Любомор

Закапывая могилу, она ни на секунду не переставала думать о Гневлиде. В том, что сестра Мару не имеет отношения к «совету», Тьяна не сомневалась. Гнев пришла к стеле не по чьему-то приказу, а по велению сердца. Она хотела только одного: чтобы мёртвого Старика оставили в покое. То же самое, пожалуй, могла потребовать Лука: всё-таки Остор Ястребог был её родственником.

Остор Ястребог.

Тьяна медленно моргнула, боясь спугнуть мысль.

Остор.

В голове закружился калейдоскоп из событий и слов: третье правило Гнев, размытый силуэт у причала, подслушанный в библиотеке разговор, живая тьма в павильоне, крик в ночи: «Всё для тебя!» и, наконец, «О».

Тьяна резко повернулась к Гнев.

– Ты так быстро поняла, что Рогоз отравлена «детским ядом». И так здорово придумала, что делать с Моршей и Полоком. И так хороша в мистерианском, – скороговоркой произнесла она. – Это оно научило тебя всему?

Гнев то ли покачнулась, то ли просто переступила с ноги на ногу. В её фигуре, и так изогнутой, появилось ещё больше острых углов. Охряные губы расплылись в усмешке.

– Нет. – Во взгляде Гнев Тьяна прочитала уважение вперемешку с привычной иронией. – Он лишь немного помог. Направил. В самом начале. И я больше не называю его «оно». Это тоже было в самом начале.

Мару и Еникай замерли с лопатами в руках, вслушиваясь в странный разговор. Оба решили не вмешиваться, и их доверие поддержало Тьяну. Куда заведет диалог, она не знала. Гнев не выказывала враждебности, но в её руке по-прежнему блестел револьвер.

– Кто он? – осторожно спросила Тьяна. – Я имею в виду, теперь. Действительно призрак?

– Ох, Тэ, – Гнев тихо, чуть нервно хохотнула, – а я-то думала, ты всё поняла.

– У меня было не так много времени, – Тьяна приподняла уголки губ. – Может, пойму, если подумаю несколько минут, но я бы предпочла послушать твою историю.

– Закапывайте, – бросила Гнев и, выдержав паузу, добавила: – А потом мы найдем какое-нибудь уединенное местечко и поговорим.

Тьяна кивнула. Слова Гнев будто придали ей сил, да и Еникаю с Мару тоже: земля споро полетела в яму, и вскоре над останками Старика вырос новый холм. Подхватив лопаты, они пошли к сараю, но тут за спинами раздались тихие удары. Тум, тум, тум. Все разом обернулись: на могилу с глухим звуком падали яблоки.

– Абхо зенек, це кохо коце Хотшеску, – произнесла Гнев, сунув пистолет за пояс.

«Да простит нас Хозяин последнего пира, что побеспокоили его гостя».

Вернув садовничий инвентарь, все четверо быстрым шагом направились к Погребу: в качестве «уединенного местечка» Тьяна предложила свою комнату. Шли в молчании. Ни Мару, ни Еникай не задали ни одного вопроса – и Тьяна была благодарна им. Она чувствовала, что тонкая нить доверия, протянувшаяся между ней и Гнев, могла лопнуть от чужого неосторожного вмешательства.

Лунная ночь висела над академией плотным, почти осязаемым серебряным покровом. Листья на деревьях, отяжелевшие от воды, едва колыхались на ветру и томно мерцали, а облетевшие ветви казались нарисованными тушью. Тьяна невольно подумала о Власте. Затем – о Полоке. Она старалась не пускать в голову эту очевидную мысль, но сейчас она всё-таки проскользнула: «Если я считаю Велимира, а не Полока, убийцей Млады, должна ли я так же думать о Власте?». У Тьяны не было ответа.

Погреб встретил тишиной и пустотой. Чей-то галстук свешивался с перил – похоже, один из переводчиков никак не мог выбрать образ для вечеринки и до последнего примерял варианты. Тьяна почему-то подумала на Воржака.

