. – Её голос окреп. – Меня преследует не болезнь, а проклятье. Проклятье, которое возникло из-за тебя!

– Лика, деточка, что ты такое говоришь? – Устия потянула руки к дочери, но та снова попятилась.

– Мама, признайся, ты кого-то убила?

Вопрос пощечиной обрушился на настоятельницу – она ахнула и пошатнулась. Напряженно вздохнул Еникай, Мару сжал Тьянину руку, а Гнев чуть не вывалилась из-за куста – все ждали развязки. Казалось, сама луна приблизилась к берегу, чтобы лучше слышать и видеть происходящее.

Устия не ответила, и Лика звенящим голосом продолжила:

– Меня преследует призрак. Покайся, мама. Только тогда он отстанет!

Гнев с воодушевлением потерла ладони: спектакль шёл по плану. Тьяна сомневалась, что младшая Требух справится с ролью, но Гнев слишком нравился собственный замысел. «Если человек верит в ликов, он верит и в привидений. Негласно, втайне, но верит. Неприкаянные души, преследующие грешников, это очень по-осски, – заявила она. – Только так мы сможем вывести Устию на признание».

– Лика… Лика… – задыхаясь, настоятельница потянула за высокий воротник платья. – Призраков не существует. Это всё горе. Горе заставляет тебя видеть то, чего нет. Я знаю. Деточка. Млада, папа. Мы всех потеряли. Есть только ты и я. Иди сюда.

– Мама, покайся! – с отчаянием выкрикнула Лика.

Это был сигнал.

Тьма сгустилась у основания фонаря, скользнула к ногам Устии и вздыбилась приливной волной. Вскрикнув, настоятельница зажала рот руками, шатнулась к дочери, но тень опередила. Черный вихрь закружил возле Лики. «О» не принял облик Старика, напротив – отбросил все человеческие черты. В одну секунду он напоминал мазутное пятно, в другую превращался в дым, в третью казался провалом в пустоту. Тьяна не видела лицо Лики, но подозревала, что на нём написан искренний ужас.

Развернувшись, младшая Требух изо всех сил побежала к гроту. «О» устремился за ней. Не думая, следом бросилась и Устия. Ракушечник захрустел под ногами, затем зачавкала мокрая земля. Достигнув сумаха, Лика остановилась, и тень снова заметалась перед ней. Так, должно быть, порождения «Ксемокве хен» преследовали своих бывших владельцев.

– Оставь! Оставь её, отродье!

Дрожа всем телом, Устия с кулаками бросилась на «О». Загустев на мгновение, он с лёгкостью отбросил её назад. Настоятельница упала на спину и беспомощной рыбиной заворочалась на земле. Лика дернулась, но не побежала к ней. Тьяна слышала тяжелое прерывистое дыхание сокружницы: в нём звучали не только измотанность и страх, но и сдерживаемые слёзы.

– Покайся, мама, – голос ослаб и охрип. – Прошу!

Устия встала на колени. Шляпка слетала с головы, пучок растрепался и съехал набок. На лице застыло потрясение, сквозь которое прорастала покорность. Осенив себя знамением ликов, настоятельница посмотрела на живую тень.

– Оставь её. Мучай меня. Это я виновата, – пальцы впились в юбку. – Я загубила жизнь одной студентки. Тьяны Островски. Купила «Любомор» на чёрном рынке, подговорила другую ученицу. Хотела, чтобы Островски убила своего подлого грязного женишка, и умерла сама. – Говоря, Устия снова и снова осеняла себя знамением ликов. – Это я, всё я. Оставь мою доченьку! Помилуйте, Чистая Нуша, Светлая Олонь, Старая Рода… – спрятав лицо в ладонях, она принялась перечислять имена святых.

Поняв, что его цель выполнена, «О» припал к скале и потёк вверх.

Лика разразилась рыданиями.

«Вот и всё», – подумала Тьяна.

Пора было покинуть укрытие, и сама природа словно решила напомнить об этом. Стены грота дрогнули, под ногами завибрировала земля, и по ушам ударил немыслимый металлически-каменный скрежет. Качнулись листья и соцветия сумаха. Схватив Тьяну за плечи, Мару вместе с ней выскочил наружу. Следом выбежали Гнев и Еникай.

– Землетрясение? – спросили сразу несколько голосов.

– Нет, – Тьяна смотрела на соседнюю расселину.

Природа оказалась ни при чём. Из тьмы, держа в левой руке открытый флакон с «Кровобегом», а в правой револьвер, вышел мастер Крабух.