Весна прифронтовая. Шаги победы

– Не грусти. Нам всем сейчас не сладко. Как звали брата?

– Виктор. Хороший был парень. Веселый и озорной. Меня любил. Мы были с ним не разлей вода. Недавно письмо из Сибири получила, – Катя сделала многозначительную паузу. – У нас там почти нет родственников. Старшая сестра с мамой работают на заводе.

– Тяжело… – задумчиво произнесла Нина. – Надеюсь, выживем!

Девушки с Холодовым поели пресные щи и картофель в столовой. Затем пошли на вечерний обход палат. Раненные солдаты вели себя тихо и прекращали острить при виде сурового и беспристрастного лица главного врача. Было понятно, что они снова рвались вступить в схватку с врагом. Холодов рекомендовал, как лучше лечить и какими новыми препаратами, чтобы быстрее поставить на ноги. Он специально оттягивал день выписки до полного выздоровления. Назначал лечение, чтобы пациенты потом не жаловались. Да и жаловаться было некому. Некоторых хоронили невдалеке от госпиталя. После небольшого отпевания и причитания могилу закапывали и ставили крест с надписью о координатах жизни. Фамилию и имя заносили в списки умерших бойцов.

– Какой из тебя солдат, если ты едва ходить научился. Тебя военная комиссия сразу забракует. Нет, надо подождать, – повторял Холодов. – Тебе крупно повезло, что попал к нам, лечись и выздоравливай!

Нина и Катя закончили обход палат и боксов. Назначений на завтра было достаточно, и они решили отдохнуть.

– Нина, искупаемся в речке. Там есть мелкие места, можно позагорать.

– Не возражаю, пойдем.

Они взяли полотенца, тазик для стирки белья, салфетки, грязные портянки. Ветерок дул в лицо и шевелил волосы. Через минут пять или десять они подошли к реке, расположились на берегу около камышей и стали застирывать белье: кровавые бинты и простыни.

– Знаешь Катя, а я ведь тоже родом в Сибири. Из Иркутской области. Была там?

– Нет, вообще мы мало ездили, – статная фигура девушки отражалась в воде, после паузы Катя продолжила очень выразительно. – Значит мы землячки. Как хорошо, что мы встретились с тобой здесь, правда?

– Наверно. У войны свои законы, поэтому будем помогать фронту. Моя мама тоже в госпитале работает в Саратове.

– Они на заводе по три смены снаряды льют. Дома почти не бывают. Работают по очереди.

Солнце начинало садиться. Девушки разделись, сложили белье на траве и медленно зашли в воду. Вода была чистая и прохладная. Нина умела плавать, и сразу заплыла очень далеко. Катя стояла у берега и плескалась.

– Катя, плыви, – позвала Нина и помахала рукой. – Вот сюда.

– Не умею. Боюсь глубины. Сколько раз училась, но бесполезно.

Девушки искупались, оделись, захватили постиранное белье и вернулись в госпиталь. На следующий день приехал вагон с ранеными и тяжело контуженными. Из разговоров Нина поняла, что враг подходит к Волге. «Значит, Иван доехал до своей части и сражается где-то на подступах к Сталинграду». Нине хотелось в самую гущу событий.

– Успеете навоеваться, Нина. Опыта набирайтесь. В таких страшных условиях на поле боя будете из окопов солдат на себе выносить. Мы сами там были. Рецепты и процедуры – это для мирного времени. Точно уверены, что сумеете оперировать под пулями? – успокаивал ее Холодов.

– Сложность задачи не умаляет наших способностей. Мы хотим с Катей на фронт в одну часть, – просила Нина Холодова. – Моих знаний достаточно.

Она была в недоумении, поскольку они договорились ехать вместе и чем раньше, тем лучше. Дни шли своим обычным ритмом. Сразу через неделю Нина написала письмо маме в Саратов.

«Дорогая мама! Доехали с Ваней благополучно и расстались в Москве. Он поехал в свою часть. Самочувствие у меня нормальное. Скучаю по дому. Не печалься обо мне. Познакомилась с персоналом. Питаемся три раза в день в госпитале. Здесь в селе рынок, где есть фрукты: яблоки, груши, сливы и вишня. Продают рыбу: карасей, лещей, щук. Трудимся круглосуточно. Надеюсь попасть на фронт. Целую, Нина».

Она как обычно сложила письмо, поцеловала и спрятала, чтобы при первой возможности отправить. Девушки слушали радио после перевязок и уколов каждый день с напряжением и вниманием, переживали за поражения, радовались успехам. Все чаще и чаще передавали сообщения с фронта о победном марше советских войск. Медленно, пядь за пядью, теснили советские воины фашистов с территории СССР.