– Тебя не хватятся? – спросил Мару у Гнев, нарушив молчание. – Ты всё-таки хозяйка вечера.

– Эл и Эм за всем присмотрят. А мой личный смысл быть там… – она помедлила, – исчез.

Тьяне снова вспомнились выкрики Гнев: «Всё для тебя! Смотри, сколько нас! Мы все – твои!». Теперь она понимала, к кому были обращены её слова. И понимала, почему Гнев покинула собственную вечеринку.

Ключ хрустнул в замке, и Тьяна зажгла потолочную лампу. В электрическом свете её форма выглядела совсем плачевно, да и у Еникая с Мару не лучше. Ботинки они тщательно обтерли у входа в пансион, но с одежды падали комки влажной земли.

– Наверное, нам лучше сначала сходить в душ, – Еникай окинул взглядом Тьяну и Мару; округлив глаза, добавил: – Если что, я не имел в виду «всем вместе».

– Нам как раз вместе, – заметил Медович, – в том смысле, что душевая общая. Правда, мне не во что переодеться.

– Одолжу тебе что-нибудь. Только без нас не начинайте, – повернувшись к Гнев, Еникай блеснул простодушной улыбкой. – Очень уж хочется узнать, что происходит.

– Идите, – она махнула рукой и по-кошачьи прыгнула в кресло. – Так и быть, подожду.

Тьяне не хотелось оставлять её одну, но делать было нечего: грунт сыпался на паркет, кожа зудела под слоем грязи, и тело никак не согревалось. Отмыв руки над раковиной, она сунула в холщовый мешок полотенце, мыло, щетку и сменную одежду. Сердце быстро и неровно постукивало, подгоняя: надо скорее избавиться от следов и запаха могильной земли, а затем погрузиться в историю Гнев. Тьяна надеялась на искренность с её стороны.

В женской душевой, вопреки ожиданиям, шумела вода: не все ушли на вечеринку, а может, кто-то уже вернулся. Тьяна зашла в ближайшую кабинку, крутанула вентили и с удовольствием подставила лицо под лейку. Намылив щетку, заскребла по коже: мягкая губка тут бы не справилась.

Кто-то прошмыгнул к выходу. Пятки скрипнули о мокрую плитку, раздалось испуганное: «Ой!», последовал звук удара и второе ойканье. Выключив воду, Тьяна выглянула из кабинки. На полу, вся розовая от пара, распласталась Лика. Подняв голову, она округлила глаза, кое-как прикрылась руками и заплакала.

– Больно ударилась? – Тьяна потянулась к ней, чтобы помочь, но младшая Требух неловко отползла в сторону.

Пожать бы плечами да уйти. Видят лики, не время подтирать чужие сопли. Тем более, дочери своей отравительницы. Скрипнув зубами, Тьяна вышла в предбанник, сдернула Ликино полотенце с крючка и мягко бросила ей. Завернулась в своё. Спросила:

– Что случилось?

Ответа не последовало, и Тьяна быстро прикинула, что и как говорить дальше. Добавить строгости и нажима или, напротив, уйти в ласковость и чуткость. Выбрала второе.

– Лика, я же вижу, что-то произошло. Ты можешь мне доверять. – То же самое она недавно говорила Власте.

Распаренное тело скрылось под полотенцем. Плача и кряхтя, Лика поднялась на ноги, хотела выбежать прочь, но чуть не упала снова. Вжавшись в стену, она пуще прежнего залилась слезами, и через силу воскликнула:

– Мне нельзя разговаривать с тобой!

– Это ещё почему? – Тьяна скрестила руки на груди.

Громкий всхлип. Тяжелое дыхание. Новый приступ рыданий.

Тьяна ждала, притоптывая босой ногой, и сокружница наконец выдавила – не ответ, а вопрос:

– Ты меня убьешь?

– Что? – Тьяну качнуло от удивления: Лика явно говорила всерьез.

– Убьешь меня, как Младу? – голос сорвался на скулёж.

Понимание ошпарило, словно кипяток.

Устия! Вот же подлая курица.

– Твоя мать снова звонила в академию? Сказала, что я отравила Младу и велела держаться от меня подальше?

Лика хлюпнула и спрятала лицо в ладонях, но Тьяна и не нуждалась в ответах.

– Одевайся и пошли.

– К-куда? – Лика понурила плечи и свесила голову: похоже, она не сомневалась, что Тьяна поведет её в тёмный угол, чтобы прикончить.

– Ты была в часовне, знаешь о культе Крабуха и, уверена, Млада рассказывала тебе о гнусном поведении Велимира, – говоря, Тьяна быстро растиралась полотенцем, – но ты всё равно поверила матери. Неудивительно. Она имеет власть над тобой. К тому же, мать – это мать, к ней больше доверия, чем к подруге. – Она нарочно назвала себя так, а не «сокружницей» или «знакомой». – Не думаю, что смогу переубедить тебя, но, возможно, получится у кого-то другого. Одевайся, – повторила Тьяна.

Она помнила, с каким придыханием Лика говорила о Еникае, и рассудила: истина, прозвучавшая из уст привлекательного юноши, окажет большее влияние на сокружницу. Еникай был не в курсе ситуации с отравлением, но в комнате ждал ещё один красавчик. Её красавчик.

Плюс неопровержимая улика – письмо Власты.

Вздрагивая от рыданий, Лика обтерлась полотенцем и влезла в форму.

– Смотри, – Тьяна вывернула карманы, – пусто, никакого яда. Показываю, чтобы ты не боялась. А теперь пошли.

Мару и Еникай уже вернулись из душа. Первый устроился на кровати, второй на полу, а Гнев по-прежнему полулежала в кресле.

Медович и чудно, и чудно смотрелся в фиолетовой форме. Она была великовата, но подкатанные штанины и рукава пиджака придавали ему разгильдяйски очаровательный вид. Впрочем, Тьяна догадывалась: что ни надень на Мару – ей всё понравится. А если не надевать ничего вовсе… Она тряхнула головой, чтобы избавиться от несвоевременной мысли.

Стоило Лике войти в комнату, как три пары глаз уставились на неё. В каждой, но с разной интенсивностью, блестело удивление.

– Твои откровения придётся немного отложить, – Тьяна посмотрела на Гнев. – Начнём с моих.

Она указала Лике на кровать, и та опустилась на край. Глаза заметались между Мару и Еникаем, заплаканное лицо залилось румянцем. Сев рядом с Медовичем, Тьяна сказала:

– Это Лика, сестра убитой Млады Требух и дочь Устии Крижиницы. Об Устии вам надо знать две вещи: она – настоятельница академии Девы, где я училась, и… – Тьяна вдохнула, – моя отравительница.

– В каком смысле? – моргнул Еникай.

Гнев выпрямилась в кресле и подалась вперед, а Лика вскинула на Тьяну ошарашенный взгляд.

– Это правда, – подтвердил Мару.

Выдвинув ящик, Тьяна достала письмо Власты и зачитала вслух фрагмент с признанием. «Я подмешала яд тебе в чай по велению настоятельницы академии Девы Устии Крижиницы. Она пообещала, что порекомендует мои работы самой Осславе Медович…». Голос не подвел, но Тьяна чувствовала, как разогналось сердце и потяжелело дыхание.

– Это написала моя подруга, – пояснила она. – Расскажешь, что было в галерее? – взгляд устремился на Мару.

Кивнув, он быстро и складно изложил события вечера: от встречи с Властой до осколков, вынутых из её рта. Когда Медович закончил, в комнате на секунду повисла звенящая тишина, а потом Гнев спросила:

– Чем ты отравлена? – она жадно вглядывалась в лицо Тьяны, стараясь «на глазок» определить яд.

– «Любомором».

– А «Любомор», он разве… ну, его противоядие… – Еникай смешался, глянув на Мару.

– Да. Смерть того, кто любит, – Медович кивнул и закинул руку Тьяне на плечо.