Концерт

Лето подходило к концу. Зеленый пейзаж начинало сменять золото листвы. Во всей природе появилась какая-то лень и нега.

В этой тишине и монотонности будней чувствовалось волнение и тревога за судьбу страны. Нина трудилась круглые сутки, забывая об усталости. Бойцы хотели пить и стонали. Она научилась проводить сложнейшие операции, и все время помнила слова Холодова. Катя, когда вспоминала о доме во время перевязок, тихонько пела глубоким, сильным голосом. Она знала много русских народных песен. Нина тоже петь умела и любила. Она хорошо декламировала и могла наизусть рассказать две первых главы поэмы «Евгений Онегин» Пушкина. Медперсонал организовал концерт для раненых бойцов в один из субботних вечеров. Кроме подруг в концерте приняли участие другие сотрудники госпиталя. Две операционные сестры подготовили инсценированное чтение басен Крылова, служащие столовой станцевали матросский танец.

Катя вызвалась объявлять артистов. В самой большой палате сдвинули кровати и, на образовавшемся небольшом пространстве, стали исполнять свои номера. Все больные, исключая тех, кто не мог передвигаться, собрались в определенное время в палате для выздоравливающих красноармейцев.

– Выйдешь на сцену, на зрителей посмотри внимательно, повтори стихи, улыбнись и поклонись в конце выступления, – шептала она на ухо Нине перед ее выходом, подбадривая. – И успокойся, не волнуйся так сильно.

– Все помню, – Нина волновалась больше других, вспоминая свои выступления в школьных кружках самодеятельности, и удивлялась таланту и терпению всех своих учителей школы, рабфака и вуза.

Выйдя в центр палаты-сцены, Нина откашлялась и стала декламировать:

Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог,
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!

«Зал» сидел в оцепенении. Слушали, затаив дыхание: кто вспомнил детство, родной дом и родителей, кто школу и любимых учителей.

Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя.

Стоящие в коридоре сотрудники госпиталя открыли шире дверь, чтобы послушать выступление Нины. Служащие столовой едва успели отдышаться после танца, и подошли ближе к распахнутой двери палаты. Нина декламировала долго. Ее иногда прерывали стоны и всхлипывания. Закончила Нина свое выступление словами:

Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.

Все стали аплодировать. Холодов сидел, сгорбившись, в своем стуле, просматривал списки больных и расходные счета. Нина залилась краской, улыбнулась, поклонилась, как ее учила Катя, и отошла в сторону. Последним номером концерта выступала Катя Серебренникова. Бойцы знали ее как заботливую сестру и замечательную певицу. Исполнив три народные песни: «Во поле береза стояла», «Ах, вы, сени мои, сени», «Ой, мороз, мороз», ушла со «сцены». Больные остались довольны. Концерт удался, вечером вспоминали задушевные песни Кати, когда рвали простыни на бинты и салфетки.

На следующий день утром, перед обходом Холодов пригласил Нину в свой кабинет на серьезный разговор. Она вошла в кабинет, главврач расхаживал из угла в угол, всем своим видом демонстрируя озабоченность. У него было серьезное лицо мудрого и проницательного человека. Нина осмелела, и ее впечатлил вид этого сильного человека.

– Здравия желаю! – у нее мурашки пробежали по спине от взгляда его серых глаз, слегка прикрытых тяжелыми веками.

«Сколько пришлось пережить этому человеку, сколько человеческих жизней он спас», – думала санинструктор. – «Великий человек».

– Дорогая, Мельченко! – он остановился у окна, и в глазах его промелькнула тревога. – Заходи, присаживайся…

– Так точно, – улыбнулась и Нина села на массивное старинное кресло, украшенное витой резьбой с цветами и листьями, которое осталось в госпитале с дореволюционных времен. – Мне очень понравилось у вас. Надеюсь остаться в вашем распоряжении.

Польщенный главврач расправил спину, и как будто сделался гораздо выше ростом. Он тоже улыбнулся морщинками в уголках глаз, его взгляд столкнулся с взглядом санинструктора. Нина заметила на его лице чуть ниже подбородка шрам, полученный им, вероятно, во время ранения или боевой операции на фронте.

– Должен тебе сообщить, что мы получаем лекарства из Москвы. Некоторые из них наркотического и успокоительного действия, они хранятся у меня в сейфе. Это промидол, омнопон и седуксен. Спирт получает старшая медсестра. Будешь получать по особому назначению лично в руки. Ясно?