– Вы идиоты! – Гнев сорвала шляпу, швырнула ее в сторону и запустила пальцы в спутанные кудри. – Хитвиковы придурки! Вам надо было сразу идти ко мне, а не разводить сраные любови!

– Ты знаешь какой-то другой антидот от «Любомора»? – Тьяна нахмурилась.

– Нет, но я знаю кучу людей! – Гнев взмахнула руками. – Троюродный дядя Эл и Эм при смерти и вполне мог бы в тебя втюриться. А вы, вместо того чтобы искать подходящего кандидата, устроили тут… устроили… у меня нет слов!

Мару прижал Тьяну к себе, выражая молчаливый протест. Гнев зарычала.

– Значит, ты умираешь? – пролепетала Лика; теперь в её лице не было ни кровинки. – И это… это сделала матушка?

– Что Устия сказала по телефону?

– Назвала тебя убийцей. И… – Лика охнула.

– И? – подтолкнула Тьяна.

– Не бойся, – добавил Мару, – рассказывай.

– И велела мне собрать вещи, – подавленным тоном закончила Лика.

– Она приедет за тобой? – Тьяна почувствовала, как закипает кровь. – Когда?

– Сегодня. До первого парома, в четыре или пять утра, как получится. Матушка сказала, что наймет катер и заберет меня.

Тьяна запрокинула голову и выдохнула сквозь зубы. Как же быстро разносятся новости в большом городе! Устия узнала о происшествии в галерее и занервничала. То ли решила, что Власта сдаст её. То ли услышала, что художницу навещала подруга. Тьяна не думала, что курица способна на молниеносную реакцию, но Устия умела удивлять.

Благочестивая тварь! Тьяна скрипнула зубами.

– В четыре или пять, – задумчиво повторила Гнев. – Ну, это она зря. Мы её встретим, припугнем и заставим дать чистосердечное признание. Оно, кстати, смягчает наказание. – Она глянула на Лику. – Если сама всё расскажет, её не отравят, а посадят в тюрьму.

Младшая Требух потупилась и украдкой смахнула слёзы.

– А чем пугать будем? – осведомился Еникай. – Твоим револьвером?

– Ну, можно приставить дуло к виску её дочери…

Лика вздрогнула, а Гнев растянула губы.

– …но мы же не злодеи. Поэтому попросим «О». Он точно будет там, у причала. И, поверьте, «О» умеет пугать.

– Ты готова рассказать о нём? – осторожно спросила Тьяна.

– Раз у нас сегодня ночь откровений, – Гнев иронично скривила брови, – то вот вам моё признание. Мой друг «О» – то, что осталось от Остора Ястребога.

Тишину, залившую комнату, можно было есть ложкой.

– Тэ уже догадалась об этом, – Гнев сама прервала молчание, – но подумала, что «О» – призрак. Наивная душа. – Она фыркнула. – Призраков не существует. Только яды.

– Яды, – повторила Тьяна, пытаясь разглядеть кехел: он зарницей мелькал на горизонте.

Мару опередил.

– «Теневик».

– Паф. Точно в цель, братец. Старик славился тем, что ставил на себе эксперименты. Незадолго до смерти он принял «Ксемокве хен», чтобы проверить догадку: тень способна пережить своего владельца. Так и оказалось. Остор умер, а «О» остался.

– Ты встретила его, когда мы приезжали на экскурсию?

– Да. Он облюбовал цуньгский павильон. Надо же было где-то жить. Я гуляла, набрела на заброшку, залезла на крышу…

Мару шумно вздохнул.

– …и провалилась в подсобку. Переломала бы все кости, если бы «О» не подхватил меня.

– Как это возможно? – Еникай откинул косы на спину. – Он же тень!

– У него больше способностей, чем ты можешь представить, Еллинек. – Гнев смерила его снисходительным взглядом. – «О» запросто принимает форму Старика – так, что не отличишь от живого. Хотя его основное состояние – бесплотная тьма. В таком виде он может проникать везде, где захочет, и ускользать от чужого взгляда. Вначале я не понимала, почему он не сбежал через щель в стене, когда я свалилась ему на голову. А потом мы познакомились и всё стало ясно. – Она сделала паузу и улыбнулась. Тепло, немного грустно и без привычного ехидства. – «О» бережёт нас. Нас всех. Здесь, в академии. Он как лик в сонме, только с одной разницей: ликов не существует.

– Значит, вечеринка была, в первую очередь, для него? Для «О»? Это ему ты кричала: «Всё для тебя!», потому что…

– Он никогда не прочь посмотреть на своих выкормышей.

– Если «О» такой добрый, почему ты сказала, что он сожрет мою душу? – Тьяна оставалась настороже.

– Да потому что у тебя на лице написано, какая ты пытливая зануда. «О» ещё не готов открывать свои секреты, а ты могла догадаться о его сущности раньше времени. В твоих глазах виден ум. Жаль только, его не хватило, чтобы не связываться с моим братцем.

– Не отвлекайся, – с жесткостью, редко звучавшей в его голосе, одернул Мару. – Что тень Старика рассказала тебе?

Гнев прищурилась и пожала плечами.

– На самом деле, ничего особенного. «О» немного помог мне в учёбе. Подтянул произношение и ядовитую ботанику. Вот и всё.

– А ещё рассказал, что лежит в его могиле.

Медовичи тяжело уставились друг на друга.

– Нет, – Гнев качнула головой. – Он всегда твердит одно и то же: могилу нельзя открывать. Думаю, у него есть на это причины.

– А ты не спрашивала, какие?

– Десять раз, – бросила Гнев. – И десять раз получала в ответ: «Хцорвету оцелова».

– Ну точно, мы теперь прокляты, – пробормотал Еникай.

– «О» больше ничего не говорил о могиле? – уточнила Тьяна. – Совсем?

– Иногда он бормочет: «Яблонька моя, яблонька, как ты там?» или что-то такое. В общем, вспоминает о дереве, растущем у стелы. Даже не знаю, почему.

Тьяна и Мару переглянулись. «О» явно имел в виду другую Яблоньку.

– А один раз сказал, – Гнев наморщила лоб, – «Радомир ведает, почему нельзя гробовину открывать». Больше ничего.

– А что за Радомир, спросила?

– За дуру меня держишь, братец? – рыкнула Гнев. – Разумеется, спросила, но ответа не получила. Сама нашла, в архиве академии. «О» имел в виду Радомира Певна, он был старшим мастером при первом наборе.

– У Певна остались потомки?

– Наверное. А что?

– Ни разу не слышал такую фамилию. Если он принадлежал к древнему роду…

– Опять за своё! – простонала Гнев.

Тьяна и Мару снова переглянулись.

– Ты сказала, сегодня «ночь откровений». У нас с Мару появилась гипотеза…

– У тебя появилась, – поправил Медович, с нежностью и уважением посмотрев на Тьяну. – Я тут ни при чём.

– Очень даже при чём. Без тебя…

– Тьфу, ещё расцелуйтесь! – рявкнула Гнев. – Говорите уже, что за гипотеза. Сразу скажу: ни в какой заговор предков я не верю, но мой любознательный мозг хочет услышать продолжение.

Тьяна взглянула на часы: стрелки подбирались к двум ночи. Времени хватит, чтобы рассказать о полезных ядах. О поселении в парке, визите Луки и изменённом «Огнетворе». Обо всём. Тьяна с сомнением покосилась на сокружницу, но выставлять её за дверь показалось неправильным. Может, если Лика узнает правду, ей будет легче принять сторону Тьяны?

– Ты начинай, – подбодрил Мару, – а я подхвачу, если надо будет.

Однако его помощи не понадобилось. Факт за фактом, эпизод за эпизодом, Тьяна выстроила довольно-таки стройный рассказ. Может, не напрасно в Деве её мучили пересказами «Деяний светлых ликов».

Когда Тьяна закончила, впалая грудь Гневлиды вздулась от глубокого, на пределе возможностей, вдоха. Еникай присвистнул.

– Хитвик побери. Это тянет уже не на статью. На цикл.

– Главное, чтобы напечатали, – заметил Мару.

– Я держу руку на пульсе, – заверил Еникай. – В «Вельградских временах» год назад сменилось руководство. Раньше газета принадлежала Проповичам, как раз представителям древнего рода. А теперь, – он сделал короткую паузу, – Еллинекам. Её выкупил мой двоюродный дед, по крови мистерианец и марев.

– Тогда почему ты волновался из-за статьи, если газета принадлежит твоим родственникам? – Тьяна приподняла брови.

– Может, потому, что я – за честную журналистику? Даже на стажировку подался под псевдонимом, – Еникай горделиво улыбнулся и уточнил: – Но цикл о заговоре буду печатать под своими именем, и сделаю всё, чтобы дед Рихехас его принял.

– Значит, «О» всё это время имел в виду не дерево, а свою дочь, – медленно произнесла Гнев, потирая виски. – Не верю, что говорю это, но гипотеза Тэ звучит разумно. В это трудно, очень трудно поверить, но… вера и логика не всегда хекк шаа.

«Гуляют вместе», – вспомнила Тьяна.

Вцепившись в подлокотники, Гнев резко встала и зашагала по комнате.

– Предположим, в могиле Старика лежали какие-то важные документы. Например, дневник с рецептурами полезных бесунов. «О» говорил, что их нельзя доставать. Почему? Потому что так перед смертью думал Остор. Как бы я ни любила «О», – у неё дрогнул голос, – я знаю: он – лишь копия Старика. Ни больше ни меньше.

– А дневник всё равно раскопали, – включился Еникай. – Скорее всего, это сделал Радомир. Старик доверился ему, попросил охранять могилу, а старший мастер поступил по-своему. Достал записи, прочитал, обалдел…

– И понял, – подхватил Мару, – что в его руках – деньги и власть. На долгие годы.

– Да, – Гнев посмотрела на брата, – но мне всё равно неясно, почему Остор изначально хотел сохранить рецептуры в тайне. Плохие яды – нате, пользуйтесь. А хорошие – унесём в могилу? – Она всплеснула руками.

– Старик поступил так из-за семьи. – Зарница вспыхнула в Тьяниной голове, и в свете на мгновение мелькнуло лицо деда. – Он влюбился в мистерианку, у них родилась дочь, новая семья открыла ему правду, но попросила сохранить рецептуры в секрете. Мистерианцы не хотели, чтобы захватчики завладели полезными бесунами. Может, надеялись, что оссы перетравят друг друга «Любоморами» и «Огнетворами», но мы оказались чуточку умнее. Вернее, хитрее. – Она вздохнула. – Да, Старик сделал это ради семьи.

Так же, как её дедушка, угробивший здоровье за долги сына.

Ради семьи.

Все надолго замолчали. Тишину прервал робкий вопрос Лики:

– А почему основатель не сжег дневник? Зачем он вообще что-то записывал?

Тьяна, Мару, Еникай и Гнев переглянулись между собой. Они понимали Старика. Дух исследователя и экспериментатора невозможно было изжить: как ни задавливай, он возьмёт верх. Полезные бесуны, чудо магии и науки, не могли просто кануть в небытие. Остор Ястребог оставил им маленький шанс.

– Пора, – хрипло произнесла Гнев, бросив взгляд на часы. – «О» скоро появится у причала. Нам надо поговорить с ним и подготовиться к засаде. – Она поправила револьвер за поясом.

– Почему тень всегда приходит к причалу в это время? – спросила Тьяна.

– Потому что ему грустно.

Все вышли из комнаты. Запирая замок, Тьяна бросила взгляд через плечо: хотела удостовериться, что между Медовичами установился мир. Мару что-то шептал Гнев на ухо, и та круглыми глазами смотрела на Тьяну. Поймав встречный взгляд, она поспешно отвернулась.